Однажды, не пройдет и десяти лет, Цезарион станет царем Рима, ибо царь Рима будет и царем мира. Я добьюсь, чтобы он снес храмы на Капитолии, и построю там его дворец с золотым залом, в котором он будет судить. А „боги-звери“ Египта станут богами Рима. Юпитер Всеблагой Всесильный падет ниц перед Амоном-Ра. Я выполнила свой долг перед Египтом: три сына и дочь. Нил будет продолжать разливаться. У меня есть время сосредоточиться на завоевании Рима, и Антоний будет моим партнером в этом предприятии».
Слезы высохли. Она подняла его голову, нежно улыбнулась и вытерла ему лицо мягким носовым платком.
– Тебе лучше, любовь моя? – спросила она, целуя его в лоб.
– Лучше, – ответил он, униженный.
– Выпей вина, это тебе поможет. У тебя есть дела, надо организовать армию. Не обращай внимания на Октавиана! Что он знает об армиях? Готова поспорить на тысячу талантов, что он потерпит поражение в Иллирии.
Антоний выпил вино до дна.
– Выпей еще, – тихо предложила Клеопатра.
В конце июня они поженились по египетскому ритуалу. Антонию присвоили титул фараона-супруга, что, кажется, понравилось ему. Отказавшись от идеи иметь рядом с собой на троне трезвого Антония, Клеопатра расслабилась. Она поняла, сколько требовалось сил, чтобы удерживать Антония от вина, с тех пор как он возвратился из Карана. Бесполезное занятие.
Она стала уделять большое внимание Канидию, заставив Антония приглашать его на совет, состоявший только из них троих. При этом следила, чтобы Антоний был трезв. В ее планы не входило выставлять напоказ его слабость перед его офицерами, хотя когда-нибудь это должно будет произойти. Единственным, кто мог бы возражать против такой малочисленности совета, был Агенобарб, но он возвратился в Вифинию и теперь был вовлечен в войну Фурния против Секста Помпея, который решил, что Вифиния очень подошла бы ему, и собирался убить упрямого Агенобарба, прежде чем завладеть Вифинией. На это Агенобарб согласен не был.
Хорошо вышколенный Клеопатрой, Антоний приступил к планированию предстоящей кампании, не сознавая, что делает это под ее чутким руководством.
– У меня сейчас двадцать пять легионов, – сказал он Публию Канидию твердым голосом трезвого человека, – но те, что в Сирии, не укомплектованы, как тебе известно. А насколько именно, Канидий?
– В среднем в них только по три тысячи человек. И по пять когорт, хотя в некоторых легионах их восемь, а в некоторых только две. Я все равно называю их легионами. В общей сложности их тринадцать.
– Из которых один легион в Иерусалиме, в полном составе. Кроме того, имеется семь легионов в Македонии, все укомплектованные, два в Вифинии, тоже полные, и три, принадлежащие Сексту Помпею, в полном составе. – Антоний усмехнулся, став прежним Антонием. – Очень любезно с его стороны вербовать от моего имени. К концу этого года он будет мертв, вот почему я беру себе легионы его и Агенобарба. Думаю, мне нужно иметь тридцать легионов. Не все они укомплектованные и опытные. Я предлагаю послать самые малочисленные из сирийских легионов в Македонию и привести македонское войско сюда для моей кампании.
Канидий засомневался:
– Я понимаю твои резоны, Марк Антоний, но я настоятельно советовал бы оставить один македонский легион там, где он находится. Пошли за шестью легионами, но не посылай туда никого из твоих сирийцев. Жди, пока ты не наберешь еще пять легионов, потом отправь туда их. Я согласен, что неопытные новобранцы сгодятся для Македонии – дарданы и бессы еще не оправились от Поллиона и Цензорина. У тебя будут твои тридцать легионов.
– Хорошо! – сказал Антоний, впервые за многие месяцы чувствуя себя хорошо. – Мне нужно десять тысяч галатийских и фракийских конников. Я больше не могу набирать кавалерию у галлов. Октавиан контролирует там положение и не хочет сотрудничать. Он отказывается дать четыре легиона, которые мне должен, маленькое говно!
– Сколько легионов ты поведешь на Восток?
– Двадцать три, в полном составе, и все опытные люди. Всего сто тридцать восемь тысяч человек, включая нестроевых. На этот раз никаких вспомогательных сил, они только создают проблемы. По крайней мере, кавалерия не будет отставать от легионов. И на этот раз мы пойдем квадратом весь путь, с обозом в середине. Там, где местность достаточно ровная, там пойдем agmen quadratum.
– Я согласен, Антоний.
– Но я думаю, в этом году нам нужно что-то предпринять, хотя мне придется оставаться здесь, пока не узнаю, что сталось с Секстом Помпеем. В этом году армию поведешь ты, Канидий. Сколько легионов ты сможешь собрать, чтобы выступить прямо сейчас?
– Семь в полном составе, если я волью туда отдельные когорты.
– Достаточно. Кампания будет короткой. Что бы ни случилось, не допусти, чтобы зима застала тебя в пути. Зимой ты должен быть в теплых помещениях. Аминта может немедленно дать две тысячи всадников. Судя по его письму, они скоро прибудут. Я подозреваю, что он держал их, чтобы сражаться с Секстом.
– Ты прав, Секст долго не протянет, – спокойно сказал Канидий.
