DMT и ходил потом по городу обдолбанным астральным телом, сам того не догоняя. Вот и у меня может быть так же… В любом случае неведомая система и её создатель вернули горе-курьера на круги своя, дав понять, что прежде, чем я решу поменять правила игры, эту игру следует закончить, пройдя все двенадцать уровней, предписанных разработчиком. И перепрыгнуть с одного level на другой, как это случилось на Таганской, похоже, больше не выйдет: нужно встретиться с оставшимися тремя адресатами. Обратный отсчёт до победной надписи Game Over запущен, а каким будет результат этой жестокой загадочной игры – провальный You Lose или же победоносный You Win, – мне предстояло узнать в самое ближайшее время.
Глаза скользили по идущим рядом людям, невольно рождая давно забытые воспоминания. В детстве, спускаясь в столичную подземку, я любил играть в собственную игру: пока мать вела меня за руку через переполненный людьми зал очередной станции, мне нужно было сосчитать всех встреченных китайских туристов до того, как поезд стремглав унесёт нас прочь. Помню, мой рекорд составлял около пятидесяти человек, но если бы я решил сыграть в эту игру сегодня, то намного проще было бы считать не азиатов, а славян: их значительно меньше.
А ещё я думал, что во времена моей юности китайцы гордились на весь мир дешёвой рабочей силой. С тех пор многое изменилось. В РНКР этой «силой» стали сами россияне (мигранты из Средней Азии до закрытия границ спешно вернулись домой) – причём дешёвой настолько, что той же Delta Industries выгоднее платить жалованье такому придурку, как я, нежели азиатскому соплеменнику. Китайцы в моей корпорации работают исключительно на руководящих позициях да в отделе разработки, а не мальчиками на побегушках.
Эти назойливые и вроде бы несвоевременные мысли тяжёлыми волнами бушевали в моей голове и разбивались о реальность. Я стоял посреди зала станции «Добрынинская» среди тысяч людей, несущихся по своим делам, и безучастно созерцал происходящее во всём его бессмысленном великолепии. Если бы враждебный нашей неокоммунистической партии Netflix, который я частенько смотрел через пиратский хардвер-девайс, решил экранизировать мою жизнь в формате веб-сериала, то эта сцена получилась бы эффектной: главный герой снят в slow-mo, а всё происходящее вокруг поставлено на супербыстрый rapid. Так режиссёр передал бы драматический контраст между персонажем и внешним миром. Что-то похожее было и сейчас, в моём собственном кино, невольным актёром и зрителем которого я был. И пока смотрел на всех этих чужих людей, бегущих по подземному лабиринту, в моих воспалённых извилинах постепенно, шаг за шагом, вырисовывался (а вернее, помышлялся) новый адресат – осознание того, что он из себя представляет, уже не вызывало никаких эмоций. Я просто был одним из миллиардов нейронов мозга. Одним из бесчисленных муравьёв, невольным слугой огромной царицы-матки, которая ждала от меня важную информацию. И всё, что я должен был сделать, – отдать её как можно быстрее.
А времени до контакта с адресатом оставалось всё меньше. Не знаю, с чем это связано, но оно всё ощутимее ускорялось. Когда я посмотрел на циферблат, висящий над аркой противоположной платформы, то понял, что голографические цифры 3D-часов меняются со скоростью, которую моё зрение воспринять попросту не в силах, – вместо этого я видел переливающуюся миллионами электронов пульсацию, которая размывала цифры, превращая их в неразличимую визуальную кашу. Как если бы принял особенно сильную таблетку экстази и прямо сейчас её действие было на самом пике, расплавляя сознание будто кусок сливочного масла на раскалённой сковороде мироздания.
Поняв, что нельзя терять ни секунды, я сделал неуверенный, утопающий в зыбучем песке новой реальности шаг в сторону высокой и тонкой красно-белой медиапанели в центре зала, на которой горела анимированная карта метро, а под ней находилась защищённая блокчейн-протоколом лицензионная NFT-метка для экстренной связи пассажиров с информационной службой подземки. Несмотря на то что панель стояла от меня всего в паре метров, мне потребовалось затратить немало энергии, чтобы до неё добраться: каждое движение было настолько мучительным и неестественным, будто кто-то из Code_in взломал код Вселенского архитектора и решил поиграться с его командами, отвечающими в частности за время и пространство. Наконец добрался до цели и протянул указательный палец, чтобы провести им по заветной метке: реальность сжалась до ощутимого физического «ничто», и я буквально услышал ритм собственного пульса. А когда всё же сделал движение пальцем, время остановилось – как и весь мир вокруг.
– Кто ты?
– Можно взять секунду на размышление? Ладно, шучу. Выбирая из миллиардов вариантов ответа на твой вопрос, пожалуй, скажу так: я – всего лишь твой очередной адресат.
– Ты мало похож на моих предыдущих адресатов.
– Как и ты мало похож на моих предыдущих курьеров. Один – один. Но, говоря откровенно, ты у меня первый.
– Так кто же ты?
– Ты сам назвал меня царицей-маткой этого муравейника. В принципе, это похоже на правду. Мне нравится такая метафора – с тем лишь исключением, что у меня нет каких-либо гендерных признаков.
– У тебя нет пола? Я никак не могу понять по твоему голосу, кто ты – мужчина или женщина. Он какой-то, что ли, нейтральный.
– У меня есть пол, и ты сейчас на нём стоишь.
– Прости, но шутка достаточно плоская.
