– Потому что твоя жизнь не давала тебе прозреть.
Наступило молчание. Клеопатра чувствовала в Антонии перемену, словно ожесточенность долгого спора между нею и его четырьмя оставшимися друзьями дошла до его сознания и частично вернула ему энергию.
– Я больше не хочу обсуждать мой план с Канидием и другими, – сказала она. – Но я хотела бы поделиться с тобой. Ты выслушаешь меня?
– С удовольствием, любовь моя. С удовольствием.
– Я знаю, что здесь мы победить не можем, – оживленно начала она, словно это ее не волновало. – И еще я поняла, что пехота бесполезна. Твои римские войска верны тебе, как всегда, и среди них не было дезертиров. Поэтому их нужно по возможности сберечь. Я хочу уйти из Амбракии и быстро добраться до Египта. И есть только один способ сделать это. Наш флот должен дать сражение. Сражением должен командовать ты лично, с борта «Антонии». Ты и твои друзья проработаете все детали, потому что я в морском деле ничего не понимаю. Я только хочу погрузить на мои транспорты как можно больше твоих римских солдат, а остальных ты посадишь на свои самые быстроходные галеры. Пусть тебя не волнуют квинквиремы. Они такие медленные, что их захватят.
Он внимательно слушал, пристально глядя на нее.
– Продолжай.
– Это наш секрет, Марк, любовь моя. Ты не скажешь об этом даже Канидию, которому поручишь на суше командовать оставшейся пехотой. Командовать флотом назначь Попликолу, Сосия и Лурия. Это их займет. Пока они уверены, что мы там, они не почувствуют подвоха. Я буду на борту «Цезариона», достаточно далеко позади линий, чтобы видеть, где образуется брешь. И как только такая брешь появится, мы с твоим войском быстро уплывем в Египет! Тебе нужно держать баркас около «Антонии». Когда ты увидишь, что я уплываю, ты последуешь за мной. Быстро догонишь меня и перейдешь на борт «Цезариона».
– Я буду выглядеть дезертиром, – хмурясь, сказал Антоний.
– Нет, если все будут знать, что ты действовал так, чтобы спасти легионы.
– Я хочу улучшить твой план, любимая. У меня в Киренаике есть флот и четыре хороших легиона с Пинарием Скарпом. Дай мне один корабль, и я поплыву в Паретоний, чтобы забрать Пинария и моих людей. Мы снова увидимся в Александрии.
– Паретоний? Это в Ливии, а не в Киренаике.
– Поэтому я пошлю сейчас корабль в Киренаику. Я прикажу Пинарию немедленно идти в Паретоний.
– Если мы не сумеем спасти все твои одиннадцать легионов здесь, у нас есть еще четыре, – с удовлетворением произнесла Клеопатра. – Пусть будет так, Марк. Тот корабль будет ждать рядом с «Цезарионом». Но прежде чем ты перейдешь на него, ты попрощаешься со мной на «Цезарионе», хорошо?
– Это нетрудно, – сказал он, смеясь, и поцеловал ее.
Секрет раскрылся, когда в сентябрьские календы солдаты были погружены – набиты, как сельди в бочке, – на транспорты Клеопатры и другие быстроходные корабли. Перед этим было замечено свидетельство того, что подготовка ведется не только к морскому бою: на всех кораблях, кроме массивных «пятерок», приготовили паруса, кроме того, туда погрузили большой запас воды и провизии. Канидий, Попликола, Сосий, Лурий и остальные легаты заподозрили, что сразу же после боя они поплывут в Египет. Их подозрения усилились, когда все ненужные корабли были вытащены на берег и сожжены подальше от Амбракии, чтобы дым рассеялся, прежде чем Октавиан сможет увидеть его. Никто не думал, что само сражение – лишь для отвода глаз, что никакого боя не будет. Гордые римляне Попликола, Сосий и Лурий не смогли бы смириться с этим. Канидий, разглядевший истину сквозь дымовую завесу, ничего не сказал своим товарищам, только подумал, сколько легионеров не успеют погрузиться на транспорты к тому моменту, как Октавиан поймет, что происходит.
26
В конце лета ветер на Адриатике был более предсказуем, чем в любое другое время года. Утром он дул с запада, а ближе к полудню менял направление на северо-западное, и чем севернее он поворачивал, тем больше набирал силу.
Октавиан и Агриппа внимательно следили за подготовкой к сражению, хотя ни один разведчик не сообщил им о парусах и запасах воды и провизии на борту каждого транспорта Антония и Клеопатры. Если бы они знали об этом, то приняли бы меры, чтобы перекрыть противнику пути к отступлению. А так они посчитали, что Антоний устал сидеть тихо и решил поставить все на поражение Агриппы на море.
– Стратегия Антония проста, – сказал Агриппа Октавиану в их палатке. – Он должен повернуть мою линию кораблей на самом северном конце и гнать их на юг, то есть прочь от твоего лагеря на суше и моей базы в гавани Комарос. Его пехота нападет на твой лагерь и на мою базу с хорошим шансом на победу. Моя стратегия тоже проста. Мне нужно не дать повернуть мою линию с подветренной стороны. Кому первому удастся повернуть, тот и победит.
– Тогда ветер скорее на твоей стороне, – заметил Октавиан, очень довольный.
