ко поговорила по телефону — с кем бы вы думали? — с маленьким толстяком Джимом.
— Моя дорогая, ты ведь собираешься на премьеру?
— Да, — ответила я, — Финбар принес мне билеты.
— Отлично, отлично. Не обижайся, что он не звонит, — сейчас очень сложное время.
— Я понимаю.
Как ни странно, меня вполне устраивало отсутствие общения. Почему-то мы не ждем ординарного поведения от известных людей. С их стороны это проявление определенного снобизма, который, честно говоря, ничуть не лучше, чем желание Мод и Реджи общаться только с аристократами. Если бы я провела такую же ночь с бухгалтером или водителем автобуса, а тот просто прислал бы букет цветов, я бы недолго церемонилась с поклонником, но все, что имело отношение к Финбару, казалось мне вполне приемлемым. Я получала удовольствие от его необычности. Кроме этого, я великолепно себя чувствовала и была полна энергии.
Должно быть, это отразилось на моей внешности, потому что Робин подошел ко мне в школе с комплиментом:
— Джоан, вот это да, ты вся светишься, прямо излучаешь жизнь!
На этот раз фраза в стиле Лоуренса не вызвала моего раздражения. В конце концов, почему он должен сдерживать свою одержимость? Ведь я поощряю свою.
Я не хотела говорить ему про билет, но с моей стороны это было бы жестоко. А кроме того, однажды могло выясниться, что я солгала. Поэтому я отдала Робину конверт, и наградой мне стали радость и признательность.
— Я отправил записку в кассу театра, — сообщил Робин, — но сейчас это уже не важно.
Я была довольна, что поступила честно.
— Джоан, — попросил он, сжимая в руке билет, — мы ведь можем пойти вместе, правда? Может, встретимся немного раньше и выпьем по коктейлю? Мне по-прежнему необходимо поговорить. Я должен о многом рассказать тебе.
«Не сомневаюсь», — подумала я. И ответила:
— Да, Робин, конечно, мы можем пойти вместе, только, если ты не возражаешь, мне не хотелось бы встречаться заранее. Давай просто получим удовольствие от премьеры, ладно?
И он отступил, волоча ноги, — печальное воплощение уныния.
Рода возникла у меня за спиной.
— Кто-то должен помочь этому бедолаге, — сказала она.
— Возможно, только не я.
— Тогда тебе не следует постоянно искушать его своими золотыми волосами и сексуальными флюидами.
Я польщенно улыбнулась.
— По твоему виду кажется, что тебе не терпится сдернуть трусики. — Она похотливо подмигнула.
— Что ты такое говоришь! — Я не смогла сдержать улыбку.
— Вот видишь, совсем другой разговор. Ты похожа на кошку, которой предстоит справиться с горой сметаны. — Рода рассмеялась. — Скажу честно, если бы для ухода из дома мне требовался идеальный пример одинокой жизни, я подумала бы о тебе. — Она начертила пальцем крест на стопке тетрадей. — Мардж всегда удерживала меня от такого шага, достаточно было посмотреть на нее, и я понимала: лучше ничего не менять. Но с тех пор, как я увидела тебя, искушение растет, особенно когда я вожусь с отвратительной сковородой, в которой тушилась фасоль, или с горой мужского нижнего белья. — Она качнула головой в ту сторону, куда ушел Робин. — Насколько я понимаю, ты отвергла ухаживания нашего местного секс-символа ради суперзвезды? Открой тайну, ты бросаешь своего мужа или нет?
— Нет, — ответила я, — с мужем это никак не связано.
— Что ж, приятно слышать, — сказала она наполовину всерьез. — А с чем же тогда?
— Узнаешь, когда твой бросит тебя.
И я направилась в ту же сторону, что и Робин.
— Подбери задницу, — раздраженно крикнула она мне вслед. — Пока можешь…
Разделы светской хроники в газетах пестрели новостями о предстоящих съемках фильма о боксе. Указывались суммы гонораров — с каждым разом все более внушительные, — было много информации о Клейтоне-младшем, который утвердился в вере и не стеснялся заявлять об этом. Вроде бы он видел в сценарии, в сюжете некоторое сходство с миссией Христа, и потому — не знаю, правда это или нет — фильму уделялось так много внимания. Я не сомневалась, что Финбар получит роль: даже если не брать в расчет актерские способности, физические данные вполне позволяли ему изображать крепкого боксера, бывшего некогда плотником в Назарете. Я зашла настолько далеко, что выяснила это, и рассеянно размышляла, как же они планируют изобразить апостолов. Двенадцать спарринг-партнеров? По данным одного из самых ядовитых таблоидов, контракт еще не был подписан, но я не сомневалась, что это произойдет, — несмотря на муки совести Финбара. Одно дело отказываться от богатства, когда ты вряд ли можешь рассчитывать на него, и совсем другое — когда нужно лишь протянуть руку. Потому и растет популярность партии либерал-демократов.
