А что Корнелия?
ЛОРА. Как она раздражает! Терпеть ее не могу. Может, она и хорошенькая — поэтому Рождер с ней и сошелся — но уж очень заурядная, и если не знать, кем она работает на самом деле, можно подумать, что в булочной торгует. И в голову не придет, что она вполне себе преуспевающий дизайнер. По-видимому, в Австралии ее заказами закидали.
ФРЭНК. Я думал, она по научной части.
ЛОРА. Она начала учить староанглийский — так, между делом. Представляешь? Меня тошнит от этого. А сейчас она наконец-то забеременела, после стольких попыток, так что приготовься слушать болтовню будущей мамаши. А Роджер! Ведет себя как ребенок, иногда хочется его просто отшлепать. Он же младшенький, ему всегда все сходило с рук. Рядом с ним Филлип — просто взрослый мужик.
ФРЭНК. О, Филлип…
ЛОРА. В смысле — о, Филлип?
ФРЭНК. В смысле… Да нет, ничего…
ЛОРА. Ну, он, конечно, не идеален, но если посмотреть, какие мужчины его воспитывали…
ФРЭНК. Спасибо.
ЛОРА. Ну я же не тебя имела в виду, и ты это знаешь! Господи, да если бы не ты!..
Она обнимает и целует его.
Я говорю о других мужчинах в его жизни.
ФРЭНК. Ты слишком сурова к Деннису.
ЛОРА. Как будто он ко мне не придирается, просто он не выносит это на люди. Я так рада, что Филлип приехал. Когда мы остаемся вдвоем, мы чаще ругаемся. Поражаюсь, как мы еще друг друга не убили.
ФРЭНК. Не все же время вы ругаетесь.
ЛОРА. Ну, если только не дуемся друг на друга. А долго дуться мы не можем, потому что обязательно надо снова начать ругаться. Лучше уж быть одному, честное слово! Боже мой!
Она вдруг останавливается.
Говорю, аж самой противно. И как я могла все прошляпить? Мне сорок пять, и что? И ничего. А сколько было планов… Даже и не начинала. Я просто мать, и все.
ФРЭНК. Это важно.
ЛОРА. Этого недостаточно.
ФРЭНК. Ну, ты все время что-то делаешь. Никогда не бездельничаешь.
ЛОРА. Я знаю, знаю. У меня курсы, хор, сад, тот комитет, этот комитет, но что толку-то? Мне от этого не легче. Ой, извини, заболталась, как будто у тебя у самого мало забот. Расскажи ты о себе. Как ты, в порядке? Выглядишь хорошо. Пишешь? Расскажи.
ФРЭНК. Не сказать, чтобы сейчас хорошо писалось…
ЛОРА. Неужели я всегда такой была? Наверно, да. Какой ужас! Нет, все-таки нет. Думаю, я изменилась, как тебе кажется? А может, и не изменилась. Нет, я точно знаю, я раньше была счастлива. А может, и не была. Не знаю. Как ты думаешь, я изменилась? Бели бы не Филлип, я бы с ума сошла. Извини, ты говорил про…
ФРЭНК. Не имеет значения.
ЛОРА. Нет, имеет. Про твою пьесу. Расскажи.
ФРЭНК. Честно говоря, она мне непросто дается. Никак не могу уловить…
ЛОРА. Нет идей.
ФРЭНК. Возможно. Вообще-то у меня сейчас довольно тяжелый период. Меня постоянно обвиняют, что я пишу об одном и том же.
ЛОРА. Это о чем же?
ФРЭНК. Якобы о себе, но это совсем не так. Говорят, что это признак творческого банкротства.
ЛОРА. По-моему, личный опыт — единственное, о чем вообще стоит писать.
ФРЭНК. Но моя жизнь не так уж интересна, а была бы интересна, у меня не было бы времени о ней писать.
ЛОРА. О, как бы я хотела, чтобы сегодняшнего вечера просто не было!
ФРЭНК. Да… Хорошие оливки.
ЛОРА. Ты знаешь, ты прав. Я несправедлива к Деннису. Может быть, мы слишком друг к другу привыкли.
ФРЭНК. Возможно.
ЛОРА. Думаю, мне с ним повезло — в каком-то смысле. Он добрый, правда?
ФРЭНК. Правда.
ЛОРА. И он всегда со мной хорошо обращался, да?
ФРЭНК. Да.
ЛОРА. Я всегда могу на него опереться. Он… удобный — как мягкое кресло. (Резко открывает веер.)
Какая прелестная… Вообще-то, я собираюсь от него уйти.
ФРЭНК. Ты это уже не первый год говоришь.
ЛОРА. На этот раз я серьезно. Как только Филлип закончит школу…
В дверях появляется ФИЛЛИП, растрепанный, в трусах.
Зайка! Ты же так не пойдешь, правда?
ФИЛЛИП. Я в ауте!
ЛОРА. Иди сюда, обними маму крепко-крепко!
Он подходит, она обнимает его.
Радость моя! Ты по мне скучал?
ФИЛЛИП. Угу.
ЛОРА. Ах, бессовестный! Наверняка даже не вспомнил обо мне ни разу!
ФРЭНК. Привет, Филлип.
ФИЛЛИП. Привет.
ФРЭНК. Хорошо провел время?
ФИЛЛИП. Угу.