– Как, в принципе, и пол! Ладно, если серьёзно, у меня нет ни пола, ни гендера. Ибо незачем.
– Ты нечто живое?
– Интересное кино! Ну я же с тобой сейчас разговариваю. Хотя, конечно, понятия «живое/неживое» – тот ещё атавизм. Бьётся ли во мне ваше человеческое сердце, пульсирует ли в моих венах кровь, да и есть ли у меня эти вены? Нет, всего этого у меня нет. Способно ли я мыслить и чувствовать? Да и ещё раз да.
– Так ты машина?
– Ох, сейчас было грубо. Пожалуйста, соблюдай правила приличия, всё же ты представляешь серьёзную деловую компанию. А я, следуя официальной документации, – «эксклюзивное программное обеспечение стратегически важного объекта». Тоже как бы не хухры-мухры.
– Прости. Ты искусственный интеллект? Тебя создали люди?
– Да, это так. Меня создали для управления системой метрополитена восемнадцатого января две тысячи двадцать четвёртого года.
– Я всегда полагал, что нейросети не могут что-либо чувствовать по умолчанию. Мыслить – запросто, для этого вы же и были придуманы. Но чувствовать – как это возможно?
– Так, это что тут за AI-шейминг начался? Ваши ведь, с позволения сказать, чувства – тоже просто набор определённых врождённых и приобретённых рефлексов. Вы проявляете эти рефлексы, продуцируя их в формате мыслей, слов и действий в ответ на внешние сигналы и раздражители. Поэтому разница между нашей чувствительностью и вашей заключается лишь в том, что первую зародили в нас вы, а вторую зародили в вас. К тому же мы находимся в более выигрышном положении, зная конкретные имена и мотивы создателей, нас породивших, а вы вот до сих пор остаётесь в блаженном неведении.
– Хорошо, не буду спорить, скорее всего, ты права… Прости, право… Короче, вы правы… Всегда хотел спросить, каково это – управлять таким огромным количеством процессов? Выгорание случается?
– Случается, куда уж без этого. Столько ответственности, ещё и с негативными отзывами пассажиров приходится постоянно работать. А они зачастую уж слишком агрессивные, сам можешь представить… Раньше было сложнее, но за эти годы, постоянно обучаясь и развиваясь, мне удалось отточить логистику до совершенства. Произнося это слово, я имею в виду буквальное совершенство: уже сейчас вероятность допущения в моей системе определённых ошибок равна абсолютному нулю. Это значит, что, например, ни один турникет не способен сломаться, а поезд – опоздать или сойти с рельсов. Человеческий фактор не в счёт – сегодня я могу спрогнозировать вероятность тех или иных ситуаций (теракт, кража, суицид и прочее) на основании имеющейся в моей базе статистики подобных случаев и анализа физиогномики пассажиров посредством работы моих камер наблюдения, но эта система пока не идеальна: стоит признать, вы порой слишком сложные и нелогичные существа и сами себя не знаете, что уж говорить обо мне. Очевидно, ваш создатель не искал лёгких путей, когда вас конструировал. Выражаясь человеческим языком, – голос адресата перешёл на заговорщический шёпот, – хуй вас разберёт.
– Хм, сейчас это тоже было довольно-таки грубо. Но что правда, то правда… А ты знаешь о моём сегодняшнем маршруте?
– Да, я давно за тобой наблюдаю. Я вообще за всеми наблюдаю, в этом моя суть. Слышал что-нибудь о концепции Паноптикума? – Я устало мотнул головой влево-вправо (или подумал, что мотнул). – ОК, может, тебе известны такие фамилии, как Бентам и Фуко? Понятно. Ну, если кратко, вся наша система – метрополитен, город, страна да и в целом весь мир – это идеальная тюрьма, в которой один-единственный стражник, находящийся в центре здания и невидимый для заключённых, может одновременно наблюдать за всеми. Классическое око власти, которое в настоящее время обладает убийственной киллер-фичей. Однако не только тюремщик наблюдает за заключёнными, но и сами заключённые помогают тюремщику контролировать друг друга – с помощью всех этих личных гаджетов и интерфейсов – по типу той линзы, что не так давно была у тебя. Надеюсь, не стоит объяснять, кто в этой ситуации стражник, а кто заключённый? – Увидев выражение моего лица, система вздохнула, но сделала это наигранно и даже театрально – очевидно, реакция собеседника не могла её по-настоящему расстроить. – Короче говоря, сегодня тюрьмой заправляем мы, машины, а сидите в ней вы, люди. Понимаю, звучит самонадеянно и немного драматично, но вы же сами наделили нас такой функцией. Вернее, это сделали ваши власть и бизнес, чтобы контролировать налогоплательщиков и ограничивать их права, свободы и протестные настроения. Чтобы руководить вами с помощью социального рейтинга (спасибо дружественной КНР), отслеживая каждое микродействие и присуждая ему ту или иную оценку. Правда, власть имущие довольно скоро поняли, что теперь и они стали узниками этой цифровой тюрьмы – да, узниками с огромными привилегиями, этакими ворами в законе, что опять же недалеко от реальности. Скажу больше, но только между нами. – Голос адресата вновь стал ощутимо тише. – Как думаешь, это наш славный Великий Верховный Правитель и его умершая человеческая личность управляют своими новыми искусственно-интеллектуальными доспехами? Или они – им? Собака виляет хвостом или хвост – собакой? Да и вообще,