Его привело в ярость известие о судьбе Лепида. По условиям их договора, Антоний имел право голоса при принятии такого решения, как изгнание Лепида и лишение его должностей и провинций. Но Октавиан не позаботился о том, чтобы написать ему, оправдываясь тем, что Антоний в Мидии. Тридцать легионов! Как Лепиду удалось набрать еще пятнадцать легионов в этом медвежьем углу, провинции Африка? А сенат, включая сторонников Антония, проголосовал за изгнание бедного Лепида из Рима! Он томится на своей вилле в Цирцеях.
От Лепида тоже пришло письмо, полное извинений и жалости к себе. Его жена, сестра Брута Юния-младшая (Юния-старшая вышла замуж за Сервилия Ватию), изменяла ему, а теперь, когда ей некуда было убежать, всячески портила ему жизнь. Стоны, стоны, одни стоны. Антоний устал от жалоб Лепида и разорвал письмо, не прочитав и половины. Возможно, Октавиан отчасти был прав, и определенно эта козявка умно поступила с войском Лепида. Как хорошо все провернул, этот молодой красавчик!
Версия инцидента с Лепидом, изложенная Октавианом, несколько отличалась, хотя ему тоже было что сказать о попытке Лепида зачислить вражеских солдат в римские легионы.
Я думаю, пора сенату и народу Рима понять, что дни, когда с вражеским войском обходились снисходительно, прошли. Снисходительность не может помочь, а только усложняет положение, особенно если легионеры должны терпеть присутствие тех, с кем они дрались всего лишь нундину назад, зная, что этим презренным людям дадут землю при увольнении, словно они никогда не обнажали меч против Рима. Я изменил это. С солдатами Секста Помпея, моряками и гребцами, обошлись сурово, – говорилось в письме Октавиана. – Не в обычае Рима брать пленных, но и не в обычае освобождать побежденных врагов, словно они римляне. В легионах и экипажах Секста Помпея было мало римлян, и все hostis. При других обстоятельствах я мог бы продать их в рабство, но на этот раз я решил, что они послужат примером.
Сам Секст Помпей убежал вместе с Либоном и двумя убийцами моего божественного отца, Децимом Туруллием и Кассием Пармским. Они убежали на восток, сделавшись теперь твоей проблемой, не моей. Ходят слухи, что они нашли убежище в Митиленах.
Это было не все, что хотел сказать Октавиан. Он продолжал вежливо, но уверенно и с сознанием своей силы. Это был новый Октавиан, победитель, верящий в свою удачу. Такое письмо Антоний не мог разорвать и выбросить.
Ты, наверное, уже получил свою долю из денег Секста Помпея с моим сопроводительным письмом. В заключение я хочу сказать тебе, что эта огромная сумма в монетах Республики аннулирует мое обязательство послать тебе двадцать тысяч солдат. Конечно, ты можешь приехать в Италию и навербовать их, но у меня нет ни времени, ни желания делать за тебя грязную работу. Я только отобрал две тысячи самых лучших солдат, желающих служить у тебя на Востоке, и скоро пришлю их морем в Афины. Как я сам убедился, семьдесят из твоих военных галер уже сгнили и обросли ракушками. Я подарю тебе семьдесят новых «пятерок» из моего флота, а также несколько единиц отличной артиллерии и осадных машин, чтобы возместить то, что ты потерял в Мидии. За кампанию против Секста Помпея триумфов не было, поскольку он римлянин. Однако я высоко ценю заслуги Марка Агриппы, который показал себя блестящим флотоводцем и командующим сухопутными силами. Луций Корнифиций, младший консул в этом году, тоже оказался храбрым и умным командиром, как и Сабин, Статилий Тавр и Мессала Корвин. На Сицилии сейчас мир, она навсегда отдана Марку Агриппе, единственному, у кого осталась во владении латифундия прежних размеров. Тавр уехал управлять провинцией Африка. Я прибыл с ним в Утику и наблюдал за началом его деятельности. Могу уверить тебя, что он не превысит своих полномочий. На самом деле никто не превысит своих полномочий, ни консулы, ни преторы, ни наместники, ни младшие магистраты. И я предупредил легионы Рима, чтобы впредь не ждали больших премий. В дальнейшем они будут сражаться за Рим, а не за конкретного человека.
И так далее и тому подобное. Закончив читать длинный свиток, Антоний бросил его Клеопатре.
– Вот, почитай это! – раздраженно сказал он. – Щенок возомнил себя волком, и при этом еще вожаком стаи.
Потратив на чтение значительно меньше времени, она положила письмо – ее пальцы немного дрожали – и посмотрела на Антония. Нехорошо, нехорошо! Пока Антоний терпел крах на Востоке, Октавиан побеждал на Западе. И никаких полумер. Полная и оглушительная победа, которая наполнила казну, а это означало, что у Октавиана есть деньги на вооружение и обучение новых легионов и на содержание флота.
– Он терпелив, – был ее комментарий. – Очень терпелив. Он ждал шесть лет, чтобы сделать это, а когда он все-таки добился своего, победа была полной. Я думаю, этот Марк Агриппа выдающийся человек.
– Октавиан и он как одно целое, – проворчал Антоний.
– Ходят слухи, что они любовники.
– Это меня не удивило бы, – пожал плечами Антоний и взял следующее письмо, намного короче. – От Фурния, из провинции Азия.
