частью наличествующее утверждение о грядущем антихристе, поскольку оно будет [в будущем], и частью — будущее существование антихриста.
Но в части утверждения эта истина неизменна. Ведь любое из таких высказываний всегда утверждает одно и то же и тем же самым образом, что и теперь. Но невозможно, чтобы происходило изменение от существования, которого еще нет, к несуществованию. Ибо всякое изменение имеет место от того, что есть, а не от того, что пока не изменяется, и в будущем. Следовательно, никакое из этих высказываний или речей не изменяется по отношению к своей истине, которая частью есть, а частью будет, поскольку та [часть] истины, которая наличествует, всегда пребывает одним и тем же образом. А от той [части], которой еще нет, не может произойти никакого изменения, прежде чем она осуществится (evenire). Следовательно, если она никогда не осуществится, никакого изменения от нее никогда не произойдет. Отсюда необходимо: будет антихрист или не будет, [высказывание] не изменится из истины в ложь, если только то возможное, чем оно обладает, не способно измениться из истины в ложь. А о возможности изменения из истины в ложь говорится двояко: [высказывание истинно] или потому, что оно не принимает ложь, или потому, что, в соответствии с этим порядком, приняв истину, оно не принимает ложь. В первом случае оно необходимо, во втором — не необходимо.
О знании Бога[43]
Если Бог знает, что антихрист есть или был, или будет, антихрист есть или был, или будет. Но антецедент необходим. Следовательно, и консеквент необходим[44]. Если же антецедент вероятен, получается так, что Богу могут быть свойственны изменение и обман. Если же вероятен был консеквент, то, как кажется, поскольку консеквент и антецедент обратимы, имеют место другие несоответствия (inconvenientia): ведь если антихрист будет, Бог знает это, в противном случае нечто скрыто от него, что является несоответствием. Если же знает, то и это есть несоответствие, поскольку это возможно, а так как это возможно, может случиться так, что этого никогда не будет: когда же это произойдет, то, поскольку Бог не знает ложного, Бог не будет знать, что антихрист был или есть, или будет, и, таким образом, Богу было возможно не знать того, что Он знает; тогда Ему свойственно изменение, или, если Он остается при прежнем мнении, обман, чего быть не может. Чтобы утверждать невозможное, [например], что я сейчас вижу, как наличествующий будущий бег Сократа завтра, для меня немедленно должно быть необходимо истинно, что я уже видел будущий бег Сократа. И, тем не менее, бег Сократа все еще был бы возможным. Точно так же, поскольку для Бога все от века было наличествующим, не необходимо ли, чтобы он знал [вещи], которые сами по себе будущие и возможные, и Его знание относительно изменений было неизменным? И поскольку Он не может обмануться в Своем знании, из Его знания следует бытие вещи и наоборот. И кто усомнится, что из необходимого следует возможное и, напротив, с разрушением возможного из возможного следует невозможное? — Итак, следует признать, что возможное следует из необходимого и из возможного — невозможное. Но необходимость двойственна: одна необходимость принуждает вещь к бытию, и это — необходимость условия; другая следует из бытия вещи и не принуждает вещь к бытию, и это — необходимость заключения. — Ибо необходимость движения луны и солнца принуждает затмение к бытию. Но такая необходимость, [как, например, необходимость того, что] я видел вчера бегущего Сократа, не принуждает Сократа бежать, но следует из бега Сократа.
Далее, то, что необходимо, — непрерывно. Но то, что непрерывно, непрерывно либо в течение всего времени, либо в простоте вечности. Следовательно, необходимость, побуждающая вещь к бытию, будет непрерывна в течение всего времени и не может предшествовать возможному. Однако та необходимость, которая следует из бытия вещи и чье бытие постоянно в простоте вечности, необходимо предшествует возможному, как необходимо, что Бог знает, что антихрист будет. Из чего следует, что антихрист будет, что есть возможное. И опять же из того, что антихрист не будет, что есть возможное, следует, что Бог не знает, что антихрист будет, что есть невозможное.
Однако когда в логике говорится, что возможное не следует из необходимого и невозможное не следует из возможного, то это [возможное, необходимое и невозможное] следует понимать как возможное, необходимое и невозможное, для которых существует одна мера, например, мерой необходимости является время согласно своей универсальности, а мерой возможного — согласно своей части.
Когда, однако, мы представляем меру для измерения вечности как совокупность времени, мы ошибаемся в этом представлении и мы не освободимся от этого заблуждения, пока умственный взор не освободится от составного времени и не поднимется до созерцания однородной вечности.
