АННА подает ему коробку с кинопленкой 8 мм.
Восемь миллиметров? Сегодня уже каждому подавай видео. (Вставляет пленку в проектор. На экране черно-белые кадры, снятые на любительскую кинокамеру: молодая Анна на прогулке с маленькой девочкой. Рядом тень от оператора.)
ПЕТЕР. Это вы?
АННА. Тяжело на это смотреть.
ПЕТЕР. Ваша дочь?
АННА (кивает). А эта тень — мой муж. Он уже умер. Ужасно со мной обращался.
ПЕТЕР. Я не спрашиваю вас о таких подробностях.
АННА. Он часто мне изменял. Минимум раз в неделю.
ПЕТЕР. Присядьте. (Убирает с кресла кучу белья.)
АННА. Я вас правда не побеспокоила?
ПЕТЕР. Глажка подождет.
АННА (смотрит кадры, на которых маленькая Карин бегает по лугу). Когда я носила ее в животе, он изменял мне почти каждый день. Будто с цепи сорвался или не знаю что.
ПЕТЕР. Достаточно одной копии?
АННА. Я боялась каждой ночи. Он возвращался домой почти в полночь. Я притворялась, будто сплю, но от него невозможно было отвязаться. Провонявший чужими духами, он ложился ко мне как ни в чем не бывало.
ПЕТЕР. Вам не обязательно…
АННА. Я хочу это кому-нибудь рассказать. Даже, бывало, душ не примет — и прямо в постель. И хотел этого еще и со мной, понимаете?! Но ничего не получал. И все-таки мы остались вместе. Я сохранила семью. А вообще-то, мы жили неплохо. Он о нас заботился, что правда, то правда, мы ездили и в Татры, и в Болгарию. Одно только я в нем не переносила — то, что он даже душ не принимал. Мы каждый раз из-за этого ссорились. А он включал проигрыватель, чтобы дочь нас не слышала. Вивальди… С тех пор ненавижу эту пластинку. Тогда я начала писать стихи. В отместку ему. Короткие, резаные слова, как тесто для лапши. Я подсовывала ему их в командировки. В чемодан, между рубашками. Вот эту я упаковала ему в Карл-Маркс-Штадт. (Декламирует.)
Однажды утром все мужские члены
вылезли из штанов как птицы из гнезда
удивленно огляделись
и улетели от своих хозяев
далеко далеко на север
в край вечной стужи
а мужчины просыпались
с гладким местом между ног
сперва немного покричали точнее
кричали сильно орали бесновались умоляли
потом кричали тише и на третий день
утихомирились и присмирели
как никогда раньше думаю
что мой муж начал меня наконец понимать
впервые в жизни мы всю ночь
лежали просто так и до утра
разговаривали
и планировали отпуск
куда-то далеко далеко
может даже
на ледовый север
Черно-белый фильм кончается.
ПЕТЕР. Копия готова, пани.
АННА. Зовите меня Анна, пожалуйста.
ПЕТЕР. Анна, я не разбираюсь в стихах, но мне понравилось. Хотя, конечно, не знаю, должен ли я обидеться. За всех мужчин.
АННА. Я его терпеть не могла, а сейчас мне его не хватает. ПЕТЕР. А мне все время снится моя жена. Я ни разу не говорил ей, как она мне нужна. Пока она была жива. И теперь об этом жалею. Но уже поздно, правда? (Отдает Анне видеокассету.)
АННА. Сколько с меня?
ПЕТЕР. Нисколько. Это за тех птиц.
АННА достает деньги, Петер ее удерживает.
Погодите! Я вам кое-что покажу. (Ставит свою кассету.)
На экране возникают кадры, на которых видны проститутки, стоящие вдоль трассы. Крупным планом — одна из них, это ЭВА.
АННА. Это вы снимали?
ПЕТЕР. Из окна на складе. Это трасса за гипермаркетом. (Останавливает на кадре с Эвой.) Месяц назад работала у нас, а теперь работает на сто метров дальше. Знаете, из-за чего человек может упасть на сто метров ниже? Из-за одной сигареты.
АННА (смотрит на кадр с Эвой). До свиданья.
ПЕТЕР. До свиданья.
АННА уходит. ПЕТЕР достает спрятанный магнитофон, на который тайно записывал разговор. Перематывает пленку немного назад и слушает.
ГОЛОС АННЫ. …все мужские члены вылезли из штанов как птицы…
ПЕТЕР прокручивает запись вперед и слушает голос АННЫ.
А вы делаете копии на видеокассету?
ГОЛОС ПЕТЕРА. Очень удобно…
ПЕТЕР перематывает пленку в начало. Говорит в микрофон.
ПЕТЕР. Анна. Пятьдесят пять лет. Вдова, один ребенок. Запись сделана в четверг, семнадцатого, в девятнадцать тридцать. (Вынимает кассету из магнитофона и кладет в картонную коробку. В ней лежат сотни других кассет.)
7. Квартира Йена и Карин
Работает телевизор с убавленным звуком. Идет сериал «Берег страсти».
КАРИН. Я должна получить эту роль.
ЙЕН. Ты же замечательная, значит, получишь ее.
КАРИН. Таких, как я, тысячи!
