. Она прежде всего желает, чтобы вы как можно скорее вновь обрели спокойствие и внутренний мир. И если позволите добавить от себя личный совет, то я настоятельно призываю вас обратиться к молитве, чтобы черпать в ней силы и утешение.
Пауза.
ШАРЛЬ(решившись). Ей известно и вам тоже, что мы не являемся прихожанами вашей церкви.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. И тем не менее евреи тоже молятся. Молитесь, молитесь.
ШАРЛЬ. Я в равной мере не молюсь как вашему Богу, так и Так называемому моему.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Я с трудом вас понимаю.
ШАРЛЬ. Моя жена и я атеисты. Хотя в самом слове «атеист», на мой вкус, уже содержится слишком много религиозного подтекста.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. И вы еще удивляетесь…
ШАРЛЬ. Удивляюсь чему?
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Что ваша дочь ищет иного пути.
Пауза.
КЛАРА. Мы ничему не удивляемся, мы просто хотим ее видеть, хотим иметь возможность прижать ее к груди и плакать. Не понимаю, почему это должно касаться Бога или кого-то там еще.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА(протягивая ей лист почтовой бумаги серо-голубого цвета, украшенный крестом). Изложите письменно ваше пожелание, я сама его ей передам, рассказав о вашем посещении.
Пауза. Клара начинает писать, потом комкает бумагу. Настоятельница протягивает ей другой лист — тоже серо-голубой.
Шарль ходит взад-вперед по кабинету. Настоятельница ждет.
Клара ставит подпись под письмом, затем протягивает перо Шарлю. Тот качает головой в знак отказа. Тогда Клара протягивает листок Настоятельнице. Та складывает его вчетверо и помещает в конверт тоже серо-голубого цвета, при этом обращаясь к Шарлю с вопросом.
Есть одна вещь, господин Сподек, которую я, вы уж меня простите, никак не могу понять. Вы говорите, что не верите в вашего Бога, но при этом вы себя считаете человеком… еврейского происхождения, так ведь?
КЛАРА. Говорите просто «евреем», сестра моя.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Хорошо, евреем. Но разве можно быть евреем и при этом не исповедовать еврейскую веру?
Пауза.
ШАРЛЬ. Мадам, матушка, сестра, игуменья или как вас там положено называть, я в данный момент чересчур возбужден, чтобы поддержать обмен мнениями на эту тему. Если бы я не сдерживал себя изо всех сил, я бы стал вопить что есть мочи. Что есть мочи. (Зажимает себе рот кулаками.)
КЛАРА(шепотом). Шарль, я тебя умоляю…
ШАРЛЬ(после паузы, взяв себя в руки). Я не присоединяюсь к инициативе моей супруги. Я со своей стороны хочу и требую, чтобы наша дочь немедленно пришла сюда и сказала мне, глядя в глаза: «Папа, это я и только я сама захотела заточить себя в монастыре и уйти от мирских забот».
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Она ни в коем случае не желает уйти от мирских забот, она хочет приносить пользу людям.
КЛАРА. Тем, что отгородилась от своих родителей?
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Тем, что приблизилась к Нему, к тому, кто есть вера, любовь, надежда и воскресение.
ШАРЛЬ. Прекрасно. Пусть она придет сюда и скажет это мне. Я имею на это право, и Клара тоже. Это все, чего я хочу. И потом больше не будем к этому возвращаться. Я просто хочу вам самым мирным образом заметить, что она еще несовершеннолетняя.
Пауза.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА(обращаясь к Кларе). Я передам ей ваше письмо.
КЛАРА. Где она сейчас находится?
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Где бы она ни находилась, отныне она знает, что Он ее хранит (движением подбородка показывает на распятие). И именно это сегодня для нее важнее всего. Когда-то вы нам доверили свою дочь, опасаясь за ее жизнь. Мы приняли ее и сделали все от нас зависящее, чтобы отвести от нее опасность. Сегодня в опасности ее душа, ее внутреннее равновесие. Ее пугают варварство и варвары. Она еще не знает до конца, действительно ли Он позвал ее. Она ищет. Она, полагаю, как и вы, во тьме, но она уже разглядела свет. Она борется с отчаянием, которое переполняет ее сердце с тех пор, как она узнала о гибели своей любимой сестры. Вместе с тем она ощущает в себе желание жертвовать собой, преодолевать себя, жить. Она переживает решающий момент выбора между отчаянием и верой.
ШАРЛЬ. Как она может выбрать, она ничего не знает о жизни.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Желтая звезда на груди, облавы, бегство, родная сестра, обращенная в пепел. И вы говорите, она ничего не знает о жизни? Знает чересчур много и нуждается в том, чтобы найти во всем этом смысл.
ШАРЛЬ(едва не срываясь на крик). Не существует во всем этом смысла!
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Для вас — возможно. Наверняка. Но речь о ней. Ей необходимо найти если не смысл, то хотя бы выход.
ШАРЛЬ(в свою очередь указывая на распятие). И выход — вот это?
Настоятельница не отвечает.
КЛАРА. Она далеко отсюда?
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. В настоящее время в северной части Бельгии.
ШАРЛЬ. С ума сойти! Это сколько же у вас заграничных филиалов? Всякий раз она на новом месте. В сорок втором я доверил вашей коллеге еврейского ребенка!
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Юную девушку.
ШАРЛЬ. Еврейскую!
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Неверующую, как вы сами сказали. Она останется, как и вы, еврейкой, но по вере и вероисповеданию будет христианкой. Таков ее выбор. Она денно и нощно молится о вас, помолитесь и вы о ней.
