Однако мне стало известно, что Антиох из Коммагены заключил с Пакором договор, по которому Коммагеной будут управлять парфяне. Он также снабдил Пакора провизией и фуражом, что дало тому возможность пойти в Сирию без обычных проблем, преследующих большие силы кавалерии. Поэтому в марте я поведу семь легионов на север, к Самосате, и посмотрю, что скажет царь Антиох о своем предательстве. Силон и два легиона пойдут к Иерусалиму, чтобы посадить на трон царя Ирода.
Царь Ирод очень помог мне. Его агенты распространили среди парфянских шпионов неверную информацию, и это дало мне возможность найти идеальное место для сражения, пока парфяне не знали, где я нахожусь. Я считаю, что в лице царя Ирода Рим получит надежного союзника. Я дал ему сто талантов, чтобы он поехал в Египет и купил провизию для своей семьи и семьи царя Гиркана, которых он поместил на какой-то неприступной горе. Кампания дала трофеев на десять тысяч талантов серебром, они уже отправлены в казну Рима. После моего триумфа бо́льшую часть трофеев получишь ты. Моя доля от продажи рабов будет невелика, поскольку парфяне бились насмерть. Я собрал около тысячи человек из армии Лабиена и продал их.
Что касается Квинта Лабиена, я только что получил письмо от Гая Юлия Деметрия с Кипра. Он сообщает мне, что захватил Лабиена и убил его. Я не одобряю этот последний факт, поскольку простой грек-вольноотпущенник, пусть даже и вольноотпущенник покойного Цезаря, не имеет достаточной власти, чтобы казнить. Но оставляю тебе судить об этом.
Будь уверен, когда я приду в Самосату, я расправлюсь с Антиохом, который лишил Коммагену статуса друга и союзника. Надеюсь, это письмо найдет тебя и твою семью в добром здравии.
12
Жизнь в Афинах была приятной, особенно с тех пор, как Марк Антоний уладил свои разногласия с Титом Помпонием Аттиком, самым уважаемым римлянином в Афинах. Греки прозвали его Аттиком, что означает «афинянин в сердце». Точнее было бы сказать, «любитель афинских мальчиков», но все римляне благоразумно это игнорировали, даже такой противник гомосексуализма, как Антоний. С самого начала Аттик принял решение не демонстрировать своего пристрастия к мальчикам нигде, кроме терпимо относящихся к этому Афин. Там он построил особняк и за годы сделал много хорошего для города. У Аттика, человека большой культуры и известного литератора, было увлечение, которое в конце концов принесло ему очень много денег. Он публиковал работы знаменитых римских авторов, от Катулла до Цицерона и Цезаря. Каждый новый опус копировали тиражом от нескольких десятков экземпляров до нескольких тысяч. Сто переписчиков с хорошим, разборчивым почерком разместились в здании на Аргилете, около сената. Сейчас они занимались поэзией Вергилия и Горация. К их помещению примыкала библиотека, где можно было на время взять рукопись. Идея библиотеки принадлежала братьям Сосиям, известным книготорговцам, конкурентам Аттика, расположившимся рядом. Издательским делом они начали заниматься раньше Аттика, но не обладали таким огромным богатством и работали медленнее. Недавно скончавшиеся братья Сосии в свое время произвели на свет подающих надежды политиков, один из которых был у Антония старшим легатом.
В среднем возрасте Аттик женился на кузине Цецилии Пилии, которая родила ему дочь Цецилию Аттику, его единственного ребенка и наследницу всех его богатств. В результате болезни Пилия стала инвалидом. Вскоре после сражения у Филипп она умерла, оставив Аттика растить дочь. Родившейся за два года до убийства Цезаря девочке было сейчас тринадцать лет. Аттик был хорошим отцом, он никогда не скрывал от нее своих наклонностей, считая, что неведение только сделает дочь уязвимой для сплетен. Его очень беспокоило будущее своего единственного ребенка. Кого выбрать ей в мужья через пять лет?
Удивительная проницательность и поразительное умение поддерживать хорошие отношения с любой фракцией в высшем обществе Рима помогли Аттику выжить, но после смерти Цезаря мир изменился так радикально, что он боялся и за себя, и за благополучие дочери. Его единственной слабостью была симпатия к римским матронам, попавшим в беду. Он помогал Сервилии, матери Брута и любовнице Цезаря, Клодии, сестре Публия Клодия, пользующейся дурной славой, и Фульвии, жене трех демагогов: Клодия, Куриона и Антония.
Помощь Фульвии чуть не разорила его, несмотря на его влияние в мире коммерции, которой правит сословие всадников. В какой-то момент казалось, что все, от зерна до обширных латифундий в Эпире, пойдет с аукциона в пользу Антония, но, получив короткое письмо Антония с повелением выгнать Фульвию, Аттик немедленно выполнил приказ. Хотя он горько плакал, когда она вскрыла себе вены, собственная судьба и состояние были важнее.
Когда Антоний прибыл в Афины с Октавией и ватагой ребятишек, Аттик сделал все, чтобы снискать расположение мужа и жены. Он нашел триумвира спокойным и умиротворенным и понял, что за это следует благодарить Октавию. Они были явно счастливы вместе, но не как молодые новобрачные, которым никто не нужен. Антонию и Октавии нравились компании, они посещали лекции, симпозиумы и приемы, которыми славилась культурная столица. Они часто устраивали дома вечеринки. Да, год брака пошел Антонию на пользу, как и знаменитому Помпею Великому, когда он женился на очаровательной Юлии, дочери Цезаря.