ЙЕН. Ты самая лучшая, Карин.
КАРИН. Но ведь это будет в Германии!
ЙЕН. Им нужны восточные физиономии, понимаешь?
КАРИН. У меня не восточная физиономия! У меня, к твоему сведению, почти скандинавская внешность, разве нет?
ЙЕН. Хорошо, мой шведский ангел, но у тебя же акцент.
КАРИН. Я уже два года хожу на курсы, но первая же продавщица в Дрездене спросит у меня: «Woher kommen sie?!»
ЙЕН. Воспринимай этот акцент как свой плюс.
КАРИН. Я гожусь только на то, чтобы играть проститутку из Восточной Европы!
ЙЕН. Роль хорошая. Двадцать три съемочных дня.
КАРИН. «Nina von Autobahn»! В кожаных шортиках у трассы.
ЙЕН. Это что, порно?
КАРИН. Ты с ума сошел? Я ни в каком порно играть не буду! Это социальный сюжет, почти документальный зонд в жизнь таких женщин.
ЙЕН. Ну-ну, чудно.
КАРИН. Нет, ты меня серьезно разозлил. Надеюсь, ты не думаешь, что я дошла уже до того, чтобы хвататься даже за порно?!
ЙЕН. Ну ладно тебе, милый мой зонд.
КАРИН. Не будь таким противным. Нужно мне за это браться, играть проститутку?
ЙЕН. Ты же актриса, разве не так? То проститутка, то королева.
КАРИН. Когда это я была королевой?!
ЙЕН. Ну… в «Зачарованном поваренке».
КАРИН. Принцесса, упавшая в тесто! Сразу в третьем кадре! Все время мне достаются одни паршивые роли.
ЙЕН (целует ее). Попробуем еще раз. Ты придешь туда и победишь в кастинге.
КАРИН. Я уже в последнем туре.
ЙЕН. Вот видишь! Сколько вас там?
КАРИН. Четыре.
ЙЕН. Сколько из них переспало с продюсером?
КАРИН. Четыре.
ЙЕН. И ты говоришь это мне, мать твою, вот так просто?!
КАРИН. Ты же говорил, что все о’кей.
ЙЕН. Знаю, мать твою!
КАРИН. Рабочий момент!
ЙЕН. Ладно, рабочий момент!
КАРИН. Понимаешь, что значит — сниматься в Германии?!
ЙЕН. Свой стул, свои шортики.
КАРИН. Не будь смешным.
ЙЕН. Нет, все о’кей!
КАРИН. И для продюсера это был рабочий момент.
ЙЕН. Это тот плешивый кобель, который пятнадцать лет назад ездил на старом «Вартбурге», да и то в лучшем случае на Балатон?!
КАРИН. Ну, видишь. И где теперь он, а где мы.
ЙЕН. Ладно, о’кей. Рабочий момент. (Успокаивается. Обнимает Карин.) Тебя поимели, а роли не дадут. Понимаешь, что может быть и такой вариант?
КАРИН. Если ты мне не поможешь.
ЙЕН. Мне с ним тоже переспать?!
КАРИН. Во мне мало органики. Раздобудь для меня какую-нибудь проститутку.
ЙЕН. У тебя что, крыша поехала?
КАРИН. Ты меня не любишь.
ЙЕН. А если тебе дадут роль Офелии, ты сначала пойдешь топиться?!
КАРИН. Ты гнусный.
ЙЕН начинает расстегивать на ней блузку, КАРИН сопротивляется, ЙЕН уступает.
ЙЕН. Ну хорошо. Я тебе ее раздобуду. Ты станешь Nina von Autobahn. (Уходит.)
8. Вылетная магистраль
Время от времени слышен шум проезжающих машин. ЙЕН подходит к ЭВЕ, одетой вызывающе.
ЭВА. Хочешь развлечься?
ЙЕН. Я ищу девушку вроде тебя.
ЭВА. Супер.
ЙЕН. Для интервью.
ЭВА заливается смехом.
Мне надо только поговорить.
ЭВА. Отличная отмазка.
ЙЕН. Только ты, я и моя жена.
ЭВА. Втроем не работаю.
ЙЕН. Нет, подожди… Понимаю, это звучит странно, но мне нужно просто так, нормально поговорить… о твоей работе.
ЭВА. Она все еще слушает Вивальди?
ЙЕН. Что?
ЭВА. Она ходила вон в тот гипермаркет. И все время тащилась от одного и того же диска.
ЙЕН. А ты откуда знаешь?
ЭВА. Ты из-за нее меня и вышвырнул.
ЙЕН не может этого вспомнить.
Конченая наркоманка.
ЙЕН. Да там тысячи баб. Разве всех запомнишь?!
ЭВА уходит.
Погоди!
ЭВА возвращается. Гладит ЙЕНА по щеке.
Только поговорить, понятно?!
ЭВА. Чеши домой. Барби тебя уже ждет. И малыш Кен соскучился по папочке, точно?
ЙЕН. Начхать мне на твои слова.
ЭВА. А Линду она дублирует подходяще.
ЙЕН. Что?
ЭВА. Говорю, у твоей жены подходящий голос.
ЙЕН.