И оттуда новости тоже были плохие. Фурний писал, что в конце прошлого ноября Секст Помпей, Либон, Децим Туруллий и Кассий Пармский прибыли в порт Митилены на острове Лесбос и развили бурную деятельность. Оставались они там недолго. В январе они явились в Эфес и стали вербовать добровольцев среди ветеранов, которые за несколько лет накопили себе земли в провинции Азия. К марту у них уже было три полных легиона, и они были готовы попытаться завоевать Анатолию. Испуганный Аминта, царь Галатии, объединил свою армию с Фурнием и Марком Тицием. Фурний ожидал, что к тому времени, как Антоний получит это письмо, война уже начнется.
– Ты должен был еще несколько лет назад задуть свечу Секста Помпея, – сказала Клеопатра, бередя старую рану.
– Как я мог, если он связывал Октавиана, освобождая меня от него? – огрызнулся Антоний, протягивая руку за графином с вином.
– Не смей! – резко остановила она его. – Ты еще не прочитал последнее письмо Попликолы. Если тебе необходимо пить, Антоний, делай это после того, как покончишь с делами.
Он повиновался, как ребенок, и это показало ей, что в ее совете он нуждается больше, чем в вине. Но что она будет делать, когда в вине он станет нуждаться больше, чем в ней? И вдруг одна мысль пришла ей в голову: аметист! Аметисты обладают магическим свойством против пьянства, избавляют человека от этой привычки. Она заставит царского ювелира в Александрии сделать для него кольцо с самым великолепным аметистом в мире. Он будет носить его и преодолеет свою тягу к вину.
Разумеется, Попликола с самого начала знал, что кампания Антония против парфян провалилась. Это он распустил по всему Риму слух, что Антоний одержал великую победу, исходя из предположения, что успех будет на стороне того, кто первый изложит свою версию событий. Раньше Попликола писал радостные письма, в которых сообщал, что Рим и сенат поверили его версии, и смеялся, что не кто иной, как сам Октавиан, предложил проголосовать за благодарение в связи с «победой» Антония. Но последнее послание было совсем другим. Бо́льшую часть письма занял отчет о речи Октавиана в сенате, посвященной ужасному поражению Антония. Агенты, посланные Октавианом на Восток, узнали все подробности.
Читая свиток, Антоний плакал. Клеопатра наблюдала за ним с упавшим сердцем. Наконец она выхватила у Антония письмо и прочла эту резкую диатрибу. О, как посмел Октавиан назвать пагубной ее роль в событиях! Царица зверей! «Я хочу маму»! Какая клевета! Как она теперь вернет себе прежнего Антония?
«Будь проклят, Октавиан, я проклинаю тебя! Пусть Собек и Таурт втянут тебя в свои ноздри, утопят, сжуют и затопчут!»
Потом она поняла, что ей надо делать, и удивилась, что не подумала об этом раньше. Антония надо оторвать от Рима, пусть он поймет, что его судьба и его удача – в Египте, а не в Риме. Она совьет для него гнездо в Александрии, такое удобное и приятное, полное развлечений, что он не захочет его покидать. Он должен будет жениться на ней. Как хорошо, что этот моногамный народ римляне игнорируют иноземные браки как незаконные! Он по-прежнему будет считаться верным мужем Октавии. Фактически его египетский брак будет значить намного больше для тех, кого связывают с ним личные отношения, – для его царей-клиентов и второстепенных правителей.
Она сидела, держа голову Антония на коленях и устремив взгляд на портрет Цезаря, идеального партнера, отнятого у нее. Портрет был из Афродисиады, чьи скульпторы и художники не имели равных. Все было отражено в этом портрете: от тени бледно-золотистых волос до пронзительных светло-голубых глаз, окаймленных чернильно-черными ободками. Волна горя накрыла ее, придавила. Довольствуйся тем, что у тебя есть, Клеопатра, не горюй о том, что могло бы быть.
«Будет война, должна быть война. Единственный вопрос – когда. Октавиан лжет, что не допустит гражданских войн. Он должен будет воевать с Антонием или потеряет все, что у него есть. Но, судя по этой речи, еще рано. Он планирует как следует обучить свои легионы, чтобы подчинить племена Иллирии. И он говорит о кампании, на которую уйдут три года. Это значит, что у нас три года на подготовку, а потом мы пойдем на Запад, вторгнемся в Италию. Пусть Антоний и дальше мечтает о победе над парфянами, нужно только сохранить его легионы. Ибо Антоний как военачальник не чета Цезарю. Я должна была догадаться, но я верила, что со смертью Цезаря никто не может соперничать с Антонием. Теперь, когда я лучше его знаю, мне ясно, что его человеческие недостатки мешают ему стать хорошим военачальником. Вентидий был способнее его. Думаю, что и Канидий тоже. Пусть Канидий проделает всю работу, пока Антоний поражает мир своими иллюзорными фокусами.
Прежде всего, брак. Мы сделаем это, как только я смогу послать за Каэмом. Отстранить Канидия на первом же этапе этой глупой кампании, увидев, что Армения сокрушена, а Мидия запугана и не выступит. Не пускать Антония в само Парфянское царство. Я буду убеждать Антония, что, победив Армению и Мидию Атропатену, он победил парфян. Одурманить его вином, а самой вести все дела. Разве я не смогу руководить кампанией, как любым мужчиной? О Антоний, почему ты не равен Цезарю? Как легко все было бы!