pedarii, не имевшие права выступать, – на верхнем ярусе. Поскольку партийной системы не существовало, было не важно, где сидит человек, справа или слева от возвышения. Но члены фракций старались держаться вместе. Некоторые делали записи для личных архивов, а шесть писцов вели протоколы для сената, потом делали копии, ставили консульские печати и помещали в архив, находившийся рядом с сенатскими конторами.
– Уважаемые сенаторы, консуляры, преторы, экс-преторы, эдилы, экс-эдилы, плебейские трибуны, отцы, внесенные в списки, я здесь, чтобы отчитаться перед вами о том, что сделано. Мне жаль, что я немного запоздал с этим, но мне было необходимо поехать в провинцию Африка, чтобы представить ее наместника Тита Статилия Тавра и самому посмотреть, что там натворил экс-триумвир Лепид. Он набрал огромное количество легионов, которые затем использовал в попытке захватить власть в Риме. Как вы знаете, с ситуацией я справился. Но никогда впредь ни одному промагистрату любого ранга или полномочий не позволено будет набирать, вооружать и тренировать легионы в своей провинции или вводить легионы в свои провинции без разрешения сената и народа Рима. Далее. Мои самые первые легионы, ветераны Мутины и Филипп, будут распущены. Легионерам дадут земли в Африке и на Сицилии. На Сицилии еще большие беспорядки, чем в Африке. Она нуждается в хорошем руководстве, надлежащем ведении сельского хозяйства и в преуспевающем населении. Эти ветераны будут расселены на участках от ста до двухсот югеров земли. Они должны выращивать пшеницу, через каждые три года заменяя ее на бобовые. Старые латифундии Сицилии будут поделены, кроме той, которая отдана императору Марку Агриппе. Он возьмет под свою опеку ветеранов, выращивающих пшеницу. Сами они не будут продавать зерно. Он будет делать это от их имени и справедливо, без обмана платить им. Ветеранам понравился такой порядок, и они ждут не дождутся, когда их отпустят домой.
После их демобилизации у Рима останутся двадцать пять хороших легионов. Этого достаточно, чтобы справиться с любыми войнами, которые Рим вынужден будет вести. Очень скоро они отправятся в Иллирию, которую я намерен подчинить в этом году или в ближайшие годы. Пора защитить людей восточной части Италийской Галлии от набегов япидов, далматов и других иллирийских племен. Если бы мой божественный отец был жив, это было бы уже сделано. А теперь это моя задача, и я выполню ее вместе с Марком Агриппой. Ибо я не могу покинуть Рим дольше чем на несколько месяцев. Первостепенная задача – хорошее руководство, и сенат и народ Рима оказали мне честь, доверив ее выполнение.
Октавиан спустился с курульного возвышения, прошелся вдоль длинной скамьи, на которой сидели десять плебейских трибунов, и встал в центр мозаичного пола. Оттуда он говорил, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, чтобы все могли видеть его лицо, а не только затылок. Его тонкую фигуру окружало золотое свечение, создавая впечатление сверхъестественности.
– Мы не знали покоя с тех пор, как Секст Помпей стал мешать нам запасать зерно, – продолжил он ровным голосом. – Казна была пуста, народ голодал, цены взлетели так высоко, что только люди с достатком могли жить так, как должны жить все римляне, – с достоинством и хотя бы с минимумом комфорта. Увеличилось количество людей, которые не могут позволить себе даже одного раба. Неимущие, которые не получали солдатского жалованья, оказались в таком отчаянном положении, что ни один магазин в Риме не отваживался открыться. Не их вина, почтенные отцы! Наша вина, потому что мы слишком долго терпели Секста Помпея. Но у нас не было ни флота, ни денег, чтобы выступить против него, как все вы хорошо знаете. Потребовалось четыре года, чтобы собрать столько кораблей, сколько нам нужно. В прошлом году у нас появился необходимый флот, и Марк Агриппа навсегда выгнал Секста Помпея с моря.
Голос его изменился, стал суровым.
– Я расправился с пехотой Секста Помпея так же сурово, как с его матросами и гребцами. Рабы были возвращены хозяевам с просьбой никогда не освобождать их. Тех рабов, хозяев которых Секст Помпей убил, сажали на кол. Да! На кол! Через прямую кишку, проткнув жизненно важные органы. Вольноотпущенников и иноземцев выпороли и поставили на лоб клеймо. Флотоводцев казнили. Экс-триумвир Марк Лепид хотел ввести их в состав своих легионов, но Рим не нуждается в таких мерзавцах и не потерпит их. Они или умерли, или стали рабами. И это правильно.
Консулы, преторы, эдилы, квесторы и военные трибуны Рима имеют определенные обязанности и должны исполнять их с тщанием и усердием. Консулы составляют законы и воплощают государственные проекты. Преторы выслушивают судебные иски, гражданские и уголовные. Квесторы следят за деньгами Рима, будь это квесторы казначейства, наместника или порта. Эдилы служат Риму, следя за состоянием водного снабжения, канализации, рынков, зданий и храмов. Как триумвир, отвечающий за Рим и Италию, я буду внимательно следить за магистратами и позабочусь о том, чтобы это были умелые и толковые люди.
Он озорно улыбнулся, блеснули белые зубы.
