Ксенон, начальник пращников, был на месте.
– Попробуй один, – сказал Вентидий, передавая ему шары.
Ксенон положил в пращу шар и стал раскручивать ее, пока не послышался свист. Резкий бросок – и свинцовый шар пролетел по воздуху и ударил в диафрагму набитого чучела. Вместе они подошли проверить повреждение. Ксенон ахнул, до того пораженный, что не мог даже крикнуть.
– Командир, посмотри! – проговорил он, когда обрел дар речи.
– Я уже смотрю.
Снаряд не просто сделал дырку в мягкой коже, он прорвал зияющее отверстие неправильной формы и упал на землю.
– Плохо, что в твоих чучелах нет скелета, – сказал Вентидий. – Я думаю, что эти свинцовые шарики будут вести себя по-другому, если попадут во что-то со скелетом. Поэтому мы опробуем снаряд на забракованном муле.
К тому времени, как нашли нужного мула, все пятьсот пращников собрались около них. Разнесся слух, что римский командир изобрел новый снаряд.
– Мула поставьте крестцом к летящему снаряду. В сражении вы будете стрелять по убегающим коням. Упадет лошадь – упадет и лучник. Парфяне могут возобновлять запас стрел, но лошадей? Сомневаюсь, что у них будет много свободных.
Мул был так искалечен, что его пришлось немедленно прикончить. Шкура его была разорвана, внутренности смешались. Вынутый из внутренностей шар потерял форму. Он напоминал плоскую пластинку с рваными краями – результат удара о твердую кость.
– Пращники! – громко крикнул Вентидий. – У вас появилось новое оружие!
Со всех сторон раздались возгласы одобрения.
– Ксенон, сообщи Полемону, – сказал Вентидий, – что мне нужно еще полторы тысячи пращников и тысяча талантов свинца с его серебряных рудников. Понт сейчас стал очень важным союзником.
Конечно, все было не так просто. Некоторые пращники посчитали, что меньший снаряд труднее бросать, а некоторые не хотели признавать его преимущество. Но постепенно даже самые упрямые научились бросать свинец и перешли на новый вид оружия. Пришлось также модифицировать саму пращу, ибо тренировки показали, что от свинцового шара она быстрее изнашивается, чем от камня.
Потом прибыли еще полторы тысячи пращников из Амасеи и Синопы, ожидали их и из Амиса, который находился дальше. Полемон не был дураком, он правильно рассчитал, что чем щедрее он будет и чем быстрее выполнит просьбу Вентидия, тем больше окажется его прибыль.
Пока пращники тренировались, Вентидий не бездействовал. Он не всем был доволен. Новый наместник провинции Азия Луций Мунаций Планк обосновался в Пергаме, далеко к северу от Ликии и Карии, где находился Лабиен. Но житель Пергама, которому платил Лабиен, разыскал Планка и убедил его, что Эфес пал, а Пергам – следующая цель парфян. Не очень храбрый и склонный следовать ложным советам, Планк в панике быстро собрался и убежал на остров Хиос, послав сообщение Антонию, все еще находящемуся в Риме, что Лабиена невозможно остановить.
«И все это, – писал Вентидий Антонию, – пока я занят тем, что высаживаю пятнадцать легионов в Эфесе! Этот человек болван, трус, ему нельзя доверять войско. Я не стал ему писать, считая это напрасной тратой времени».
«Молодец, Вентидий, – хвалил его Антоний в ответном письме, которое тот получил, когда его армия была уже готова к маршу. – Я признаю, что назначил Планка наместником, чтобы он не путался у меня под ногами, как и Агенобарба в Вифинии, разве что Агенобарб не трус. Пусть Планк остается на Хиосе, там великолепное вино».
Прочитав письмо, Силон хихикнул:
– Отлично, Вентидий, за исключением того, что провинция Азия остается без правителя.
– Я подумал об этом, – самодовольно ответил Вентидий. – Поскольку Пифодор из Тралл теперь зять Антония, я позвал его в Эфес. Он сможет собрать дань и налоги от имени папы-тестя Антония и послать их в казну в Рим.
– О-о-о! – протянул Силон, широко открыв свои странные глаза. – Сомневаюсь, что это понравится Антонию. Он приказывал присылать все ему.
– Я такого приказа не получал, Силон. Я верен Марку Антонию, но прежде всего я верен Риму. Дань и налоги, собранные от имени Рима, должны идти в казну. То же самое с трофеями, которые мы добудем. Если Антоний хочет жаловаться – пожалуйста. Но только после того, как мы побьем парфян.
Вентидий чувствовал свою силу, ибо вожди Галатии, оставшиеся без лидера, собрали всех кавалеристов, каких сумели найти, и пришли в Эфес с желанием показать этому неизвестному римскому военачальнику, на что способны хорошие конники. Их было десять тысяч, все слишком молодые, потому не принимавшие участие в сражении у Филипп, все озабоченные тем, чтобы оградить свои прекрасные пастбища от налетов Квинта Лабиена, находящегося в опасной близости.
– Я поеду с ними, но торопиться не стану, – сказал Силону Вентидий. – Твоя работа – быстро вести пехоту со скоростью не меньше тридцати миль в день. Я хочу, чтобы легионы шли прямо к Киликийским воротам. То есть к верховью реки Меандр и через северную часть Писидии в Иконий. Иди по караванной тропе, оттуда по югу Каппадокии, оттуда по римской дороге, которая ведет к Киликийским воротам. Это марш в пятьсот миль, и у вас двадцать дней. Понятно?
