Пока военные транспорты, выйдя из Брундизия, пересекали Адриатику, Марк Агриппа отделил половину из своих четырехсот галер и ударил по базе Антония в Мефоне. Победа была полной, убив Богуда, он уничтожил половину его кораблей и включил вторую половину в состав своего флота. На этом Агриппа не остановился и проделал то же самое с Сосием у острова Левкада. Сам Сосий сбежал – ну и пусть. Отныне Антоний и Клеопатра были полностью отрезаны от зерна и продовольствия, поступающего к ним по морю, где бы они ни находились. Теперь единственным способом накормить пехоту и флот стало сухопутное снабжение, но Антоний твердо заявил, что римские солдаты сами не будут вьючными животными и не поведут вьючных животных. Пусть ленивые египтяне Клеопатры сделают хоть что-нибудь для разнообразия! Пусть они организуют снабжение по суше!
Все ослы и мулы на восточной стороне были конфискованы и нагружены по максимуму. Но оказалось, что египтянам было наплевать на животных, они не поили их и равнодушно смотрели, как те умирают во время перехода через горы Долопии. Под страхом смерти они заставили тысячи греков взвалить на себя мешки и кувшины с запасами и идти восемьдесят ужасных миль между Малийским и Амбракийским заливами. Среди этих несчастных носильщиков был грек по имени Плутарх, который выдержал все испытания и потом развлекал своих внуков потрясающими рассказами о том, как они тащили на себе пшеницу на протяжении восьмидесяти миль.
К концу апреля Агриппа контролировал Адриатику, и вся армия Октавиана благополучно высадилась вокруг Торина в Эпире, у подветренного берега Коркиры. Решив сделать Коркиру своей главной морской базой, Октавиан пошел на юг с пехотой, чтобы преподнести сюрприз Антонию в Акции.
До этого момента причиной всех неправильных решений Антония было вредное влияние Клеопатры на его легатов. Но теперь он сам совершил роковую ошибку: он сосредоточил в Амбракийском заливе все свои корабли – четыреста сорок судов, оставшихся после налетов Агриппы. При больших размерах и медлительности кораблей было невозможно – разве что в самых идеальных условиях – вывести все это скопище из бухты через пролив шириной меньше мили. И в то время как Антоний и Клеопатра не в силах были что-нибудь предпринять, остальные их базы сдавались Агриппе: Патры, весь Коринфский залив и западное побережье Пелопоннеса.
Замысел Октавиана двигаться быстро и застать Антония врасплох провалился. Шли дожди, земля была болотистой, люди простужались. Действуя в соответствии с донесениями своих разведчиков, Антоний и убийца Цезаря Децим Туруллий двинулись с несколькими легионами и галатийской конницей навстречу противнику и нанесли поражение передовым легионам Октавиана. Октавиан вынужден был остановиться.
Отчаянно нуждавшийся в победе Антоний сделал все, чтобы солдаты объявили его императором на поле сражения (четвертый раз за его карьеру) и сильно преувеличили его успех. Из-за болезней и скудного рациона моральный дух в его лагерях упал. Последние распоряжения Антония оказывались ужасающе неэффективными, и за это следовало благодарить Клеопатру. Она не пыталась держаться в тени, регулярно продолжала обходить территорию лагеря, чтобы придраться к чему-нибудь и покритиковать, и вела себя в высшей степени высокомерно. По ее мнению, она не делала ничего плохого. Хотя она уже шестнадцать лет общалась с римлянами, ей до сих пор не удалось постичь римскую концепцию равенства, которая не предполагала врожденного почтения к кому-либо, даже если этот кто-то имел право носить диадему. Виня ее во всех своих неприятностях, рядовые легионеры отпускали язвительные замечания в ее адрес, шикали, свистели, выли, как тысяча собак. И она не могла приказать, чтобы их за это наказали. Центурионы и легаты попросту не обращали на нее внимания.
Октавиан наконец поставил лагерь на хорошем, сухом участке неподалеку от северного конца бухты и соединил его с продовольственной базой на берегу Адриатического моря с помощью длинной фортификационной стены. Получился тупик: Агриппа заблокировал бухту с моря, а Октавиан лишил Антония возможности перенести свой лагерь в более здоровое место. Голод поднимал свою уродливую голову все выше, а вслед за ним наступило отчаяние.
В тот день, когда западный ветер немного затих, Антоний вывел часть своих кораблей под командованием Таркондимота. Агриппа поспешил встретить их со своими надежными либурнами и одержал победу. Сам Таркондимот был убит. Только внезапно сменившийся ветер дал возможность большей части флота Антония с боем отступить обратно в свою ловушку. Агриппу очень удивил тот факт, что этой вылазкой командовал царь-клиент и что ни на одном корабле не было римлян. Он объяснил это помрачением ума Антония, надеявшегося победить.
На самом деле причина была в разногласии на советах, которые все еще собирал упавший духом Антоний. Он и римляне хотели сражаться на суше, а Клеопатра и цари-клиенты уповали на морской бой. Обе стороны понимали, что они попали в ситуацию, когда победить невозможно, и им следует отказаться от вторжения в Италию, возвратиться в Египет, там перегруппироваться и выработать новую стратегию. Однако для осуществления этих намерений сначала нужно было нанести Октавиану достаточно тяжелое поражение, чтобы иметь возможность отвести войска.