– Я признателен за мои позолоченные статуи, поставленные на Форуме, – это говорит о том, что я восстановил порядок на суше и на море. Но больше всего я ценю хорошее руководство. И Рим еще не настолько богат, чтобы позволить себе тратить на статуи деньги из своих доходов. Тратьте разумно, почтенные отцы!
Он сделал несколько шагов, потом повернулся к возвышению и остановился, собираясь произнести заключительную часть своей речи, к облегчению присутствующих оказавшуюся короткой.
– Последнее, но не менее важное, почтенные отцы. До меня дошли слухи о том, что император Марк Антоний одержал большие победы на Востоке, что его лоб венчает лавровый венок и что у него огромные трофеи. Он дошел даже до Фрааспы, что в двухстах милях от Экбатаны, и везде побеждал. Армения и Мидия у его ног, их цари – его вассалы. Поэтому давайте проголосуем за двадцатидневное благодарение в честь его подвигов. Кто согласен, скажите «да»!
Крики «да!» потонули в топоте ног, в аплодисментах. Октавиан сосчитал голоса. Да, все еще около семисот сторонников.
– Я их опередил! – самодовольно сообщил он Ливии Друзилле, вернувшись домой. – Я не дал его сторонникам возможности прокричать с места о подвигах Антония.
– Разве еще никто не знает о поражении Антония? – удивилась она.
– Кажется, не знают. Предложив проголосовать за благодарение, я лишил их возможности спорить.
– И не дал им предложить устроить победные игры в его честь и еще как-нибудь всенародно его прославить, – сказала она, очень довольная. – Отлично, любовь моя, отлично!
Он притянул ее к себе на ложе и стал целовать ее веки, щеки, ее восхитительный рот.
– Я хотел бы заняться с тобой любовью, – шепнул он ей на ухо.
– В чем же дело? – выдохнула она, беря его за руку.
Обнявшись, они покинули гостиную Ливии Друзиллы и прошли в ее спальню. «Сейчас, пока он этого хочет! Сейчас, сейчас!» – думала она, срывая одежды с себя, с него. Потом она легла на кровать, приняла соблазнительную позу. «Целуй мои груди, целуй мой живот, целуй ниже, покрой всю меня поцелуями, наполни меня своим семенем!»
Через шесть рыночных интервалов Октавиан снова созвал сенат, вооружившись горой свидетельств, которые могли и не понадобиться, но которые он должен был иметь под рукой на всякий случай. На этот раз он начал с объявления, что в казне теперь достаточно денег, чтобы простить одни налоги и уменьшить другие. И объявил, что надлежащее республиканское правление вернется, как только кампания в Иллирии закончится. Необходимость в триумвирах отпадет, желающие занять консульскую должность смогут выдвигать свои кандидатуры без одобрения триумвиров. Сенат будет верховным органом, собрания будут проводиться регулярно. Все это было встречено с одобрением и громкими аплодисментами.
– Однако, – и голос его зазвенел, – прежде чем я закончу, я должен обсудить дела на Востоке. То есть дела императора Марка Антония. Во-первых, Рим получал ничтожно малую дань от провинций Марка Антония с тех пор, как он стал триумвиром Востока после Филипп, около шести с половиной лет назад. То, что я, триумвир Рима, Италии и островов, смог снизить одни налоги и отменить другие, – это лишь моя заслуга. И прежде чем кто-либо на передних или средних скамьях вскочит, чтобы напомнить мне, что Марк Антоний дал мне сто двадцать кораблей для кампании против Секста Помпея, я должен всем вам сказать, что он потребовал плату от Рима за эти корабли. Да, он выставил Риму счет! Я слышу, как вы спрашиваете «Сколько?». Сорок восемь тысяч талантов, почтенные отцы! Сумма, составлявшая сорок процентов содержимого хранилищ Секста Помпея! Остальные шестьдесят шесть тысяч талантов пошли Риму, не мне. Я повторяю, не мне! Они пошли на уплату огромных общественных долгов и на пополнение запасов зерна. Я – слуга Рима, я не хочу быть хозяином Рима! Я могу получить доход, но только если этот доход – освященный веками обычай. Те сто двадцать кораблей стоили по триста шестьдесят шесть талантов каждый, и Антоний их одолжил, а не дал. Новая квинквирема стоит сто талантов, но мы вынуждены были нанять флот Марка Антония. В казне не было денег, но мы не могли позволить себе отложить нашу кампанию против Секста Помпея еще на год. Поэтому от имени Рима я согласился на это вымогательство, ибо это настоящее вымогательство!
К этому времени на скамьях поднялся шум, сидевшие выкрикивали кто оскорбления, кто похвалу. Семьсот сторонников Антония понимали, что должны защищаться, и кричали громче всех. Октавиан с бесстрастным лицом ждал, когда все успокоятся.
– Но получила ли казна эти шестьдесят шесть тысяч талантов? – спросил Попликола. – Нет! Только пятьдесят тысяч были положены в казну! Где остальные шестнадцать тысяч? Может быть, они осели в твоих подвалах, Октавиан?
– Нет, не осели, – мягко ответил Октавиан. – Ими заплатили римским легионам, чтобы предотвратить серьезный мятеж. Тема, которую я намерен обсудить с членами сената в другой раз, ибо это должно прекратиться. Сегодня мы обсуждаем правление Марка Антония на Востоке. Это мошенничество, почтенные отцы! Обман! Магистраты Рима ничего не знают о деятельности Антония на Востоке, а казна Рима не получает дань с Востока!