Конечно, прежний Антоний никуда не делся. Он оставался дерзким, взрывным, агрессивным, любил удовольствия и был все таким же ленивым.
Именно леность Антония занимала в основном мысли Аттика, пока он медленно шел по узкой афинской аллее в резиденцию наместника, где Антоний устраивал обед. Был апрель того года, когда консулами стали Аппий Клавдий Пульхр и Гай Норбан Флакк. Аттик (впрочем, как и остальные афиняне) знал, что парфян загнали обратно на их земли. И это сделал не Антоний, а Публий Вентидий. В Риме говорили, будто набеги парфян прекратились так внезапно, что Антоний просто не успел присоединиться к Вентидию в Киликии или в Сирии. Но Аттик лучше знал, что ничто не мешало Антонию быть там, где велись военные действия. Ничто, кроме фатальной слабости Антония: из-за своей лени он все оттягивал и откладывал. Он не поспевал за событиями, говоря себе, что все произойдет тогда, когда он этого захочет. Пока Юлий Цезарь был жив, он заставлял Антония шевелиться, что-то делать. Его слабость не казалась такой фатальной. А после убийства Цезаря его подгонял Октавиан. Но победа у Филипп оказалась столь великой для Антония, что его слабость разрослась, как грибы после дождя. Так уже было, когда Юлий Цезарь оставил на него Италию, пока сам сокрушал последних своих врагов. И что сделал Антоний с этой огромной властью? Запряг четырех львов в колесницу, окружил себя магами, танцовщицами и шутами и пьянствовал, ни о чем не думая. Работа? Что это такое? Рим как-нибудь проживет и сам. Как человек, которому дали власть, он может делать все, что хочет, а он хотел пьянствовать. Без всяких на то оснований он полагал, что поскольку он Марк Антоний, то все должно складываться так, как он считает нужным. А если ничего не получалось, Антоний винил в этом всех, кроме себя.
Несмотря на умиротворяющее влияние Октавии, на самом деле он не изменился. Прежде всего удовольствия, а работа – потом. И так всегда. Поллион и Меценат разграничили полномочия триумвиров более разумно, с тем чтобы полностью освободить Антония для командования армией. Но очевидно, он был еще к этому не готов, а его оправдания казались надуманными. Октавиан не представлял реальной угрозы, и, несмотря на все возражения и доводы Антония, у него хватало денег, чтобы идти воевать. У него уже были хорошо вооруженные легионы и дешевое зерно Секста Помпея для снабжения армии. Так что же его останавливало?
К тому времени, как Аттик прибыл в резиденцию наместника, он накрутил себя так, что впал в ярость, но потом вспомнил, что должен обедать с Антонием наедине. Сославшись на какую-то болезнь у детей, Октавия сказала, что не сможет присутствовать. Это значило, что некому будет развеселить Антония. С тяжелым сердцем Аттик понял, что обед будет не из приятных.
– Если бы Вентидий был здесь, я бы судил его за предательство! – вот первое, что сказал Антоний при встрече.
Аттик засмеялся:
– Чепуха!
Антоний опешил, потом сник.
– Да, я понимаю, почему ты так сказал, но война с парфянами была моей! Вентидий превысил полномочия.
– Ты сам должен был находиться в командирской палатке, дорогой мой Антоний! – резко заметил Аттик. – А поскольку тебя там не было, на что ты можешь жаловаться, если твой заместитель добился таких успехов, потеряв при этом так мало людей? Тебе следует принести благодарственную жертву Марсу Непобедимому.
– Он должен был ждать меня, – упрямо настаивал Антоний.
– Ерунда! Твоя проблема в том, что ты хочешь одновременно прожить две жизни.
Полное лицо Антония выдало его раздражение после таких откровенных слов, но в глазах не было той красной искры, которая предупреждала о надвигающейся буре.
– Две жизни? – переспросил он.
– Да. Наш самый знаменитый современник расхаживает по афинской сцене под громкий хвалебный хор – это раз. Наш самый знаменитый современник ведет свои легионы к победе – это два.
– В Афинах очень много работы! – возмутился Антоний. – Это не я иду не в ногу, Аттик, а Вентидий. Он как камень, который катится с горы! Даже теперь он не согласен почивать на лаврах. Вместо этого он с семью легионами идет к верховью Евфрата, чтобы поддать под зад царю Антиоху!
– Я знаю. Ты показывал мне его письмо, помнишь? Дело не в том, что делает или чего не делает Вентидий. Дело в том, что ты – в Афинах, а не в Сирии. Почему ты не хочешь признать это, Антоний? Ты любишь тянуть время.
В ответ Антоний разразился хохотом.
– Ох, Аттик! – еле выговорил он, давясь от смеха. – Ты неподражаем!
Внезапно он посуровел, сдвинул брови:
– В сенате я еще могу стерпеть, когда меня критикуют кабинетные полководцы, но здесь не сенат, и ты вызываешь мое недовольство!