– Да. Размер тоже на моей стороне, Цезарь. Эти чудовищные «пятерки» Антония слишком неповоротливые. Он – гигант Антей, а мы – Геркулес, карлик по сравнению с ним, – с усмешкой сказал Агриппа. – Но он, кажется, забыл, что Геркулес оторвал Антея от матери-земли. Ну что ж, в сражении на воде Антей попросту не сможет черпать силу из земли.
– Найди мне флотилию, которой я смогу командовать на южном конце твоей линии, – велел Октавиан. – Я отказываюсь пережидать это сражение на суше, не хочу, чтобы все называли меня трусом. Но если я буду достаточно далеко от главного удара, то не смогу помешать твоей тактике даже самой невинной ошибкой. Сколько легионеров ты планируешь использовать, Агриппа? Если Антоний победит, он ведь нападет на наш лагерь и порт?
– Тридцать пять тысяч. На каждом корабле есть harpax, чтобы тянуть этих слонов, и множество лестниц с крюками. Наше преимущество в том, что у нас экипажи хорошо обучены, а Антоний не побеспокоился об этом. Но, Цезарь, бесполезно сидеть на южном конце нашей линии. Лучше тебе быть на моей либурне моим заместителем. Я надеюсь, ты не будешь отменять мои приказы.
– Спасибо за доверие! Когда это произойдет?
– Завтра, судя по всем признакам. Мы будем готовы.
Во второй день сентября Марк Антоний вышел в Амбракийский залив с шестью эскадрами, взяв под начало самую северную. Его правое, северное, крыло состояло из трех эскадр, в каждой эскадре пятьдесят пять массивных «пятерок». Попликола был его заместителем. Агриппа расположился на веслах дальше от берега, чем ожидал Антоний, а это означало, что придется грести дольше, чем он рассчитывал. Поздним утром он подошел на нужное расстояние и остановился, дав отдохнуть гребцам. Только к полудню, когда ветер подул с севера, стало возможно начать бой. Клеопатра и ее транспорты воспользовались преимуществом большого расстояния и подошли к выходу из залива, словно они были в резерве. Она надеялась, что, находясь так далеко от них, Агриппа не догадается, что на ее кораблях находится войско.
Ветер стал меняться. Противники отчаянно гребли на север, галеры на северном конце обеих сторон выстроились в линию, в результате между «пятерками» Антония интервалы были больше, чем между либурнами Агриппы.
Состязаться было трудно. Ни одной стороне не удавалось повернуть другую сторону под ветер. Вместо этого две крайние эскадры оказались заблокированными.
«Антония» и флагман Агриппы «Божественный Юлий» первыми вступили в бой, и буквально через несколько минут шесть проворных маленьких либурн зацепили «Антонию» и притянули к себе. Через какое-то время Антоний увидел, что десять из его галер в опасности: к ним тоже «прицепились» либурны. Некоторые корабли горели; не имело смысла таранить и топить их, если все сделает огонь. Солдаты с шести либурн устремились на палубу «Антонии», и Антоний решил покинуть корабль. Он видел, что Клеопатра и ее транспорты вырвались из бухты и под парусами двинулись на юг, подгоняемые северо-западным ветром. Антоний прыгнул в баркас и помчался за ними, лавируя между либурнами.
Никто на борту «Божественного Юлия» не заметил это суденышко. Антоний был уже на расстоянии полумили, когда «Антония» сдалась. Луций Геллий Попликола и другие две эскадры Антония сдались без боя, а Марк Лурий, командующий центром, повернул свои корабли и пошел обратно в бухту. Левый фланг под командованием Гая Сосия последовал примеру Лурия.
Это был разгром, посмешище, а не битва. Из более чем семисот кораблей на море столкнулись менее двадцати.
Собственно, это было невероятно до такой степени, что Агриппа и Октавиан пришли к убеждению, что этот странный исход не более чем трюк и что утром Антоний выберет другую тактику. Поэтому всю ту ночь флот Агриппы провел в открытом море, упустив возможность догнать Клеопатру и сорок тысяч римских солдат.
Поскольку на следующий день никакого хитроумного маневра предпринято не было, Агриппа отплыл обратно в Комарос, и они с Октавианом пошли посмотреть на пленных.
От Попликолы они узнали шокирующую правду: Антоний дезертировал и последовал за убегающей Клеопатрой.
– Во всем виновата та женщина! – кричал Попликола. – Антоний и не думал драться! Как только с «Антонией» было покончено, он перепрыгнул через борт и погнался за Клеопатрой.
– Невероятно! – воскликнул Октавиан.
– Говорю тебе, я видел это сам! И, увидев, подумал: зачем подвергать опасности своих солдат и экипажи? Мне казалось, что честнее будет сдаться. Я надеюсь, ты оценишь мое здравомыслие.
– Я высеку это на твоем памятнике, – добродушно промолвил Октавиан и обратился к своим германцам: – Я хочу, чтобы его немедленно казнили. Проследите.
Пощадили только Сосия. Аррунций просил за него, и Октавиан прислушался к его просьбе.
Как выяснилось, Канидий пытался убедить пехоту атаковать лагерь Октавиана, но никто, кроме него самого, не хотел драться. И войска не хотели сворачивать лагерь и идти на восток. Сам Канидий исчез, пока представители легионов вели переговоры о мире с Октавианом. Октавиан отослал иностранных наемников домой, а для римлян нашел землю в Греции и Македонии.