БЛАНКА. А почему бы и нет… (Деловито.) Я предложила ему кофе… а мой муж достал бутылку, но он от всего отказался… и… (Пауза.) Вдруг спросил меня, что я думаю, профессор вернется обратно из-за границы… (Замолкает.)
СИРИУС (с напряжением). А ты?.. Что ты подумала?
БЛАНКА. Почему бы ему не вернуться — я именно это и хотела сказать, но… Но в этот момент он мне подмигнул…
МОНИКА. Кто?.. Тот красавец?..
БЛАНКА. Нет, мой муж… Милан мне вдруг начал подмигивать и… (Пауза.) Поэтому я сказала, что…
СИРИУС. …что он не вернется?
БЛАНКА. Нет, нет! Я это не говорила! Я сказала только… что не знаю… Что я просто не могу этого знать… (Мареку.) Ничего другого я не сказала!
ШЕРИФ. Я думаю, это было разумно!
МАРЕК (с горькой иронией). Какое счастье, что мы такие разумные!
БЛАНКА. Не думай, что мой муж… (Искренне.) Милан хороший человек! И очень хороший отец… Тогда он как раз ждал повышения… ему так долго не давали майора… (В замешательстве.) Все так дорого… И дети растут как грибы после дождя… (Вьет, пауза, вдруг.) Я… люблю, когда в доме спокойно…
МАРЕК. Скажи пану майору, чтобы он не моргал… Этот профессор обязательно бы вернулся!
ШЕРИФ. Так почему же он попытался бежать?.. Это говорит о том, что…
МОНИКА (прерывает). Только о том, что, когда люди не могут вести себя нормально, они начинают вести себя ненормально…
ФИЛИПП (Монике). Что такое нормально и что такое не нормально?.. Я не понимаю… (Рассерженно.) Сегодня они скажут тебе, что белое — это то, что вчера было нормально черное, и наоборот! Оставьте меня в покое… Из-за этих премудростей человек однажды превратится в дурака.
МОНИКА. Сделай себе маленький гражданский барометр, Филипп!
ФИЛИПП (нервно). Какой еще барометр?..
МОНИКА. Обычную банку для консервирования огурцов… а в нее положи — зеленую лягушку… Ты будешь ловить для нее мух, а жаба заранее сообщать тебе обо всех переменах погоды!..
ФИЛИПП. Благодарю за хороший совет, Моника!
ШЕРИФ. Нормально… ненормально… — это все слова! (Раздраженно Монике.) Речь идет о том, как ведут себя люди: нравственно или нет!
МАРЕК. Он хотел посетить своего близкого друга… Это безнравственно? (Шерифу.) А запретить… — это, по-твоему, более нравственно?! (Пауза.) А ты… ты бы не поехал?
МОНИКА. У Шерифа, вероятно, нет хорошего друга…
ШЕРИФ (Мареку). Я бы поехал… Но не так, как он!
ДОКТОР. Это был его последний шанс! Встретиться с другом, которого никогда не видел… прочитать книги, которые еще не читал… поработать в библиотеках, где находятся оригиналы… Огромное искушение… и я бы не удивился, если бы он там остался…
МАРЕК (обиженно). Это означает, что ты его поездку…
ДОКТОР. Какое твое дело?.. (Более миролюбиво.) Я ненавижу характеристики! А поскольку я должен был их писать, у меня всегда было такое грязное чувство, что я стираю чужие штаны… Черт возьми, для этого ведь существует химчистка…
СИРИУС (разочарованно). Сумец не стоил того, чтобы ты был так любезен и… боролся со своими ощущениями?
ДОКТОР (не сердится). Я написал самое лучшее поручительство, которое только мог… Только вот я не пойму, почему я должен кричать об этом на весь мир!
ФИЛИПП (недоверчиво). И ты не боялся, что он не вернется?
ДОКТОР. Плевал я на это! Ведь это, в конце концов, его дело…
ФИЛИПП. Нет, это и твое дело тоже… Республика — это тебе не голубятня, у каждого государства есть свои законы… и… (Моника в упор смотрит на рассерженного Филиппа, тот нервно.) Что ты так смотришь на меня?..
МОНИКА. Я представляю тебя голубем, Филипп!
ФИЛИПП. Голубем?..
МОНИКА. К голубям ведь никто не предъявляет претензий, если они залетят в чужой двор, где больше зерна!
ШЕРИФ. Черт побери, мы же живем не только для того, чтобы как следует наклеваться!..
МОНИКА. И не для того, чтобы разбогатеть!
ШЕРИФ. Моника, я перед каждой зарплатой, вероятно, как и ты, нищенствую!
ФИЛИПП (Монике). В любом случае я бы из того, чужого, двора вернулся… (С достоинством.) И голубятня, Моника, у каждого голубя только одна…
СВЕТАК. Пссс!.. (Делает таинственные птичьи движения.) Я не говорю, что он летал… Сумец — это не Сумец… Пссс!.. Сумец — это голубь… Почтовый голубь… И… каждое зернышко необходимо… записать… учесть… инвентаризовать… Каждое перышко… крылья… клюв… коготки… все! Дважды… Трижды… И равносильно присяге… Пссс!..
Никто не обращает внимания на пьяного.
