— Его упорное обожествление Цезаря — это признак безумия, — сказал Антоний, чувствуя себя лучше.
— Нет, Октавиан не безумен. На самом деле я не думаю, что видел когда-либо более разумного человека.
— Может, я и любитель оттягивать, но у него мания величия.
— Может, и так, но я надеюсь, ты сохранил в себе способность быть беспристрастным и понимаешь, что Октавиан — это нечто новое для Рима. У меня есть основания считать, что у него целая армия агентов по всей Италии, усердно распространяющих сказку, что он похож на Цезаря, как похожи горошины в стручке. Как и Цезарь, он блестящий оратор, собирающий огромные толпы. Его амбиции не знают границ, вот почему через несколько лет он столкнется с очень сложной ситуацией, — серьезно сказал Аттик.
— Что ты имеешь в виду? — в недоумении спросил Антоний.
— Когда египетский сын Цезаря вырастет, он будет обязан приехать в Рим. Мои египетские агенты сообщают, что мальчик очень похож на Цезаря, и не только внешне. Он — чудо. Его мама твердит, что все, чего она хочет для Цезариона, — это безопасный трон и статус друга и союзника римского народа. Возможно, это и так. Но если он похож на Цезаря и Рим увидит его, он легко отберет и Рим, и Италию, и легионы у Октавиана, который в лучшем случае лишь имитация Цезаря. На тебя это не повлияет, потому что к тому времени тебя заставят уйти в отставку. Сейчас Цезариону едва исполнилось девять лет. Но в тринадцать-четырнадцать лет он будет считаться взрослым человеком. Борьба Октавиана с тобой и Секстом Помпеем померкнет в сравнении с Цезарионом.
— Хм, — хмыкнул Антоний и переменил тему.
Тревожный обед, при том что аппетит Антония не пострадал. Подумав немного, Антоний выкинул из головы критику Аттиком его собственного поведения. Откуда старику знать, что за проблемы у Антония в связи с Октавианом? В конце концов, ему уже семьдесят четыре года, и, несмотря на сохранившуюся подвижность и деловую хватку, у него, возможно уже начинает развиваться старческое слабоумие.
Но Антоний не мог забыть того, что Аттик говорил о Цезарионе. Хмурясь, он вспомнил свое трехмесячное пребывание в Александрии. С тех пор прошло больше двух лет. Неужели и правда Цезариону уже почти девять? Тогда это был красивый маленький мальчик, готовый на все, от охоты на гиппопотама до охоты на крокодила. Бесстрашный, как и Цезарь. Он стал опорой для Клеопатры, несмотря на его возраст, хотя это не удивило Антония. Она была эмоциональна и не всегда мудра, в то время как ее сын был… Каким он был? Более жестким, это определенно. А каким еще? Антоний не знал.
Ох, почему у него всегда не хватало терпения писать письма? Клеопатра время от времени писала ему, и от него не ускользнуло, что ее письма в основном посвящены Цезариону, его одаренности, врожденному авторитету. Но Антоний не придавал ее словам большого значения, считая это болтовней безумно любящей матери. У него мелькнуло желание поехать в Александрию и самому посмотреть, каким становится Цезарион, но в данный момент это было невозможно. Хотя, подумал он, для него будет огромным удовольствием обнаружить, что у Октавиана есть соперник, которого надо бояться больше, чем Марка Антония.
Он сел и стал писать письмо Клеопатре.
Дорогая моя девочка, я думаю о тебе, сидя здесь, в Афинах, фигурально говоря, полным импотентом. В буквальном смысле такое состояние меня еще не посетило, спешу добавить, и я чувствую, как мой лучший друг, устроившийся у меня в паху, начинает шевелиться, когда я вспоминаю тебя и твои поцелуи. Чувствуешь, как Афины улучшили мой литературный стиль? Здесь нет больше никаких занятий, кроме чтения, патронажа Академии и других философских мест и бесед с такими людьми, как Тит Помпоний Аттик, который приходит обедать.
Неужели действительно Цезариону скоро будет девять лет? Наверное, так, но мне жаль, что я пропустил два драгоценных года его детства. Поверь, что я приеду к тебе, как только смогу. Моим двойняшкам, наверное, скоро будет по два года. Как быстро летит время! Я вообще их еще не видел. Я знаю, ты назвала моего мальчика Птолемеем, а девочку Клеопатрой, но я думаю о них как о Солнце и Луне, поэтому, может быть, когда к тебе придет Ха-эм, ты официально назовешь моего мальчика Птолемей Александр Гелиос, а мою девочку Клеопатра Селена? Он уже шестнадцатый Птолемей, а она уже восьмая Клеопатра, поэтому лучше, если у них будут собственные имена, правда?
В будущем году я определенно приеду в Антиохию, хотя у меня может не остаться времени на Александрию. Без сомнения, ты слышала, что Публий Вентидий нарушил мой приказ, начав войну и выгнав парфян из Сирии? Мне это не понравилось, потому что попахивает спесью. Вместо того чтобы сажать Ирода на трон, он пошел к Самосате, которая, как мне сообщили, закрыла ворота, готовая к осаде. Но этот город наверняка размером с деревню, так что через неделю он сдастся.