Чтобы пережить двухнедельный период ожидания, я читала Пруста — детали в его книгах способствуют расслаблению, и это помогало сдерживать сладострастные мысли, которые все чаще появлялись в моем блуждающем сознании. То, что мы с Финбаром делали на закате после прогулки по пляжу, можно было назвать шокирующим. Проблема с фантазиями в том, что от них можно избавиться, только неоднократно переживая их вновь. Я начала сомневаться, не забрела ли случайно на заповедную территорию, которая считается мужской, — территорию под названием похоть. Я старалась вставить в свои фантазии интересные беседы, но та Джоан, которая обитала в моей голове, была не в восторге от обсуждения нюансов белого стиха Шекспира, и, боюсь, они с Финбаром в основном занимались тем, что называют активными действиями. Однако фантазии помогали мне скоротать время, а если ситуация уж слишком выходила из-под контроля, рядом всегда был старый добрый Сван.
Примерно за неделю до премьеры по дороге в школу из машины я наблюдала довольно странную картину. Робин катил на велосипеде передо мной, но не в спортивной форме, как обычно, а в джинсах и очень мятом джемпере. Это было совсем не похоже на него, и я, осторожно обогнав его, взглянула в зеркало заднего вида. Робин даже надел очки от солнца — глупое жеманство, которого он обычно избегал. Казалось, он с трудом крутит педали, а лицо, несмотря на свежий утренний воздух, казалось бледным и измученным.
Я дождалась его на парковке. Он очень медленно слез с велосипеда и тихо застонал, уронив на асфальт сумку с книгами. Сочувствуя, я подняла ее.
— Спасибо, — пробормотал он.
Если бы я не знала, как он дорожит своим здоровьем, то заподозрила бы его в пьянстве: коллега Карстоун выглядел так, будто только что вышел из питейного заведения, где провел всю ночь.
Я начала переживать.
— Бедняга, у тебя грипп? — спросила я.
— Не совсем. — Он поднял руку к голове.
— Похмелье! — заметила я злорадно. — Узнаю симптомы!
Робин закрыл глаза.
— Не так громко, пожалуйста!
Вспомнив собственный опыт, я добавила:
— Робин, надеюсь, ты не отключился, лежа на ней.
С изрядной долей достоинства, несмотря на пунцовый румянец, он возразил:
— Не ожидал от тебя подобной грубости, Джоан.
— Ах да, — сказала я, — надеюсь, «пророк сексуальности» хорошо присматривает за тобой.
Он смутился, неприязненно взглянул на меня и ушел. Я хотела извиниться, побежала за ним в школу, но Робина уже и след простыл — только хлопнула дверь мужского туалета.
Позже, в учительской, мне удалось извиниться, но он с трудом понимал, что я говорила, только пил одну чашку кофе за другой и щурил покрасневшие глаза.
Через день или два Рода начала откровенно дразнить его:
— Тяжело тебе с ней приходится, да? Мне казалось, ты можешь быть более выносливым, ты столько тренируешься… — И так далее в том же духе.
Мне немного не хватало Робина на подлокотнике моего кресла, но всю оставшуюся неделю он держался в отдалении. Цвет его лица чуть-чуть — но не радикально — улучшился, и он являл собой великолепный пример страдающего молодого любовника. Я очень удивилась, когда, несмотря на все это, он заявил, что по-прежнему собирается в театр.
— Она дает тебе выходной на одну ночь? — ляпнула я, не подумав, — насмешки Роды оказались заразительны.
— Только ты не начинай, — рассердился он. — И так все сложно.
Я извинилась и подмигнула ему:
— Но ведь здорово быть влюбленным, правда?
— Кто говорит, что я влюблен? — спросил он с затравленным видом.
— Разве нет?
Робин потер шею; казалось, он чувствует себя неловко.
— Может быть. Да. Не знаю. Я не совсем уверен.
— Она не будет возражать, что ты сегодня вечером пойдешь со мной?
Я со злостью подумала, что с удовольствием пошла бы одна.
Робин выглядел слегка растерянным и вдруг спросил, обращаясь не прямо ко мне, а, скорее, в пространство вокруг меня:
— Значит, ты по-прежнему хочешь пойти?
— Конечно, хочу. Но тебе вовсе не обязательно идти со мной. Я могу пойти одна, если у тебя будут сложности.
Сказав это, я поняла, что неудачно выразила свою мысль. Он обязательно почувствует, что самолюбие в опасности. Но взять свои слова назад я уже не могла. И все же перспектива пойти в театр вместе с Робином, влюбленным в другую, пугала меня гораздо меньше: я могла не переживать, что держу его на расстоянии.
— Я же сказал, что поведу тебя, и собираюсь это сделать.
— Может быть, тебе не очень хочется?
— Джоан, мы пойдем на премьеру, как и собирались. Я заеду на такси в семь, хорошо? Я очень жду этого.
Последнюю фразу Робин произнес, стиснув зубы, поэтому я решила, что будет лучше больше не спорить. Он удалился, высоко подняв голову.
Я видела, как Рода провожает его изумленным взглядом. Она подошла ко мне и поинтересовалась:
— Пытаешься снова завлечь его? Не выйдет, милочка! Ты осталась на бобах.
— Именно к этому я и стремилась, — отрезала я. — Мне так лучше живется.
— Ты мне нравишься, — заявила Рода. — Несмотря на то что избегаешь нас, простых смертных. И я не осуждаю тебя.
Пронзительный взгляд Роды переместился в сторону, алые губы скривились, и она указала на Пимми и Марджери, склонившихся над схемой для вязания.