ШЕРИФ (Монике и Доктору). Нет, мы уже перестали понимать друг друга… (С горечью.) Как можно… Один класс… одно поколение… Мы так давно знаем друг друга… мы живем в одном мире… И вдруг — перестали понимать…
Тишина. В этот момент раздается сильный, требовательный телефонный звонок. Все с напряжением поворачиваются в сторону звука.
СИРИУС (выдыхает). Это он… (Торопливо уходит со сцены к телефонному аппарату.) Слушаю. Алло? Междугородний? (Разочарованно.) Да, здесь, передаю. (Возвращается.) Шериф, это тебя!
ШЕРИФ идет к телефону, Светак бормочет, сонно напевает какую-то мелодию. Тотчас же раздается энергичный голос ШЕРИФА.
ШЕРИФ. Кордош слушает! Что?.. Завтра утром в аэропорте?.. Но я ведь не могу быть все время в твоем распоряжении… Да, понимаю… только поприветствовать и поучаствовать в долгом сердечном разговоре, ясно! (Невнятно, требовательным голосом.) Нет, к сожалению, не могу… Да, вечер одноклассников! Да, представь себе, товарищ, всего лишь одноклассники!.. Я уже не успею! Черт возьми, пусть хоть раз улыбаться и приветствовать пойдет кто-нибудь другой… Доброй ночи! (Быстро кладет телефонную трубку, возвращается возбужденный.)
МОНИКА. Как всегда, незаменим. Я предполагала, что ты убежишь!
ШЕРИФ (не обижается). Моника, я стоял против немецких танков… а не ты! Вот так… глаза в глаза!.. И я не убежал, даже тогда, понимаешь?..
МОНИКА (любезно). Прости, я не хотела тебя обидеть… Просто я рада, что ты не покидаешь нас.
МАРЕК. И правда останешься? Не пойдешь приветствовать?
ШЕРИФ. Пошел к черту! Мне не зачем убегать, Марек! (Иронично.) В «долгом, сердечном» разговоре ты можешь принять участие и здесь!
Пауза.
СИРИУС. Я думал, что звонил Сумец…
ЛУПИНО. Не сходи с ума! Как он может звонить, если он — в тюряге?
СИРИУС. Не знаю, но… (Как бы в раздумье.) Часто мне снятся такие странные сны… Он лежит в той ванне… Но не в воде… не в крови… Ванна полна… сухой глины… и из краников течет… сплошная глина… он лежит уже засыпанный… но еще живой… улыбается… и экзаменует меня… Я стою возле ванны с книжкой в руке и перевожу Марка Аврелия… (Тихо, отсутствующим голосом.) «Человек, который умирает, подобен зрелой оливе, падающей с куста, благодарный земле и дереву, которые ее взрастили…» (Пауза.) Обычно я путаюсь, и тогда Сумец выскакивает из глины и…
ФИЛИПП (разбивает бокал о землю). Черт подери! Я уже сыт по горло!.. Чего вы хотите?.. Какие страшилки вы еще придумали?.. (Сириусу, зло.) Какое мне дело до того, что тебе снятся идиотские сны?..
МАРЕК (тихо). Чего ты боишься, Филипп?
ФИЛИПП (не владея собой). Я не боюсь! Я был убежден, что он не вернется, — так я и написал… (В отчаянии кричит с упреком.) Никто не имеет право втягивать других в подобные вещи!.. И за меня никто никогда в жизни не поручился!.. А для меня… для меня речь не шла о поездке в Италию… для меня речь шла о собственной шкуре! Я терпеть не могу неприятностей… у меня на то есть свои причины!..
МАРЕК. Твоя причина — это страх!
ФИЛИПП. Это не страх! (В отчаянии.) Это позиция! Это… опыт!.. Почему вы думаете, что именно я должен осложнять себе жизнь?..
МОНИКА (деловито). Не хочешь чего-нибудь успокоительного, Филипп? (Лезет в сумочку.) На, выпей…
ФИЛИПП. Что вы знаете… что вы вообще знаете! (Пауза.) От отцовской лесопилки… остались одни опилки… и опилочное классовое происхождение! Мой брат… мой брат получил кучу металла… к сожалению, он не стрелял в немцев на Дукле, а где-то в Сахаре… А моя сестра…
МОНИКА. Ради бога, хватит!.. Я надеюсь, она не была монашкой!
ФИЛИПП. Моя сестра после войны вышла замуж за коллаборациониста! (Возбужденно показывает.) Вот столько… вот столько бумаг они собрали об этой уважаемой и оклеветанной семье… Все эти бумаги уже не помещались на полках… они вынуждены были отнести их наверх, на чердак… (Пьет.) Да, теперь тишина, а вот несколько лет тому назад… несколько лет тому назад эти бумаги меня почти похоронили… А что будет завтра?.. (Вскрикивает, в отчаянии и бессилии.) Я хочу покоя… покоя… покоя… Я не хочу, чтобы однажды их опять достали с чердака…
Молча, опешив, с некоторым участием одноклассники смотрят на возбужденного ФИЛИППА. ФИЛИПП молчит, сразу делается тихим, несчастным.
Это было такое… ужасно глупое ощущение… Произнести эти слова… что я не верю Сумецу… сто раз мне хотелось… наплевать на свою собственную подпись… (Пауза.)
ЛУПИНО (колеблясь). У каждого бывают… какие-то неприятные ощущения…