– Да, царица, – прошептала Ирада.
– Как тебя одеть? – спросила Хармиона.
– Двойная корона. Мое лучшее ожерелье, пояс и браслеты. Плиссированное белое платье и расшитый плащ, которые я надевала для Цезаря несколько лет назад. Обуви не надо. Покрасьте хной мои руки и ноги. Дайте все это жрецам к тому дню, когда они должны будут положить меня в саркофаг. У них уже есть доспехи моего любимого Антония, те, что были на нем, когда он короновал моих детей.
– А дети? – спросила Ирада. – Что с ними?
– Уедут в Рим, чтобы жить с Октавией. Я ей не завидую.
Хармиона улыбнулась сквозь слезы:
– Но это не относится к Филадельфу! Интересно, он повиновался Октавиану?
– Наверное.
– О, госпожа! – воскликнула потрясенная Хармиона. – Это не должно было так кончиться!
– И не кончилось бы, если бы моим противником был не Октавиан. Кровь Гая Юлия Цезаря очень сильна. А теперь оставьте меня.
Клеопатра ходила по комнате, не отрывая глаз от бюста Цезариона.
«В этот момент положено вспоминать всю свою жизнь, – думала она, – но я так не хочу. У меня на уме только Цезарион, его головка с мягкими золотыми волосками у моей груди, когда он большими глотками пил мое молоко. Цезарион, играющий со своим Троянским конем, – он знал имя каждой из тридцати кукол, спрятанных в животе коня. Цезарион, отстаивающий права фараона. Цезарион, протягивающий ручки отцу. Цезарион, смеющийся с Антонием. Всегда и вечно Цезарион.
Но я рада, что все кончено! Я не могу больше выносить этот поток слез. Ошибки, неприятности, потрясения, борьба. Вдовство. А ради чего? Ради сына, которого я не понимала, и ради двух мужчин, которых я не понимала. Да, жизнь – это юдоль слез. Я так благодарна, что могу умереть так, как хочу».
Корзину с фигами доставили вместе с запиской от Каэма, где говорилось, что все сделано так, как она приказала, что Гор будет встречать ее, когда она придет, что сам Птах помог это осуществить.
Клеопатра тщательно вымылась, надела простое платье, прошла с Хармионой и Ирадой к своей гробнице. С наступившим рассветом запели птицы, подул мягкий душистый бриз Александрии.
Поцелуй для Ирады. Поцелуй для Хармионы. Клеопатра скинула одежду и осталась обнаженной. Когда она подняла крышку корзины с фигами, они зашевелились. Огромная королевская кобра выползала по стенкам из своей тюрьмы. Вот! Сейчас! Когда ее голова показалась из корзины, Клеопатра обеими руками схватила кобру прямо под капюшоном и положила ее голову себе на грудь. Удар был так силен, что она пошатнулась и выронила змею. Рептилия немедленно уползла и спряталась в темном углу. В конце концов она нашла выход через трубу.
Хармиона и Ирада сидели с ней, пока она не умерла. Это было недолго, но мучительно. Оцепенение, конвульсии, потеря сознания. Когда она умерла, обе женщины стали готовиться к смерти.
Из тени вышли жрецы-бальзамировщики, взяли тело фараона и положили его на голый стол. Нож, которым они сделали разрез в ее боку, был из обсидиана. Через разрез они вытащили печень, желудок, легкие и кишечник. Каждый орган вымыли, свернули и набили мелко нарубленными травами и специями, кроме запрещенного ладана, потом положили в канопу с раствором натрия и канифоли. За мозг они примутся после того, как римский завоеватель нанесет визит.
К тому времени, как он пришел с Прокулеем и Корнелием Галлом, она была покрыта натрием, кроме груди и головы. Бальзамировщики знали, что римляне захотят увидеть, как она умерла.
– О боги, посмотрите на размер укусов! – воскликнул Октавиан, показывая на них. Потом обратился к старшему бальзамировщику: – Куда ты положил ее сердце? Я бы хотел посмотреть ее сердце.
– Сердце не удалено, о великий, как и почки, – ответил тот, низко кланяясь.
– Она даже не похожа на человека.
На Октавиана это явно не произвело впечатления, но Прокулей побледнел, извинился и ушел.
– Все высыхают, когда жизнь покидает их, – сказал Галл. – Я знаю, она была миниатюрной женщиной, но сейчас она как ребенок.
– Это варварство!
Октавиан вышел.
Он почувствовал сильное облегчение и был доволен ее решением их дилеммы. Змея! Идеально! Прокулей и Галл видели следы укусов и смогут публично засвидетельствовать способ смерти Клеопатры. «Каким чудовищем должна быть эта змея, – подумал Октавиан. – Хотел бы я увидеть ее, но только с мечом в руке».
Поздним вечером, немного навеселе – это был мучительный месяц – Октавиан позволил своему слуге снять покрывало с постели, чтобы лечь. Там, свернувшись клубком, лежала кобра длиной в семь футов, толщиной с руку человека. Октавиан закричал.
VIМетаморфоза29 г. до н. э. – 27 г. до н. э.
