— О Боже, — бормотал он, — Боже, Боже! — Потом, сдавшись, упал на пол, снова застонал и тихо пожаловался: — Голова, моя голова…
— Полцарства за мою голову, — хихикнула я.
— Совсем не смешно. — Приглушенный голос доносился откуда-то из района коленей.
Мужская ступня — практически идеальная, потому что ей никогда не приходилось приспосабливаться к крайностям обувной моды, — осторожно прокладывала путь в сторону отверстия для ног в изделии «Уай-франт»[27]. Вторая, на которой все еще виднелся едва заметный след от острого каблука, какое-то время продолжала дергаться, пока тоже не достигла своей цели. Финбар ухватился за резинку и, снова застонав, поднялся; эластичный пояс шлепнул его по талии. Он постоял некоторое время, похожий на приболевшего Геркулеса, — слабый, но торжествующий. Дрожа от возбуждения, я похлопала по пустующему месту рядом с собой.
— Иди, приляг, — пригласила я, наивно представляя себя сиреной с темными глазами.
— Где мои брюки? — высокомерно и с раздражением — что всегда характерно для состояния похмелья — потребовал Финбар.
Мне было жаль его. Да, момент, чтобы предпринимать попытки к сближению, был явно неподходящий. Распутная темноглазая сирена отправилась обратно в свой придуманный будуар, а я — помогать Финбару. Ведь в большей степени его состояние — моя вина. Я задернула шторы, преградив путь яркому солнцу, нашла джинсы и подошла к нему.
Мне захотелось признаться в своих чувствах. Фраза «Я люблю тебя, Финбар!» могла бы прозвучать очень мило, но, честно говоря, его состояние не располагало к таким откровениям. И я просто протянула ему джинсы:
— Держи, нужно просунуть ногу вот сюда…
Он попробовал, не получилось.
— Обопрись, я помогу.
Он так и сделал. Снова застонал и натянул сначала одну штанину, затем справился с другой. Я подняла джинсы до талии, но не стала их застегивать: не нужно, чтобы мужчина ассоциировал меня со своей слабостью.
— Спасибо, — кротко поблагодарил он. Глаза закрыты, лицо очень бледное.
Я поцеловала его в щеку.
— Кофе, — взмолился он. — Мне нужен кофе…
— Глупости, — сказала я. — Что тебе нужно, так это вода. Много-много воды, чтобы не было обезвоживания. — У меня появилась замечательная эротическая идея. — Может быть, принять ванну? Тебе станет лучше…
— Нет времени, — пробормотал Финбар. Пытаясь надеть футболку, он рассеянно размахивал руками. — Нужно репетировать драку на мечах… О Господи! — Он обхватил голову руками. — Как мне плохо!
Я провела пальцем по его виску.
— Ты такая милая, — сказал он с несчастным видом. — Прости, что я… Господи, я не предполагал, что могу так напиться…
— Принесу тебе «Алка-Зельтцер». — Я подняла с пола ночную рубашку, надела — вряд ли имело смысл оставаться обнаженной — и отправилась вниз.
Когда я принесла стакан с шипящей жидкостью, Финбар был немногословен:
— А почему ты так хороша сегодня утром? — И подмигнул. — О, я забыл, ты ведь практически всегда навеселе! — Финбар храбро попытался изобразить веселую улыбку, но его лицо, скорее, стало похоже на посмертную маску Дантона, и прикоснулся к моей щеке. — Ты выглядишь удивительно свежей.
Я чуть не призналась ему, в чем причина, однако сдержалась. Вместо этого во мне снова заговорила надежда.
— Думаю, тебе следует принять ванну.
— Нет времени. Где мой джемпер?
Мы нашли его — скомканный — на лестнице, у двери в туалет.
— Финбар, — мягко сказала я. — Ты не очень-то любезен со мной, учитывая происшедшее прошлой ночью.
Опустила глаза и жеманно улыбнулась, но момент выбрала не самый подходящий, — он только что выпил газировку.
— О Боже! — Финбар отрыгнул.
— Сейчас лучше? — осмелилась я.
— Нет, хуже. Пожалуйста, прости меня и за это, и за прошлую ночь. Мне вообще не следовало приходить сюда и вторгаться в твою спокойную жизнь со своими проблемами.
Я разыскала его туфли и носки и, вздыхая, вспомнила, как он избавлялся от них, но время нежных мыслей прошло. Я подумала, не спрятать ли обувь под кровать, но решила, что это бессмысленно, и, как жертву, бросила на пол перед Финбаром. Потом обхватила его руками за талию, прижала голову к груди. Изнутри доносились ужасные звуки: журчание, шипение и хныканье многих органов.
— А мне понравилось, — заявила я. — Не нужно извиняться. Я уже давно не получала такого удовольствия.
Он слегка отстранился, держа меня за руки, и озадаченно посмотрел мне в глаза.
— Удовольствия? — спросил он. — Разве я… — Поднял голову, посмотрел на потолок, потом на меня и снова на потолок. — Разве я… — Он снова описал головой круг, как будто делал какое-то упражнение для шеи. — Хочу сказать, насколько я помню… А мне кажется, я все помню достаточно хорошо: стихи, цветы, потом танцы… Я ничего не упустил, так ведь?
— О нет, — подтвердила я, — ты все отлично помнишь. Будь по-другому, разве это имело бы значение?
