ЭГОН. При чем здесь моя искра, речь о том, что от тебя ушла жена, а ты ничего не делаешь!
ОТЕЦ. Речь и о твоей искре тоже.
ЭГОН. Хорошо. Речь о моей искре, которую я потерял. Но мамы-то тут нет.
ОТЕЦ. Мама имеет на это право. Пусть попробует.
ЭГОН. Что? Пусть попробует?
ОТЕЦ. Сядь.
ЭГОН. Зачем мне садиться?
ОТЕЦ. Я кое-что тебе расскажу, и лучше, чтобы ты при этом сидел.
ЭГОН растерянно садится.
Я однажды тоже попробовал. В самую неожиданную минуту. Твоя мама была как раз тобой беременна, когда я собрал чемодан и точно так же от нее ушел. Я ушел от беременной жены к другой женщине, потому что был уверен, что так и надо. Это называется помутнением сознания. Такое оправдание для подлецов. А на самом деле… как бы выразиться поприличнее… Короткое замыкание. Конечно, это еще прилично сказано… Одним словом, я ушел и стал жить с другой женщиной. Мы собирались уехать вместе в Канаду. Хотели начать там все сначала. Но в конце концов она уехала одна. Без меня. С другим, который был повыше ростом и побогаче… Поэтому не эмигрировали и мы с мамой… хотя тоже хотели… мама не могла себе представить, что однажды где-нибудь встретит ее… там за границей… в этой Канаде. Потому что туда должны были уехать и мы. И хотя я к маме вернулся, все равно навсегда остался подлецом. Мама мне никогда это не припоминала, она же такая великодушная. Для нее было очень важно, чтобы ты не узнал этого о своем отце… Она в два раза великодушнее, чем мы с тобой, вместе взятые.
Мертвая тишина. Словно на миг остановилось время.
Так вот, мама имеет на это право… Мне надо идти, а то закроют.
ОТЕЦ расправляет зонт, собирается уходить. ЭГОН сидит неподвижно. Он в шоке.
ЭГОН. Отец.
ОТЕЦ. Что?
ЭГОН. А потом ты маме изменял?
ОТЕЦ. Я должен отвечать?
ЭГОН. Должен.
Молчание.
ОТЕЦ. Нет. Больше никогда… Не ожидал?
ЭГОН. Не ожидал. (У него в глазах слезы, за которые ему не стыдно.) Отец…
ОТЕЦ. Что?
ЭГОН. Я тебя ужасно люблю.
ОТЕЦ. На улице только дождь или еще и ветер?
ЭГОН. Еще и ветер.
ОТЕЦ. Ну и мерзость. Снова всю дорогу будет выворачивать зонт. Тебе не кажется, что как-то слишком часто идет дождь? Может, скоро будет потоп. Было бы самое время. А нам пора бы строить ковчег.
ЭГОН. У Терезы и Душана родился сын.
ОТЕЦ. Это хорошо, мужики нужны. Нужно новое поколение. Совершенно новое. (Уходит.)
ЭГОН остается на сцене один. Он вот-вот заплачет. Давно уже он не плакал. Но если бы сейчас у него спросили, он ответил бы, наверно, что счастлив. Темнота.
22
Немая сцена. АРНОШТ играет на рояле, МАГДА сидит за компьютером, переписывается в чатах, это новое занятие стало для нее неодолимой страстью, благодаря анонимным разговорам по Интернету она становится наконец такой, какой хочет быть, ДОЛИНА пакует чемодан, его движения продуманны и размеренны, мать ЭГОНА ожидает с чемоданом перед железными воротами, на нее льет дождь, ОТЕЦ сидит на лавке на перроне, пытаясь удержать над головой зонт, ДУШАН сидит у постели, на которой лежит ТЕРЕЗА с маленьким ребенком, и держит ее за руку, ЭГОН целуется с ТАМАРОЙ, неспеша снимает с нее одежду и несет к кровати. Все поют на медленный тягучий мотив песню с такими словами:
Давайте улетим за облака,
Как улетают каждый раз
Минута, месяц, год от нас.
Нажмем педаль на газ,
Взлетим же ввысь сейчас.
Замедлим несколько шаги,
И души наши так наги,
О чем давно мечтали мы,
Теперь осуществится.
Постой, не торопись,
Постой, остановись,
На миг остановись.
С туманом порезвись.
Помчимся лихо по волнам,
Ты не грусти напрасно.
Ведь просто так понять,
Что жизнь прекрасна,
Жизнь прекрасна.
Темнота.
23
ТАМАРА и ЭГОН лежат на постели. ЭГОН курит.
ЭГОН. Ты что-нибудь получила от этого?
ТАМАРА. И ты еще спрашиваешь?
ЭГОН. Потому что не знаю.
ТАМАРА. Да, я получила от этого чудесное ощущение. У меня всегда от этого чудесное ощущение.
Молчание.
Я встретила сегодня Терезу с младенцем.
ЭГОН. Да что ты. И на кого он похож?
ТАМАРА. На тебя.
ЭГОН. Это что, юмор времен наших отцов?
ТАМАРА. Нос у него — Душана, а губы Терезины.
ЭГОН. Думаешь, у всех нас есть столько всего от других? Например, от родителей?