– Иди в саму Армению от Карана. Важно, чтобы в этом году мы проучили армянского Артавазда. В следующем году мы ощиплем его.
– Как хочешь, Антоний.
Клеопатра кашлянула. Двое мужчин, забывшие о ее присутствии, удивленно посмотрели на нее. Ради Канидия она пыталась выглядеть если не смиренной, то хотя бы сговорчивой, благодушной.
– Я советую начать строить флот, – сказала она.
Удивленный Канидий не мог не отреагировать.
– Для чего? – спросил он. – Мы же не планируем морских экспедиций.
– Не сейчас, я согласна, – спокойно ответила она, не позволяя себе показать недовольство. – Однако он может понадобиться нам в будущем или, лучше сказать, мог бы понадобиться. Корабли долго строятся, особенно в том количестве, в каком нам нужно.
– Понадобиться для чего? – спросил Антоний, озадаченный не меньше Канидия.
– Публий Канидий не читал пересказ речи Октавиана в сенате, поэтому я понимаю его возражения. Но ты, Антоний, читал, а там ясно говорится, что однажды он поплывет на Восток, чтобы сокрушить тебя.
На какой-то миг все замолчали. Канидий почувствовал, как внутри у него что-то опустилось. Что задумала эта женщина?
– Я читал речь, царица, – сказал он. – Мне прислал ее Поллион. По возможности я с ним переписываюсь. Но я не вижу в ней никакой угрозы Марку Антонию. Октавиан способен только критиковать Антония. В остальном он не может сравниться с Антонием. На самом деле он повторяет, что не пойдет войной против соотечественника-римлянина, и я верю ему.
Ее лицо окаменело, голос стал ледяным.
– Позволь мне сказать, Канидий, что я значительно больше понимаю в политике, чем ты. Что Октавиан говорит – это одно. Что он делает – это совсем другое. И я уверяю тебя, что он намерен сокрушить Марка Антония. Поэтому мы будем готовиться и начнем прямо сейчас, а не в следующем году или через год. Пока вы, мужчины, будете осуществлять свою парфянскую одиссею, я проделаю работу на берегах Вашего моря, подготовив самые большие корабли.
– Ограничься «пятерками»… э-э… квинквиремами, госпожа, – посоветовал Канидий. – Корабли больших размеров слишком медлительны и неповоротливы.
– Я и имела в виду квинквиремы, – надменно произнесла она.
Канидий вздохнул, хлопнул себя по коленям:
– Рискну сказать, что это не повредит.
– Кто будет за них платить? – подозрительно поинтересовался Антоний.
– Я, конечно, – сказала Клеопатра. – Нам нужно по крайней мере пятьсот военных галер и хотя бы столько же военных транспортов.
– Военных транспортов? – ахнул Канидий. – Для чего?
– Я думала, название говорит само за себя.
Открыв было рот для ответа, Канидий закрыл его, кивнул и вышел.
– Ты смутила его, – заметил Антоний.
– Вижу, хотя не понимаю почему.
– Он тебя не знает, моя дорогая, – сказал Антоний, немного усталый.
– Ты против? – спросила она сквозь зубы.
Маленькие рыжие глазки широко открылись.
– Я? Edepol, нет! Это твои деньги, Клеопатра. Трать их как хочешь.
– Выпей! – велела она, но взяла себя в руки и улыбнулась ему самой очаровательной улыбкой. – На этот раз я присоединюсь к тебе. Мой управляющий говорит, что он купил отменное вино у торговца по имени Асандр. Ты знал, что Асандр – это сокращенно Александр?
– Не очень ловкая попытка сменить тему, ну да ладно. – Антоний усмехнулся. – Кстати, пить тебе придется одной.
– Извини?
– Я полностью протрезвел и покончил с вином.
Она открыла рот:
– Что?
– Ты слышала меня. Клеопатра, я люблю тебя до безумия, но неужели ты думаешь, что я не заметил твоих намерений споить меня? – Он вздохнул, подался вперед. – Ты полагаешь, что знаешь, через что прошла моя армия в Мидии. Но ты не знаешь. И ты не знаешь, через что пришлось пройти мне. Чтобы знать, тебе надо было быть там, а тебя там не было. Я, командующий армией, не мог избавить ее от мучений, потому что я ринулся во вражеские земли, как взбесившийся боров! Я поверил нашептываниям парфянского агента и не внял предупреждениям моих легатов. Юлий Цезарь всегда ругал меня за опрометчивость и безрассудство, и он был прав. В поражении в мидийской кампании виновен только я, и я это знаю. Я не простак, не пропащий пьяница. А ты считаешь меня таким. Мне необходимо было стереть из памяти свое преступное поведение в Мидии, напиваясь до бесчувствия! Я так устроен! А теперь – все прошло. Я повторяю, я люблю тебя больше жизни. Я никогда не смогу разлюбить тебя. А вот ты меня не любишь, что бы ты ни говорила. И голова твоя занята планами и махинациями, как бы обеспечить Цезариону одни боги знают что. Весь Восток? И Запад? Он должен быть царем Рима? Ты об этом все время мечтаешь, да? Перекладываешь собственные амбиции на плечи этого бедного мальчика…
– Неправда, я люблю тебя! – крикнула Клеопатра. – Антоний, не смей думать, что я не люблю тебя! И Цезариона… Цезариона…
Она запнулась, пораженная тем, что