В командирской палатке никого не было, когда Марк Тиций уходил, потому что все хотели сохранить в памяти веселое веснушчатое лицо неумелого квестора Тиция, ответственного за финансы армии и совершенно неспособного распорядиться своими.
Прошла нундина с тех пор, как он ушел. Ветер сменил направление и подул с севера. С собой он принес дожди и мокрый снег. И в этот день несколько жителей Фрааспы стали жарить на стенах баранину. Запах доносился до лагерей римлян. Так осажденные хотели сказать им, что в городе еще много еды, на всю зиму, и они не сдадутся.
Антоний созвал военный совет. Это было не совещание друзей, но собрание, где присутствовали все его легаты и трибуны, а также старшие центурионы, primipilus и pilus prior, – всего шестьдесят человек. Идеальное количество. Все могли его услышать, глашатаям не надо было повторять его слова, чтобы донести их до последних рядов. Приглашенные многозначительно переглядывались: среди них не было ни одного иноземца. Собрание для легионов, а не для армии.
– Без осадных машин мы не сможем взять Фрааспу, – начал Антоний, – и сегодняшняя демонстрация показала, что городу пока не грозит голод. Мы сидим здесь сто дней, съели уже все, что было на полях. Заплатили большую цену – потеряли две трети наших конных вспомогательных сил.
Он глубоко вдохнул, постарался выглядеть решительным командиром, полностью владеющим собой и ситуацией.
– Пора уходить, ребята, – сказал наконец он. – Судя по сегодняшней погоде, настоящая зима наступит скоро. Завтра, в октябрьские календы, мы уйдем в Артаксату. Жители Фрааспы не ожидают от римских легионов такой быстроты. Завтра утром, когда они проснутся, они увидят только костры. Прикажите людям взять с собой месячный запас зерна. Мулы центурий повезут еду и растопку. А мулов, тащивших повозки, мы используем как вьючных животных. Что не сможем нести на себе, оставим. Только еда и горючее.
Большинство ожидали этого разговора, но никому не нравилось слышать такие слова. Однако в одном Антоний мог быть уверен: римляне не будут оплакивать судьбу вспомогательного войска, которое они терпели, но никогда не ценили высоко.
– Центурионы, до рассвета каждый легионер должен знать ситуацию и понимать, что ему нужно делать, чтобы выжить на марше. Я не имею понятия, что нас ждет при отступлении, но римские легионы не сдаются. Не сдадутся они и на этом марше. Местность такая, что нам потребуется месяц, чтобы дойти до Артаксаты, особенно если будут продолжаться дожди и мокрый снег. Это значит, что дороги превратятся в грязь. Будут морозы. Надо покопаться в ваших мешках и найти носки. Если у кого есть носки из кроличьих шкурок – тем лучше. В бою немалое значение имеют сухие ноги, ибо это нас ждет, ребята. Парфяне используют тактику Фабия – они будут «щипать» отставших, но не будут атаковать всех разом. Хуже всего то, что между этим местом и Артаксатой нет достаточно древесины для костров. Поэтому обогреваться будет нечем. Любой, кто сожжет колья для палаток, часть бруствера или древко от копья, будет выпорот и обезглавлен. Это нам необходимо, чтобы отбивать атаки парфян. Мы не можем доверять иноземным наемникам, включая армян. Единственное войско, которое имеет большое значение для Рима, – это его легионы. И мы их сохраним.
Наступило недолгое молчание, которое прервал Канидий.
– Какой порядок марша, Антоний? – спросил он.
– Agmen quadratum, Канидий, где местность достаточно ровная, а где неровная, все-таки постараемся идти квадратами. Какой бы узкой ни была дорога, мы никогда не двигаемся колонной или шеренгой. Это понятно?
Шепот со всех сторон.
Агенобарб открыл было рот, чтобы спросить о чем-то, но тут в задних рядах началось шевеление. Несколько человек расступились, пропустив к Антонию Марка Тиция. Все заулыбались, некоторые хлопали Тиция по спине.
– Тиций, ты, скотина! – радостно крикнул Антоний. – Ты нашел парфян? Как на самом деле обстоят дела?
– Да, Марк Антоний, я нашел их, – с суровым лицом ответил Тиций. – Их сорок тысяч, командует ими наш друг Монес. Я несколько раз ясно видел его. Он объезжал войско в золотой кольчуге, с диадемой на шлеме. Парфянский царевич, такой же важный, как покойный Пакор, по описанию Вентидия.
Новость о Монесе не явилась сюрпризом даже для Антония, его ярого сторонника. Царь Фраат обманул их, заслал предателя в их ряды.
– Как далеко они? – спросил Фонтей.
– Около тридцати миль, как раз между нами и Артаксатой.
– Катафракты? Конные лучники? – спросил Канидий.
– И те и другие, но больше лучников. – Тиций чуть улыбнулся. – Думаю, катафрактов у них поубавилось после кампании Вентидия. Около пяти тысяч, не больше. Но очень много лучников. Целая конная армия. И они сильно истоптали дорогу. Да еще эти дожди. Наши солдаты пойдут по грязи. – Он замолчал, вопросительно глядя на Антония. – Я так понял, что мы будем отступать?
