земляные, а землю эту, видимо, долго утрамбовывали колотушками, я слышу их шум там внизу, на самом дне… но на краю, где нахожусь я, горит маленькая, еле заметная лампочка, крошечная крапинка в ночи, ее огонек не дрожит, ни ветерка, ни сквозняка, ни даже легкого дуновения, он горит и будет гореть до последней секунды, и, как бы слаб ни был этот свет, мы знаем, что он здесь, что он жив, что он существует сам по себе, он один такой во Вселенной, один-одинешенек, исполненный доверия к тому, что потушит его, как и к тому, что пока еще питает его жизнь, ибо жизнь его и смерть подчинены одной и той же силе. И это так просто, так понятно, что на сей раз я действительно хочу, чтобы ты меня выслушал, Марко. Смерть слушает жизнь все то время, что та говорит, а потом, когда жизнь умолкает, смерть все так же молчит, не добавляя ни слова к речи жизни. Вот откуда пошел наш обычай укрывать покойников землей, чтобы они пребывали в безмолвии, которое приняло их, чтобы закрылась огромная дыра, разверзшаяся на их глазах, и сейчас я вижу ее своими незрячими глазами, она покойна и глубока и лишена жизни и ветра. А смерти нет ни внизу, ни на стенках, ни вверху, ни по краям, я не вижу ничего, кроме самой дыры, нет, смерти не вижу, она непознаваема даже здесь, так близко, потому мне придется спуститься вниз, как в историях про древних, — их так любил Буонконте. Да, Марко, надо спускаться, не проявляя нетерпения, это то же самое, что сесть на луч, и нам еще повезло, ведь мы скользим тихонько из мрака к чему-то бездонному, и вот, когда ноги уже не чувствуют почвы, мы ложимся, и тут просто надо постепенно излиться, как изливается вода из переполненного сосуда. Марко, сожаление — это грех, ведь все останется, так что позаботься о моих растениях и о себе, неси свои фонари по дорогам, пока они, в свою очередь, не погаснут, а затем угаснешь и ты, угаснут непрерывной чередой и все остальные. Я переступил через порог, мне нечего передать тебе, за исключением этих слов и наилучших пожеланий тебе и твоей семье, не забудь про часовню, ухаживай за садом, зажигай свечи, чтобы пребывала мысль, эта светлая линия в ночи людей, в ночи не такой светлой, как та, в которую ухожу сейчас я.
Умирает.
5ЛИМБЫПьеро, двое рабочих.
Немая сцена. Темнота.
Мертвый Пьеро поднимается и медленно идет по улице. Еле-еле слышна сирена со стройки, ее звук похож на тот, что используют в железнодорожных тоннелях, чтобы предупредить рабочих о приближающемся поезде. Входят двое рабочих в касках, с фонариками вроде шахтерских, хватают Пьеро и довольно грубо уволакивают его со сцены. (Эта посмертная сцена, разумеется, просто предложение. Любое другое предложение также имеет право на существование и, разумеется, необязательно. Но все-таки мне кажется, что Ничто, существующее по ту сторону смерти, только выиграет, если его каким-то образом изобразить. Рабочие могут быть стражами искусства, уводящими служителя культа, но мы можем доставить себе удовольствие и обойтись без символов).
ИНТЕРМЕДИЯНа сцене — актеры, сидевшие без дела во время репетиции сцен из «Истории Пьеро». Они отдыхают, одни собираются уходить, другие, наоборот, только появляются. К ним обращается Карбони.
КАРБОНИ. Спасибо. Завтра займемся следующими сценами. А сейчас перейдем к «Пандоре».
МАРИЯ. Прямо сейчас?
КАРБОНИ. Да, так будет лучше.
КАРЛО. А с чего начнем?
КАРБОНИ. С начала. И пойдем по порядку.
КАРЛО. Но мы еще ни разу не пробовали!
КАРБОНИ. Вот именно, так что уже пора, даже если не все готово. Ладно, все по местам! Поторапливайтесь!
ДАДДО. Темнота на сцене?
КАРБОНИ. Да, на всю ночь!
ДАДДО(осветителям). Темнота! Погасите свет!
ИСТОРИЯ ПАНДОРЫ
1ЭПИМЕТЕЙГермес, Пандора, Эпиметей.
Ночь, улица. Вдалеке звуки радио.
ГЕРМЕС. Вот мы и пришли, Пандора, теперь мне придется тебя покинуть.
ПАНДОРА. Ты бросишь меня вот так, ночью, среди людей?
ГЕРМЕС. Так надо, сама знаешь. Так было решено. Но не беспокойся, мы о тебе позаботимся. Все пойдет по плану. Просто, чтобы действие состоялось, тебе нельзя все знать заранее: в нужный момент, когда они не вспомнят, вспомнишь ты. У них, несмотря ни на что, хорошая память. У некоторых из них по крайней мере. Вот увидишь, тебе самой понравится, помяни мое слово. Ну все, я побежал. Видишь ту лавку? Это его. Ты должна постучать три раза подряд, потом еще три, помедленнее. И тогда — твой выход. Предоставь ему свободу действий.
ПАНДОРА. Он, наверное, спит, уже поздно.
ГЕРМЕС. Не спит. Его сны слишком тревожны, и ему страшно. Но в эту ночь ему привидишься ты.
ПАНДОРА. Не уверена, что мне так уж хочется стать видением человека. Не знаю, чего они хотят.