ШАРЛЬ. До чего приятно с вами беседовать: абсолютно то же самое, что биться головой о стену.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Вы натыкаетесь на стену оттого, что упорно продолжаете бродить впотьмах.
КЛАРА. Сестра моя, умоляю вас, устройте нам посещение, хотя бы короткое.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Дождемся сначала ответа на ваше письмо.
КЛАРА. Но она никогда нам не отвечает!
ШАРЛЬ. Перед кем, перед чем мы, Клара и я, должны пасть на колени или бить себя в грудь с покрытой головой, чтобы получить это право — снова увидеть свою дочь, единственную, которая у нас осталась?
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Не кажется ли вам, что этот титул «единственной оставшейся у вас дочери» — слишком тяжелая ноша для хрупких плеч юной девушки, чтобы нести ее без помощи Бога?
Затемнение. В темноте снова звучит песнопение. Вторая строфа.
4. БЕЗ НАЗВАНИЯХОР(цитируя официальный текст).
Временное правительство Французской Республики
Министерство финансов
Управление по реституции имущества
жертв грабительских законов и мер
Париж, Второй округ,
Банковская улица, 1
Основание: дело № 2196 ФС
Париж, 17 августа 1945 года
Господину Шарлю Сподеку
Уважаемый господин Сподек!В целях осуществления контроля за исполнением распоряжений, содержащихся в постановлении № 45770
от 21 апреля 1945 года и касающихся реституции проданного
или уничтоженного имущества жертв актов хищения,
совершенных вражеской стороной или с согласия оной,
имею честь просить вас заполнить анкету, напечатанную на обратной стороне данного письма, и выслать мне ее ближайшей почтой.
ВОПРОСЫ АНКЕТЫ— Возбудили ли вы судебное дело об оспаривании недействительности судебного решения согласно статье 1 постановления № 45770 от 21 апреля 1945 года?
— Обратились ли вы в суд с требованием об отмене судебного решения согласно статье 11 упомянутого выше постановления?
— Если да, то в какой именной суд (гражданский или коммерческий)
и в каком городе?
— Каков был результат вашего обращения в органы правосудия?
(При необходимости просьба приложить текст вынесенного постановления).
— Была ли вами либо лицом, приобретшим вашу собственность,
подана апелляция по поводу решения суда?
— Было ли принято решение по поданной апелляции,
и если да, какое именно? (Просьба приложить текст судебного решения.)
— Заключили ли вы мировое соглашение с лицом,
которое приобрело ваше имущество?
— Если да, засвидетельствовали ли вы его официально,
как того требует статья 26 постановления № 45 770?
— Намерены ли вы требовать защиты ваших интересов?
В конце концов узурпатор был изгнан, после чего Шарль и Клара написали письмо с требованием о немедленном возвращении их дочери в родительский дом. Отправили его заказной почтой (так им посоветовал один хороший знакомый, имеющий опыт в подобных делах) и стали ждать ответа.
5. МЫСЛИ ВСЛУХШарль в ночной пижаме сидит на своем «пыточном троне», на который падает мертвенно-бледный свет врачебной лампы.
ШАРЛЬ. Я с ней в ее монастыре. Сверлю пациенту зуб и вдруг вижу себя стоящим перед ней на коленях со сложенными ладонями. Что я тут делаю? Мне здесь не место. Ей здесь не место. Снова принимаюсь сверлить. Глаза пациента сверлят мой рот. Изо всех сил стараюсь не кусать нижнюю губу. Я делаю пациенту больно. Он морщится, дергает носом, но молчит. Я так страдал в войну, я по-прежнему страдаю. Я мог бы бормашиной продырявить ему щеку — он бы ничего не сказал. Он тоже так страдал в войну и по-прежнему так страдает. Он потерял жену, детей, родителей. Он приезжает издалека, чтобы здесь страдать вместе со мной. Садится в метро на станции «Сталинград» — он гордится тем, что живет у «Сталинграда». Неужели у тебя там по соседству нет зубного врача, которому ты бы мог все это рассказывать? Ты мне все это уже рассказывал, когда я работал в районном диспансере, зачем меня и дальше преследовать? Зачем ездить на станцию «Шато-Руж»? Это даже не прямая линия! Как хорошо, когда приходят случайные пациенты. А еще лучше те, которые думают, что пришли к моему узурпатору-крестоносцу. Те, которые без стеснения в сердцах отталкивают мою руку при малейшей боли, при малейшем страхе, те, которые кричат, которые протестуют. С ними мне не грозит мысленно перенестись в монастырь и разгуливать по его галереям с монашками, распевающими во всю глотку «К тебе стремлюсь, о Боже!». Или оказаться в вагоне с Жанеттой, или слышать лай эсэсовцев и их собак. Нет, с теми, которые отталкивают мою руку, я занимаюсь своим прямым делом — борьбой со страхами и муками, которые сам же вызываю и сам же утихомириваю. «Хватит! Мне больно!» — кряхтит случайный пациент. Сбрасываю ногу с педали, бормашина чихает, я меняю иглу, после чего смотрю ему пристально в глаза: «Еще чуть-чуть, и все будет кончено». Клятва зубодера, и я снова погружаюсь в недра его рта, выискивая затаившуюся там гниль. Он снова вздрагивает, он ворчит, он стонет. «Ну довольно, перестаньте дергаться, а не то я сделаю вам больно». По крайней мере, он не приговорен пожизненно. Вращает глазами во все стороны, зовя на помощь. «Терпение, терпение, всякому визиту к дантисту приходит конец, всякой дырке находится пломба, всякий нерв удаляется — в крайнем случае