Провиант поступал понемногу через горы, что позволяло избежать голода, но рацион пришлось урезать. В этом вопросе Клеопатра потерпела поражение, что сразу вызвало охлаждение к ней неримского контингента числом семьдесят тысяч. Антоний тайно распорядился выделить своим шестидесяти пяти тысячам римлян больше продуктов. Но тайное стало явным, и цари-клиенты возмутились, возненавидев Антония и разочаровавшись в Клеопатре, которая не сумела убедить или заставить Антония покончить с такой несправедливостью.
С наступлением лета в лагерях разразились брюшной тиф и малярия. Ни одному командиру, будь он римлянин или неримлянин, не хватило предусмотрительности или воодушевления, чтобы взяться муштровать пехоту и тренировать флот. Почти сто сорок тысяч солдат Антония сидели без дела, голодные, больные и недовольные, и ждали, когда кто-то сверху придумает выход. Они даже не требовали сражения, и это было верным признаком, что они уже сдались.
Потом Антоний придумал выход. Стряхнув с себя уныние, он собрал своих легатов и объяснил.
– Нам повезло, мы находимся поблизости от реки Ахерон, – сказал он, показывая на карте. – Октавиан здесь, и ему не повезло вовсе. Он берет питьевую воду из реки Ороп, протекающей далеко от его лагерей. Вода подводится по половинам полых стволов деревьев, которые он заменил терракотовыми трубами, привезенными Агриппой из Италии. Но в данный момент ситуация с водой у него ненадежная. Мы отрежем ему водоснабжение и заставим переместиться ближе к реке. К сожалению, расстояние, которое мы должны пройти, чтобы обеспечить внезапность удара, сводит на нет полномасштабную атаку пехоты, по крайней мере в начале.
Он говорил очень уверенно, пальцем показывая на карте соответствующие территории. Настроение в палатке улучшилось, особенно благодаря тому, что Клеопатра молчала.
– Дейотар Филадельф, ты возьмешь свою и фракийскую кавалерию. Реметалк будет твоим заместителем и возглавит бой. Я знаю, тебе предстоит долгий путь по восточной стороне бухты, но Октавиан этого не ожидает, слишком далеко. Марк Лурий возьмет десять римских легионов и будет следовать за тобой буквально по пятам, по возможности. А тем временем я переправлю пехоту через бухту, и мы встанем лагерем прямо у стен Октавиана. Он не очень встревожится, а когда я предложу сразиться, он проигнорирует меня. Его лагерь прекрасно укреплен, ему нечего бояться. После того как твоя пехота, Лурий, встретится с кавалерией Дейотара Филадельфа, вы выведете из строя водовод Октавиана и потом захватите его продовольственные склады на севере. Узнав, что случилось, он вынужден будет переместить лагерь на берег Оропа. И пока он будет этим занят – а Агриппе придется ему помогать, – мы вернемся в Египет.
Все повеселели. Это был отличный маневр с очень хорошим шансом на успех. Но недовольство по поводу того, что римляне питаются лучше, продолжало расти. Фракийский командир сбежал, перешел к Октавиану и во всех подробностях выдал план Антония. Октавиан смог перехватить кавалерию силами своих германцев. Сражения не было. Дейотар Филадельф и Реметалк сразу перешли к Октавиану и вместе с германцами напали на приближавшихся пехотинцев. Те повернулись и побежали в сторону Акция.
Услышав об этой катастрофе, Антоний направил туда остатки галатийской конницы под руководством Аминты и выступил сам, чтобы повернуть свои легионы обратно. Но когда Аминта встретился со своими сослуживцами и германцами, он перешел к Октавиану вместе с двумя тысячами своих конников.
Отчаявшийся Антоний отвел свои легионы обратно в Акций, убежденный, что в этом ужасном месте нельзя выиграть никакой сухопутной битвы.
– Я не знаю, как вырваться на свободу! – крикнул он Клеопатре, высохшей, как мумия. – Боги покинули меня, как и удача! Если бы ветер дул, как всегда в это время, Октавиан ни за что не смог бы пересечь Адриатику! Но ветер дул так, как нужно было Октавиану, и разрушил все мои планы! Клеопатра, Клеопатра, что мне делать? Все кончено!
– Успокойся, – тихо сказала она.
Гладя его жесткие курчавые волосы, она впервые заметила, что они седеют, словно тронутые морозом. Она тоже чувствовала бессилие, испытывала ужас оттого, что ее боги и боги Рима приняли сторону Октавиана. Как иначе смог бы он пересечь Адриатическое море в это время года? И почему еще у него появился такой способный командующий, как Агриппа? Но самый главный вопрос: почему она не предоставила Марка Антония его судьбе, а сама не убежала домой, в Египет? Из-за верности? Конечно нет! Чем она обязана Антонию, в конце концов? Он был жертвой ее обмана, орудием, мечом! Она всегда это знала! Так почему теперь она прилепилась к нему? Для такого предприятия у него нет и никогда не было таланта, да и желания. Просто, любя ее, он пы