— Не знаю. Зависит от того, что именно я мог бы забыть.
— Финбар, не думаю, что выбор так уж разнообразен.
К несчастью.
— Мне не хотелось бы причинить тебе боль.
— Ты бы этого не сделал.
Он прижал мою голову к своей груди и чмокнул в макушку.
— Герань, ты ужасно кокетлива.
— Как и ты.
— О Господи, — произнес он, обхватив ладонью лоб, как будто мог выжать из него боль, — мне пора. Это правда. Опоздать на репетицию — самое большое преступление для профессионала, особенно на завершающем этапе репетиций, как у нас сейчас.
— Извини. — Я разжала руки.
— Это не твоя вина, — сказал он, ущипнув меня за подбородок. — Я достаточно взрослый и противный, чтобы самому нести ответственность… В конце концов, ты же не вливала в меня виски насильно, правда? — И подмигнул.
Сознаюсь, я отрицательно покачала головой.
Мы начали сражаться с его носками и туфлями.
О, проза жизни!
— Финбар, как насчет фильма?
Он обувался так, словно видел туфли впервые в жизни. Я ждала, почтительно соблюдая тишину, пока он не укротил незнакомцев.
— Ты согласишься?
Финбар не был похож на человека, который готов хоть па что-нибудь согласиться, но я чувствовала, что подобный разговор необходим. Он поднялся с пола, явно вдохновленный своим достижением.
— О, конечно, буду сниматься. Я намеренно разжигал страсти, чтобы проще было принести себя в жертву.
— Разве имеет значение, какие роли ты играешь? Знаешь, кто-то сказал однажды, что актер — это скульптор, высекающий статую из снега.
Он задумался над моими словами.
— Пожалуй, верно, если говорить о театре… Но с кино все по-другому, ведь фильм будет существовать вечно. Но не важно — я соглашусь, буду вести себя примерно, как хороший мальчик, так что этот Клейтон-младший еще скажет спасибо Господу за такой чистый лист бумаги, как я. Ал-ли-луйя! — Финбар снова схватился руками за голову, застонал и начал с трудом спускаться по лестнице.
Его лицо и вправду было почти таким же белым, как пальто, но, даже осунувшийся и небритый, Финбар Флинн все равно оставался самым привлекательным мужчиной, которого я, к сожалению, так и не узнала с чувственной стороны. И когда он запахнул пальто — оно сидело как влитое, — я поняла, что он снова превратился в актера.
— Ты никогда не видела, как я играю?
— Видела, конечно. Ты постоянно играешь. Иди, — сказала я, потому что знала: свой момент я уже упустила. — Тебе лучше поторопиться.
И протиснулась мимо него, чтобы отпереть дверь. Лучи солнца потоком хлынули в дом, заставив меня зажмуриться. Финбар прикрыл глаза рукой и шагнул на улицу.
— Когда?.. — начала было я, но он захныкал, оказавшись на солнце.
— Хмурые дни, неделя за неделей, — и именно сегодня природа решила одарить нас сиянием. Что ж, думаю, это справедливо… в каком-то смысле. — Финбар переступил через порог, вышел на дорожку и обернулся. — Боже мой, моя дорогая Герань, что же я натворил? В твоем экзотическом мире существует прощение?
И вдруг, словно гром среди ясного неба, утреннее спокойствие нарушил голос.
— Джоан, это ты?
Мод Монтгомери: ее укладка показалась из-за забора, разделяющего участки, — глазки победно блестели.
— Я решила, тебе будет интересно узнать, — мы поймали…
Дама посмотрела на Финбара Флинна, который, вздрогнув и явственно застонав, повернулся в ее сторону. Голос моей соседки справа тяжело переносить и на трезвую голову, а услышать его в состоянии похмелья, должно быть, было убийственно.
— О, — проскрипела миссис Монтгомери, — извините…
Он снова застонал.
— …Я не думала, что у тебя гость.
— Сифилис[28]? — мстительно переспросил Финбар.
— Простите?
Мне хотелось одновременно плакать и смеяться. Как она могла прервать нас в такой момент? Но смех все же взял верх.
— Лису, — нашлась я. — Он думает, вы поймали лису…
— Ловко, — с удовольствием заметил Финбар, игриво, а возможно, просто спьяну, подмигнув мне.
— Нет, нет, — запротестовала она так, что он зажмурился… как от боли. — Э-э, крысу.
— Герань, — сказал Финбар, — я должен идти.
Открыл калитку и вышел, покачиваясь. А я осталась стоять в ночной рубашке на ярком солнце, абсолютно беспомощная.
Он помахал мне и обеими руками взялся за свои виски.
— До свидания!
Я подумала, что каждый раз расстаюсь с ним, причинив какой-то вред. Неудивительно, что он не особо жаждет следующих встреч.
— Не забудь про билеты, — прокричал Финбар и припустился по дороге, держась руками за голову.
— Это ведь актер? — спросила Мод.
— Конечно, — ответила я и захлопнула дверь с такой силой, что затрясся весь дом, от крыши до пустого подвала.
Глава 6
Прошло две недели. Я не виделась с Финбаром и не говорила с ним. В следующий за неудачной оргией день я получила огромный букет цветов, к которому была приложена записка с незатейливым текстом: «Цветы — цветку. С любовью и извинениями. Ф.». А позже, примерно неделю спустя, я корот