И надо отметить, что в разных смыслах говорится: «солнце движется все время» и «Бог есть все время». Ибо о Боге говорится, что Он во времени потому, что Он не отсутствует ни в каком времени, или потому, что Он пребывает в простой вечности, из которой проистекает все время, согласно этому [изречению]: «Ты, от века повелевающий времени течь».
Альберт Великий
Albertus Magnus(ок.1206-1280)
Альберт фон Больштедт, или Альберт из Кельна, родился в Лауингене (Швабия). Учился в Падуе, где вступил в доминиканский орден в 1223 г. Затем преподавал в Германии с в 20-30-х годах, в Париже с 1240 по 1248 г. В 1248 г. был послан руководством ордена в Кельн для организации доминиканской школы. Одним из его учеников в Кельне был Фома Аквинский. В 1260 г. Альберт назначается епископом Регенсбурга. За энциклопедичность познаний получил титул «Doctor Universalis» (всеохватывающий доктор). Умер 15 ноября 1280 г. в Кельне. В 1622 г. был причислен к лику блаженных, а в 1931 г. полностью канонизирован католической церковью[45].
Сфера интересов Альберта как ученого охватывала практически все области знания того времени: физику, психологию, астрологию, географию, биологию, алхимию, причем каждая из частных наук связывается с общим учением о космосе, с теологией и онтологией. Создавая общий план всех наук, Альберт следует традиционной аристотелевской схеме: он либо основывается на аристотелевских текстах, либо пытается восполнить утраченные трактаты или те, которые Аристотель не успел написать (поскольку тексты Аристотеля изобилуют постановками задач, к которым он планирует обратиться позже, «в свою пору»). Альбертовы комментарии к Аристотелю отличаются по форме от сложившейся арабской традиции — последовательного цитирования, перемежающегося обширными комментариями. Альберт дает скорее парафраз текста, изобилующий авторскими отступлениями. В этих отступлениях Альберт обращается к опыту, понимаемому в широком смысле. Опыт представляется Альберту важным инструментом естественнонаучного познания — именно таким путем осуществляется познание единичных вещей, составляющих природный универсум, и естественных причин. Альберт не склонен напрямую возводить любое событие к божественной воле — Бог как первая причина действует в мире посредством множества вторичных причин.
Во многом благодаря Альберту в высокой схоластике стала доминировать аристотелевская физика (наряду с которой существовали и другие представления о природе, например, у Гроссетеста, которые Альберт называл «пифагорейскими»). Основываясь на аристотелевском тексте, Альберт разделяет три типа определения движения: формальное (актуализация потенциального), материальное (актуализация могущего двигаться) и целостное, охватывающее актуальность двигателя и движимого. Тем самым Альберт отвергает аверроистскую интерпретацию движения исключительно как претерпевания; с точки зрения Альберта, Аверроэс не проводит различия между движением как via (процессом) и целью движения. Альберт же полагает, что движение существует в движимом (претерпевающем), но принадлежит движущему (действующему) как причине.
На Альберта оказали сильное влияние неоплатонические тенденции (особенно в отношении космологии и концепции влияний высших интеллигенции на низшие); зачастую он воспринимал Аристотеля через неоплатоническую арабскую интерпретацию. Так, он полагал, что анонимная арабская «Книга о причинах» (восходящая к «Первоосновам теологии» Прокла), к которой он написал комментарий, принадлежит Аристотелю (на связь этой книги с Проклом первым указал Фома Аквинский). Однако неоплатонические и аристотелевские тенденции Альберт старался органически сочетать: рассматривая различные вопросы, он стремится примирить Платона и Аристотеля.
Тексты Аристотеля породили множество противоречивых толкований. Их обсуждению Альберт посвятил особое сочинение — De XV problematibus («О пятнадцати трудностях»). В случаях, когда учение Аристотеля вступает в противоречие с христианскими догмами, Альберт стремится не опровергнуть его, а восполнить, осуществить concordia discordantium[46]. Так, Альберт усматривает некоторую истинность в учении Аристотеля о вечности мира: основной довод Аристотеля заключается в том, что материя, будучи чисто потенциальной, никоим образом не может существовать прежде мира, и в этом, полагает Альберт, он прав; недостаточность аристотелевского воззрения состоит в том, что он не рассматривал альтернативу — творение ex nihilo, идея которого является результатом божественного откровения в Книге Бытия.
У своих современников, а в большей степени у потомков Альберт получил репутацию мага, алхимика и астролога. Однако авторство многих трудов на оккультные темы, таких, как Liber de Alchima или Speculum Astronomiae, является сомнительным (dubita). Но в целом идея воздействия небесных явлений на земные вписывается в общую космологию Альберта. Вместе с тем Альберт отрицает жесткий детерминизм и подчеркивает независимость человеческих воли и разума от влияния звезд