Октавия замечательная, хотя иногда мне хочется, чтобы в ней было хоть чуточку несносности ее брата. Есть что-то пугающее в женщине, у которой нет недостатков, а у нее недостатков нет, даю слово. Если бы она хоть иногда жаловалась, я бы лучше думал о ней, ведь я уверен, она думает, что я недостаточно времени провожу с детьми, из которых только трое мои. В таком случае почему это не высказать? Но нет, только не Октавия! Она лишь посмотрит на тебя печальными глазами. Но, несмотря ни на что, я считаю, что мне повезло с женой. Во всем Риме нет женщины желаннее. Мне очень завидуют, даже мои противники.
Пиши мне хоть изредка и сообщай, как у тебя дела и как поживает Цезарион. Аттик поделился со мной своим мнением о нем и о его родстве с Октавианом. Намекнул, что в будущем Октавиану может грозить опасность от него. Не посылай его в Рим, пока я не смогу сопровождать его. Это приказ, и не следуй примеру Вентидия. Твой мальчик слишком похож на Цезаря, чтобы встретить теплый прием со стороны Октавиана. Ему понадобятся союзники в Риме и сильная поддержка.
В конце мая Антоний получил от Октавиана письмо на обычную тему — трудности с Секстом Помпеем и запасы зерна. А еще в этом письме Октавиан умолял Антония немедленно встретиться в Брундизии. Недовольный, в сопровождении только эскадрона германских всадников, Антоний покинул Афины и отправился в Коринф, чтобы оттуда на пароме добраться до Патр. Но перед отъездом он в раздражении выложил все свои обиды Деллию, начиная с недовольства Вентидием.
— Он все еще сидит у Самосаты, тянет с осадой! Прямо-таки второй Цицерон! Весь Рим знал, что он не способен придумать, как поймать лису в курятнике, даже если ловить ее будет Помптин.
— Цицерон? — недоверчиво переспросил Деллий, сбитый с толку. Он был слишком молод, чтобы помнить многое из ранних деяний Цицерона. — Когда же этот великий адвокат вел осаду? Я впервые слышу о его военных подвигах.
— Через десять лет после того, как он побывал консулом, он уехал управлять Сицилией и увяз с осадой на востоке Каппадокии — осаждал сущую деревню под названием Пинденисс. Ему и Помптинию понадобились годы для взятия этого городишки.
— Понимаю, — сказал Деллий, и он действительно кое-что понял, но не про осаду, проводимую самым невоенным консулом Рима. — Мне казалось, Цицерон был хорошим губернатором.
— О да, если тебе нравится человек, который лишил римских деловых людей возможности получать прибыли с провинций. Но дело не в Цицероне, Деллий. Дело в Вентидии. Надеюсь, к тому времени, как я возвращусь со встречи с Октавианом, он разнесет ворота Самосаты и будет считать трофеи.
Антоний отсутствовал не так долго, как ожидал Деллий, но он успел придумать сплетню к тому времени, когда триумвир Востока влетел в афинскую резиденцию в гневе на Октавиана, который не явился на встречу и даже не сообщил почему. К обиде прибавилось и оскорбление, потому что Брундизий снова отказался опустить цепь, загораживающую гавань, и впустить Антония. Вместо того чтобы пойти в другой порт и высадиться там, Антоний развернулся и возвратился в Афины, уязвленный до глубины души.
Деллий слушал его излияния вполуха, он привык к ненависти Антония к Октавиану и уже не обращал на нее внимания. Это был обычный взрыв возмущения, а не одно из длящихся неделю буйств, которые привели бы в ужас даже Гектора. Поэтому Деллий ждал, когда наступит период затишья после криков и неистовства. Выпустив пар, Антоний снова принялся за дела, словно этот взрыв пошел ему на пользу.
В это время большую часть его работы составляло принятие очень важных решений — какие люди будут править во многих царствах и княжествах на Востоке. Это были места, которыми Рим не управлял самолично как провинциями. В частности, Антоний был твердо убежден, что нужны цари-клиенты, а нелишние провинции. Мудрая политика, согласно которой местные правители наследуют право собирать налоги и дани.
Стол его был завален докладами о кандидатах. На каждого кандидата имелось досье, которое предстояло тщательно изучить. Антоний часто запрашивал дополнительную информацию и иногда приказывал тому или иному кандидату явиться в Афины.
Однако вскоре он опять, с тем же недовольством вернулся к теме Самосаты и осады.
— Уже конец июня, а от него ни слова, — зло сказал Антоний. — Вентидий с семью легионами сидит перед городом размером с Арицию или Тибур! Это же позор!
Появился шанс отплатить Вентидию за тот унизительный разговор в Тарсе! И Деллий нанес удар.
— Ты прав, Антоний, это позор. Во всяком случае, судя по тому, что я слышал.
Удивленный Антоний пристально посмотрел на грустное лицо Деллия. Любопытство пересилило раздражение.
— Что ты имеешь в виду, Деллий?
— Что блокада Самосаты Вентидием — это позор. По крайней мере, примерно так выразился мой информатор из шестого легиона в своем последнем письме. Я получил его вчера, удивительно быстро.
— Имя этого легата?
— Извини, Антоний, я не могу назвать его тебе. Я дал слово, что не буду разглашать мой источник информации, — тихо сказал Деллий, опустив глаза. — Мне сообщили это под большим секретом.