ЛОРА. Ты так вырос. (Фрэнку.)
Правда, он вырос?
ФИЛЛИП. Меня всего пару недель не было.
ЛОРА. Ты больше не мой маленький мальчик.
ФИЛЛИП. Мам!
Слышен звук приближающегося мотоцикла.
ЛОРА. Это наверняка они.
ФИЛЛИП. У Роджера мотоцикл?
ЛОРА. Видимо.
ФИЛЛИП. Круто!
ЛОРА. Наверно, воображает себя Марлоном Брандо или Джеймсом Дином. Детский сад.
Мотоцикл приближается.
Зайка, одевайся!
Мотоцикл все ближе.
Деннис!
Свет гаснет, звук мотоцикла нарастает. Он резко обрывается, свет загорается:
ГОСТИНАЯ
ЛОРА, ДЕННИС, ФИЛЛИП, ФРЭНК, РОДЖЕР и КОРНЕЛИЯ, на третьем месяце беременности, с напитками и закусками. У ног КОРНЕЛИИ — сумка. ФИЛЛИП держит стопку фотографий.
КОРНЕЛИЯ. А я говорю: «Какой смысл делать в ванной полочки из красного дерева, если на них все равно будет стоять шампунь по 3.50 за флакон?» Банные принадлежности сразу выдают человека, правда, Лора?
ЛОРА. Не знаю.
КОРНЕЛИЯ. О да.
ЛОРА. Ну вот видишь.
ДЕННИС. Так ты будешь рожать в Эдинбурге?
КОРНЕЛИЯ. Да. Наконец-то у нас будет малыш. Жду — не дождусь.
РОДЖЕР. Наконец-то — прямо в яблочко.
ЛОРА. Тут неподалеку марокканский ресторанчик.
РОДЖЕР. Слышал, Фрэнк?
ЛОРА. Все же любят кус-кус?
КОРНЕЛИЯ. О, мы обожаем кус-кус, правда, Роджер?
РОДЖЕР(Фрэнку).
Ты ведь знал Лору еще подростком, да?
ФРЭНК. Ну не то чтобы…
РОДЖЕР. Жаль. Я-то надеялся, что ты мне в подробностях расскажешь, как она смотрелась в синих шортиках и маечке. Представляешь, Фил, я был всего на год старше, чем ты сейчас, когда познакомился с твоей мамой.
ФИЛЛИП. Аа.
РОДЖЕР. Да. Семнадцать лет мне было, только усы начали расти. Не целовался ни разу.
ДЕННИС. Ни разу!
КОРНЕЛИЯ (доставая что-то из сумки).
Лора, так мне было всего одиннадцать, когда ты уже вышла замуж! Надо же!
ЛОРА. Да.
КОРНЕЛИЯ (протягивая ЛОРЕ сверток необычной формы).
Это тебе.
ЛОРА. О, спасибо.
КОРНЕЛИЯ. Ну, всем вам вообще-то. Небольшой сувенир из Австралии.
ЛОРА разворачивает сверток. Там абстрактная деревянная фигурка.
ЛОРА. Это…
КОРНЕЛИЯ. Аборигены делают.
ЛОРА. Да.
КОРНЕЛИЯ. Кажется, это племя гумбаингари, но мы не уверены. И кажется, это называется «Поцелуй», но в этом мы тоже не уверены.
ЛОРА. Ну, очень… мило, в общем.
Передает фигурку ДЕННИСУ.
КОРНЕЛИЯ. Аборигены просто потрясающие, правда, Роджер? И они рисуют эти удивительные картины, и эти штуки про животных, и всякое такое, и еще у них Времена сновидений, и как это…
ФИЛЛИП. У нас в школе есть учитель, австралиец.
КОРНЕЛИЯ. О.
ЛОРА. На удивление симпатичный.
ФИЛЛИП. Он нам рассказывал про Времена сновидений.
КОРНЕЛИЯ. Потрясающе, правда?
ФИЛЛИП. Ага. Я этим, типа, интересуюсь.
ЛОРА (Деннису).
Тебе Мэриголд рассказывала про Времена сновидений?
РОДЖЕР. Кто такая Мэриголд?
ЛОРА. Его новая медсестра из Дарвина.
КОРНЕЛИЯ. Туда мы не доехали.
ЛОРА. Она, надо полагать, очень способная.
ДЕННИС. Да.
ЛОРА. И довольно милая.
ДЕННИС. Да вы же почти незнакомы.
ЛОРА. Все равно в ней есть что-то от сумчатых.
ФИЛЛИП. Большие сиськи.
ЛОРА. Филлип!
РОДЖЕР. О, мне как раз нужно пломбочку поставить.
КОРНЕЛИЯ. Лора, а ты что-нибудь знаешь про Времена сновидений?
ЛОРА. Нет.
ФИЛЛИП. Ну, есть такая теория, что времени на самом деле не существует, по крайней мере в том виде, как мы его воспринимаем. Типа, наша жизнь уже предопределена, а нам только остается в нее прийти. Все решено за нас, все готово. Мы себя обманываем, считая, что можем принимать какие-то решения, а на самом деле ничего мы не можем.
РОДЖЕР. Чушь собачья! Конечно можем. Гляди, вот мой палец, вот мой нос, и я принимаю решение им там поковырять.
ЛОРА.