– Абсолютно, Публий Вентидий, – ответил Силон.
Римский командир обычно не ездил верхом. Большинство по ряду причин предпочитали идти пешком. Во-первых, так удобнее. У человека на коне затекают ноги, потому что для них нет опоры и они свободно болтаются. Во-вторых, пехоте нравилось, когда командиры шли вместе с солдатами. Так они оказывались на одном уровне с ними и буквально, и метафорически. В-третьих, это сдерживало кавалерию. Римские армии в основном состояли из пехоты, ценимой больше, чем кавалерия, которая за прошедшие столетия перестала быть римской и сделалась вспомогательной силой, конников поставляли галлы, германцы и галаты.
Но Вентидий больше привык ездить верхом благодаря мулам. Его так и подмывало напомнить своим надменным коллегам, что великий Сулла всегда ездил на муле и заставил молодого Цезаря ездить на муле. Вентидий хотел следить за кавалерией, которую вел галат по имени Аминта, раньше служивший секретарем у старого царя Дейотара. Если Вентидий прав, Лабиен будет отступать перед такой грозной кавалерией, пока не найдет места, где десять тысяч его пехотинцев, обученных римскому ведению боя, смогут побить десять тысяч конников. Это будет не Кария и не Центральная Анатолия. Он сможет найти такое место в Ликии и на юге Писидии, но, если он будет отступать в том направлении, это затруднит его связь с армией парфян. Лабиен, скорее всего, пойдет по тому же маршруту, который Вентидий наметил для Силона, но на несколько дней раньше. Десять тысяч преследующих его лошадей заставят Лабиена убегать быстро, так что ему не удастся сохранить обоз, нагруженный награбленным так, что только быкам под силу сдвинуть повозки с места. Все это добро достанется Силону. Дело Вентидия – заставить Лабиена быстро возвратиться в Киликию Педию, к парфянской армии по другую сторону Аманских гор, служивших естественной границей между Киликией Педией и северной частью Сирии.
Существовал только один путь, по которому Лабиен мог пройти из Каппадокии в Киликию, ибо высокие и скалистые Таврские горы отрезали центральную Анатолию везде восточнее этого участка. Снега Тавра никогда не таяли, а имевшиеся там перевалы лежали на высоте десяти и одиннадцати тысяч футов, особенно в сегменте Анти-Тавр. Кроме Киликийских ворот. И именно у Киликийских ворот Вентидий надеялся нагнать Квинта Лабиена.
Молодые галаты были именно в том возрасте, когда они становятся самыми храбрыми воинами: недостаточно взрослые, чтобы иметь жену и семью, и недостаточно зрелые, чтобы бояться сражения с неприятелем. Только Риму удавалось превратить мужчин старше двадцати лет в превосходных солдат, и это было показателем преимущества Рима. Дисциплина, тренировка, профессионализм, ясное понимание, что каждый человек – это часть огромной, не знающей поражения машины. Вентидий сознавал, что без своих легионов он не сможет победить Лабиена. Ему нужно было только загнать отступника в ловушку, перекрыть Киликийские ворота и ждать, когда прибудут его легионы. Доверяя Силону, он передаст ему командование в предстоящем сражении.
Лабиен повел себя предсказуемо. Его разведка донесла об огромных силах, засевших в Эфесе, а услышав имя их командира, он понял, что должен спешно отступить из западной части Анатолии. Трофеи у него накопились изрядные, ибо он побывал в местах, куда не наведались ни Брут, ни Кассий. Писидия была полна храмов, посвященных Кубабе Кибеле и ее возлюбленному и жрецу Аттису. В Ликаонии было много храмовых территорий, посвященных забытым божествам тех времен, когда Агамемнон правил Грецией. В Иконии мидийские и армянские боги имели собственные храмы. Лабиен из последних сил тащил за собой обоз – напрасный труд. Он бросил его в пятидесяти милях западнее Иконии. Возчики, отчаянно боявшиеся преследующей их римской кавалерии, даже не додумались украсть что-нибудь из содержимого повозок. Они убежали, оставив обоз, растянувшийся на две мили, и ревущих от жажды быков. Вентидий остановился освободить животных, чтобы они могли найти воду, и двинулся дальше. Когда пробьет час и награбленное дойдет до казны, оно потянет тысяч на пять талантов серебром. Там не было бесценных произведений искусства, но очень много золота, серебра и драгоценных камней. Садясь на мула, Вентидий подумал, что это будет подходящим украшением его триумфа.
Местность вокруг Киликийских ворот не годилась для лошадей. В густых сосновых лесах трава не росла, и ни одна лошадь не стала бы есть сильно пахнущую хвою. Каждый пехотинец нес с собой корм, сколько мог, – одна из причин, почему Вентидий не торопился. Но пехотинцы были смекалистые, они подбирали все найденные побеги папоротника, похожие, по мнению Вентидия, на посох авгура с завитушкой на конце. Он рассчитал, что с кормом, который несли солдаты, и папоротником можно протянуть дней десять. Достаточно, если Силон будет строг и заставит легионы делать по тридцать миль в день. Цезарь мог добиться от легионеров еще большей скорости, но Цезарь был особенным. Ох, тот марш из Плаценции ради освобождения Требония и остальны