– Ты правильно понял. Ты вернулся как раз в нужный момент, Тиций. Через день ты не застал бы нас.
– У тебя что-то еще? – спросил Канидий.
– Не похоже, будто они рвутся в бой. Скорее они станут обороняться. Да, они будут нападать на нас, но, если Монес не лучший полководец, чем я думаю, понаблюдав, как он важно разъезжает на своем коне, мы сможем отражать их вылазки, если будем заранее знать о них.
– Нас не нужно предупреждать, Тиций, – сказал Агенобарб. – Мы будем идти agmen quadratum, а где не сможем, будем двигаться квадратом.
Собрание перешло в спокойное обсуждение организационных вопросов: какие легионы пойдут впереди, какие будут замыкающими, как часто должны меняться местами люди на флангах и в середине, какого размера должны быть квадраты, сколько вьючных мулов нужно для каждого квадрата минимального размера. Тысячу решений надо было принять, прежде чем нога, обутая в калиги с носками, сделает первый шаг.
Наконец Фонтей задал вопрос, на который больше никто не отважился:
– Антоний, у нас тридцать тысяч вспомогательной пехоты. Что будет с ними?
– Если они не смогут поспевать за нами, они пойдут в арьергарде, квадратом. Но они не будут поспевать, Фонтей. Мы все это знаем. – В глазах Антония показались слезы. – Мне очень жаль. Как триумвир Востока, я отвечаю за них. Но легионы надо сохранить любой ценой. Я все время думаю, что их у нас шестнадцать, хотя, конечно, не столько. Двух легионов Статиана уже давно нет.
– Еще сорок восемь тысяч нестроевых. Достаточно, чтобы организовать сильный фронт, если они смогут идти строем. У нас четыре тысячи галлов и четыре тысячи галатов для защиты их флангов, но, если не будет травы, у них начнутся неприятности, не пройдем мы и половины пути, – сказал Канидий.
– Пошли их вперед, Антоний, – предложил Фонтей.
– И размесить землю еще больше? Нет, они пойдут с нами, на наших флангах. Если они не будут справляться с лучниками и катафрактами, которых пошлет Монес, они смогут перейти в середину квадратов. Моя галльская конница особенно дорога мне, Фонтей. Они сами изъявили желание участвовать в этой кампании, и сейчас они на расстоянии в полмира от своего дома, – сказал Антоний и поднял руки. – Хорошо, все свободны. Уходим с рассветом, и я хочу, чтобы с восходом солнца мы уже были на марше.
– Людям не нравится отступать, – заметил Тиций.
– Я знаю! – огрызнулся Антоний. – Поэтому я сделаю то, что делал Цезарь. Я буду идти с каждой колонной, говорить с каждым лично, даже если на это уйдет целый день.
Agmen quadratum – это построение армии в колонны с широким фронтом, в любой момент готовые развернуться и встать в боевой порядок. Оно также позволяло быстро образовать квадраты. Настало время, когда даже самый тупой солдат понял, для чего нужны были дни, месяцы и даже годы беспощадной муштры. Все маневры он должен был выполнять автоматически, не задумываясь.
Итак, в полном порядке, со вспомогательной пехотой позади фронта легионеров шириной в милю, римская армия начала отступление. Дул северный ветер, который подморозил грязь, превратив дорогу в неровное поле с острыми, как нож, выступами. Было скользко, больно, случались порезы.
Легионы могли пройти только двадцать миль в день, но даже это было слишком быстро для вспомогательного войска. На третий день, когда Антоний все еще ходил по рядам с шутками и предсказаниями победы в будущем году, они уже знали, что их ждет: Монес и парфяне, нападающие сзади, лучники, одним залпом выводящие из строя десятки людей. Некоторые умирали, а тех, кто был тяжело ранен и не мог продолжать путь, оставляли. Когда впереди показалось Матианское озеро, издали казавшееся морем, все вспомогательные силы, кроме горстки людей, исчезли. Их дальнейшей судьбы никто не знал – то ли казнены парфянами, то ли проданы в рабство.
Боевой дух оставался на удивление высоким, пока местность не сделалась такой крутой, что от колонн пришлось отказаться в пользу квадратов. По возможности Антоний старался строить квадраты размером с когорту – это означало шесть центурий по внешним сторонам квадрата, четыре – ближе к центру. Щиты крайнего ряда соединялись вплотную для защиты, как при образовании «черепахи». Внутри пустой середины шли нестроевики, мулы и та небольшая часть артиллерии, которая всегда сопровождала центурии: «скорпионы», стреляющие деревянными дротиками, и маленькие катапульты. При атаке легионеры поворачивались всеми четырьмя сторонами для отражения противника, солдаты задних рядов длинными осадными копьями протыкали животы лошадей, которых заставляли перепрыгивать внутрь квадрата, – к чему Монес, кажется, не был готов. Благодаря старику Вентидию катафрактов у парфян поубавилось, да и на то, чтобы вырастить крупных лошадей, времени нужно было немало.
Дни тянулись медленно, скорость была семнадцать – девятнадцать миль в день, вверх-вниз, вверх-вниз. Все теперь знали, что парфяне следуют за ними, как тень. Случались стычки между галатийской и галльской кавалерией и катафрактами, но армия продолжала идти в том же порядке, стараясь не падать духом.