ТАМАРА. У кого-то больше, у кого-то меньше…
ЭГОН. Я бы хотел, чтобы у моих детей было все свое… ТАМАРА. Не иметь ничего от тебя — это бы им, наверно, не грозило. А я не могла бы в этом поучаствовать?
ЭГОН. В чем?
ТАМАРА. Ну, в твоих детях…
ЭГОН. В качестве няньки?
Смеются.
ТАМАРА. Слушай…
ЭГОН. Слушаю.
ТАМАРА. Во мне что-то бешено растикались биологические часы.
ЭГОН. А я-то думаю, что тут так тикает? Вроде — тик… ТАМАРА. Вроде — так… Мы могли бы вместе сходить полюбоваться на счастливую семейку…
ЭГОН. Ну да, могли бы. Ты бы ничего не имела против? ТАМАРА. Нет.
ЭГОН. Мне с тобой хорошо, понимаешь? У тебя и вправду в глазах любовь. Море любви… Закурим?
Закуривают.
ТАМАРА. Думаю, тебе надо бы согласиться. Я про радио. ЭГОН. Да, наверно. Я зайду к Михне.
ТАМАРА. Мама не звонила?
ЭГОН. Нет. А твой отец?
ТАМАРА. И он тоже.
ЭГОН. Разве все это не странно?
ТАМАРА. Не знаю. Такова судьба.
ЭГОН. Странная судьба. Уйти от человека, который был рядом столько лет…
Входит МАТЬ, сцена с ней может быть и воображаемой, и реальной.
МАТЬ. Кто бы говорил! Ты сам не умеешь ничего другого, кроме как уходить.
ЭГОН. Извини, это совсем другое. Я ни от кого не уходил через тридцать лет.
МАТЬ. Это все равно, через сколько лет. В этом случае — абсолютно все равно. В этом случае время — всего-навсего эпизодический персонаж… Думаешь, у меня нет права на счастье?
ЭГОН. С отцом ты не была счастлива?
МАТЬ. Я была, возможно, довольна, но не счастлива. Я уже не чувствовала любви!
ЭГОН. А сейчас ты ее чувствуешь?
МАТЬ. Сейчас я полна любви, Мишко.
ЭГОН. Не называй меня «Мишко», мама.
МАТЬ. Я — твоя мать и буду называть тебя как хочу… Мне хотелось бы, чтобы ты меня понял. Отец меня поймет… (Плачет.)
ЭГОН. Он уже тебя понял. Не плачь. (Сам готов заплакать.) Думаю, что и я тебя понимаю. У каждого есть право на счастье.
МАТЬ. Силу любви человек может понять по тому, чем он может ради нее пожертвовать.
ЭГОН (смеется). Кто это сказал? Гёте?
МАТЬ (смеется сквозь слезы). Зубоскалить — единственное, на что ты способен.
ЭГОН. Мама…
МАТЬ. И не возражай. Вспомни, сколько тебе лет. Название «молодое поколение» к тебе уже не относится. Так что нечего за него прятаться.
ЭГОН. Господи, да какое же я тогда поколение?!
МАТЬ (растерянно). Ну… среднее. На грани молодого и среднего. Собственно… я не знаю…
ЭГОН (смеется). Мамочка, милая, ну ты и комик…
МАТЬ (неожиданно истерически кричит, резко поменяв тон). Эгон!! Опомнись!! Какую жизнь ты ведешь?!
ЭГОН (озадаченно). Мы ведь сейчас занимаемся твоими проблемами, а не моими?
МАТЬ (медленно). Ты постоянно прячешься за какими-то сомнительными взглядами, а ведь тебе в твоем возрасте уже пора стать членом общества, начать работать на свое будущее. Ты всем пренебрегаешь, ты высокомерный, самоуверенный… думаешь только о себе… Думаешь только о себе. Только о себе!! Ты постоянно прячешься за какую-то свободу… А ты вообще знаешь, что такое свобода?
ЭГОН (еще более озадаченно). Мама. Ты меня очень озадачила.
МАТЬ. Свобода — это ответственность, сынок. Это одна из самых серьезных сторон ответственности в жизни. На тебя свобода свалилась прямо с неба! А мне пришлось вытесать ее из камня… Понимаешь? Мне пришлось стоять за нее босыми ногами на раскаленных углях… Мне пришлось долгие годы копать колодец, чтобы напиться чистой воды и умыть лицо… И когда я потом посмотрела в зеркало, то испугалась своего отражения. За время этой копки я потеряла, просрала, извини, но именно — просрала… всю свою жизнь. Я увидела перед собой в зеркале старуху. Мы ради вас эту Свободу выстояли в очередях, милые дети… и ни хрена за это не получили. (Плачет от отчаяния, ее рыдания глухие, болезненные.)
ЭГОН. Мама, пожалуйста, не кричи… не плачь… Скажи мне еще раз — «сыночек»…
МАТЬ (успокаивается, обнимает сына). Сыночек… Ты не чувствуешь ответственности, ни за кого и ни за что, Михал. Ты не живешь, а просто существуешь. И кончишь однажды точно так же, как твой отец. На перроне. Или в психиатрии. Или в могиле.
ЭГОН. Если уж выбирать, то я, пожалуй, предпочту перрон, правда, и могила тоже не худший вариант… Что ты сейчас рисуешь? Какой флажок?
МАТЬ. С флагами я покончила… Хочу начать рисовать рыб.