Цезарь Август
29
Трое детей Клеопатры, отправленные в Рим под присмотром вольноотпущенника Гая Юлия Адмета, поплыли одни. Как и божественный Юлий, когда тот уезжал из Египта, Октавиан решил, что, прежде чем вернуться в Рим, ему стоит навести порядок в Малой Азии и Анатолии. Определенное количество золота из того, которое он послал в казну, надо продать и купить серебро, чтобы отчеканить денарии и сестерции – не слишком много и не слишком мало. Октавиану совсем не нужна была инфляция после стольких лет депрессии.
Утомительное занятие, моя дорогая девочка, но я чувствую, что ты одобришь мое благоразумие. Ведь в благоразумии соперничать со мной можешь только ты. Храни твои желания в заветном месте, приготовь их для меня, когда я вернусь домой. Увы, пройдет еще много месяцев. Если я правильно организую правление в Египте, мне не надо будет возвращаться туда несколько лет.
Трудно поверить, что царица зверей мертва и лежит в гробнице, превращенная в фигуру, сделанную из чего-то вроде склеенных листов пергамента. Похоже на одну из тех кукол, которые так любит народ, когда в город приходит бродячий цирк. Я видел несколько мумий в Мемфисе, все забинтованы. Жрецам не понравилось, когда я приказал снять бинты, но они подчинились, потому что это не были мумии аристократов. Просто зажиточный торговец, его жена и их кошка. Я не могу понять, усыхают ли мускулы или растворяется жир. Но безусловно, или то или другое происходит, оставляя лицо ввалившимся, как случилось с Аттиком. Видно, что это останки человека, и можно судить о характере умершего, красоте и т. д. Я везу в Рим несколько таких мумий и выставлю их на платформе на моем триумфальном шествии вместе с несколькими жрецами, чтобы народ мог видеть каждую стадию этого жуткого процесса.
Царицу зверей постигла та же участь. И это правильно. Но мысль об Антонии не дает мне покоя. Без сомнения, мумифицированный Марк Антоний поразил всех нас, кто был в Египте. Прокулей говорит мне, что Геродот описал эту процедуру в своем трактате, но, поскольку он писал на греческом, я его не читал.
Я оставил Корнелия Галла править Египтом в качестве префекта. Он очень доволен, так доволен, что поэт в нем исчез, по крайней мере временно. Он говорит только об экспедициях, которые хочет провести, – на юг в Нубию и дальше на запад в Мероэ, туда, где вечная пустыня. Он также убежден, что Африка – огромный остров, и намерен плыть вокруг него на египетских кораблях, построенных для плавания в Индию. Я не имею ничего против этих головокружительных планов, поскольку это займет его. Лучше пусть плавает, чем тратит свое время, рыская вокруг Мемфиса в поисках зарытых сокровищ. Государственными делами будет заниматься команда чиновников, которых я лично назначил.
Письмо это прибудет к тебе вместе с младшими детьми Клеопатры. Страшная троица миниатюрных Антониев с высокомерием Птолемеев. Им необходима строгая дисциплина, на которую Октавия неспособна. Но я не беспокоюсь. Несколько месяцев общения с Юллом, Марцеллом и Тиберием укротят их. Потом посмотрим. Я надеюсь выдать Селену замуж за какого-нибудь царя-клиента, когда она вырастет, а вот с мальчиками труднее. Я хочу, чтобы у них изгладилась память об их происхождении, поэтому ты должна сказать Октавии, что Александр Гелиос превращается в Гая Антония, а Птолемей Филадельф – в Луция Антония. Надеюсь на то, что мальчики туповаты. Поскольку я не конфискую собственность Антония в Италии, Юлл, Гай и Луций будут иметь приличный доход. К счастью, очень многое было отдано за долги или продано, поэтому они никогда не станут чрезмерно богатыми, и, следовательно, для меня они не опасны.
Только трое из военачальников Антония были казнены. Остальные ничего из себя не представляют – внуки известных людей, давно умерших. Я простил их при условии, что они дадут мне клятву в несколько измененном виде. Это не значит, что их имена не будут записаны в моем секретном списке. За каждым, разумеется, будет наблюдать агент. Я – Цезарь, но не тот Цезарь, который был милостив. Что касается твоей просьбы привезти кое-что из одежды и драгоценностей Клеопатры, моя дорогая Ливия Друзилла, все это будет отправлено в Рим и продемонстрировано на моем триумфе. После парада вы с Октавией сможете выбрать некоторые вещи, и я куплю их для вас. Таким образом, казна не пострадает. Больше я не допущу казнокрадства.
Будь здорова. Я снова напишу из Сирии.
Из Антиохии Октавиан поехал в Дамаск и оттуда отправил посла к царю Фраату в Селевкию-на-Тигре. Человек по имени Аршак, претендующий на парфянский трон, не хотел класть голову в пасть льва, но Октавиан был тверд. Поскольку по всей Сирии стояли римские легионы, Октавиан был уверен, что царь парфян не сделает никаких глупостей и не причинит вреда послу римского победителя.
С началом зимы в конце того года, когда мечты Клеопатры не осуществились, Октавиан встретился в Дамаске с дюжиной парфян-аристократов и заключил новый договор: все к востоку от Евфрата будет принадлежать Парфянской империи, а все к западу от Евфрата отойдет Римской империи. Вооруженная армия никогда не пересечет эту водную границу.
– Мы слышали, Цезарь, что твои поступки мудры, – сказал старший посол парфян, – и наш новый договор подтверждает это.