ГЕРМЕС. Все ты прекрасно знаешь, во всяком случае, лучше, чем они. Если что, ты быстро сориентируешься. Ты что, надушилась?
ПАНДОРА. Да.
ГЕРМЕС. Хорошо. Ну ладно, я пошел. Ничего не бойся. Увидишь, они быстро сходят на нет.
ПАНДОРА. Но ты мне обещаешь, что мы увидимся?
ГЕРМЕС. Ну конечно. Я же сказал: мы тебя не бросим.
Уходит, махнув ей на прощание рукой.
ПАНДОРА. Теперь надо постучать, как он сказал. Мне кажется, я прыгаю в пустоту, но так надо.
Стучит в дверь лавки так, как велел ей Гермес. Через некоторое время дверь отворяется. Лавка доверху заполнена старыми книгами и подержанными велосипедами. Появляется Эпиметей.
ЭПИМЕТЕЙ. Кто ты? Откуда ты знаешь условный сигнал?
ПАНДОРА. Какая разница. Меня к тебе послали. Ты скоро сам поймешь. А если не поймешь, я объясню. Я специально пришла к тебе, издалека. Я теперь твоя, в каком-то смысле. Тебя прославили твой талант, талант и случай. Твой брат…
ЭПИМЕТЕЙ. Тебя послал мой брат?
ПАНДОРА. Нет, я с ним не знакома. Он меня не любит.
ЭПИМЕТЕЙ. Как он может не любить тебя, если вы не знакомы? И почему ты о нем заговорила? Его здесь нет, он там, в горах. Иди и найди его, если можешь.
ПАНДОРА. Я пришла к тебе. Но почему ты настроен так враждебно? Я не сделаю тебе ничего плохого.
ЭПИМЕТЕЙ. Мне не нравится, что ты чего-то хочешь от меня. Но сейчас уже ночь, так что располагайся — тут есть что почитать.
Пауза.
Ты хорошо пахнешь. (Показывая на ее ящик.) Это все твои вещи?
ПАНДОРА. Да.
ЭПИМЕТЕЙ. И ты хочешь, чтобы я тебе поверил?
ПАНДОРА. Ты должен мне верить — и сейчас, и вообще. И мой ящик, пожалуйста, не открывай.
ЭПИМЕТЕЙ. Больно надо. Можно подумать, ты со своим ящиком… Нет. Нет… В тебе есть все, чтобы понравиться мне, и даже более того… Но этот довесок не очень-то мне по душе.
ПАНДОРА. Что ты хочешь сказать?
ЭПИМЕТЕЙ. Ты-то уж должна знать, что я хочу сказать.
ПАНДОРА. Даже если я знаю, я не смогу об этом сказать так, как сказал бы ты.
ЭПИМЕТЕЙ. Ты пришла, чтобы добавить мрака в мою душу, а его там и так с лихвой.
ПАНДОРА. Во мраке все сверкает.
ЭПИМЕТЕЙ. Да, как сверкают сейчас твои глаза. Маленькие золотые стрелки. У тебя очень красивые глаза.
Пауза.
Ты есть не хочешь?
ПАНДОРА. Нет. Но я бы что-нибудь выпила. У тебя есть вино?
ЭПИМЕТЕЙ. Есть, и неплохое. Но… Подожди меня здесь.
Выходит через дверь в глубине лавки и появляется на втором этаже, на закрытом балконе, наклоняется вниз и зовет Пандору.
Ты можешь выйти из лавки? Я хочу посмотреть, как ты идешь по улице.
ПАНДОРА. Ты хочешь, чтобы я прошлась по улице в такое время? Ты хочешь увидеть мои ноги? Я порвала чулки, ступая по колючкам, когда шла к тебе…
ЭПИМЕТЕЙ. Можешь говорить все что тебе вздумается. Ночь принадлежит тебе. Я просто хочу посмотреть, как ты двигаешься, какая у тебя походка.
Пандора делает несколько шагов.
Вот видишь, ты прекрасно умеешь ходить по улице, какая прелесть. Каждый твой шаг притягивает взгляд любого, кто смотрит на тебя. Вообще-то, тебе бы лучше уйти сейчас и оставить меня в покое. Ты занимаешь слишком много места, это ясно сразу.
ПАНДОРА. Ты еще ничего не знаешь, и я не собираюсь уходить. Я пришла к тебе и пока что не знаю здесь никого, кроме тебя. У тебя хорошие отношения со здешними жителями? Их здесь много?
ЭПИМЕТЕЙ. Много, более чем достаточно. У тебя еще будет время завязать знакомства, если ты собираешься тут пожить. Но пока что заходи. Тут, в глубине лавки, есть лестница. Прежде чем подняться, опусти металлическую штору. Раз уж ты говоришь, что пришла ко мне, тебе придется узнать, какие в доме заведены порядки.
Пандора входит в лавку, опускает штору и появляется уже на балконе.
ПАНДОРА. Вот так ты и живешь? Проводишь ночь на террасе, смотришь на все, что движется и не движется, что могло бы случиться, но не случается и не случится никогда, но пропускаешь то, что вправду происходит: ты ведь не видел, как я пришла.
ЭПИМЕТЕЙ. Тебя я действительно не заметил. Но ты здесь. А теперь скажи, как тебя зовут.
ПАНДОРА. Пандора, так меня нарекли.