«Здравствуй, сыночка… Ты молодцом, не такой бледный. Вчера не смогла прийти — у папы давление подскочило. Но ты не беспокойся, ему лучше. Я сейчас в коридоре медсестру встретила…»
Пауза.
АНФИСА. Нет, я не могу к этой пластиковой чурке обращаться…
ПАВЕЛ. Ну хорошо, давайте так. (Он снимает манекен с кровати и ложится на его место.) Продолжайте.
АНФИСА(берет его за руку). «Все будет хорошо, сыночка. Ты поправишься, и мы с тобой пойдем гулять. Как в детстве — за ручку…» (Пауза.) Ой, нет, Паша, так не надо. Встань!
Павел встает.
АНФИСА. На спектакле будет манекен?
ПАВЕЛ. Не знаю. Может, поставим кровать спинкой к залу, зрителям вообще не будет видно, лежит кто-то или нет. (Пауза.) Вот что… Врачи советуют включать для него музыку.
АНФИСА. Какую?
ПАВЕЛ. Ту, что на улицах играют… Духовой оркестр. Вальсы. Марши… Уходя, каждая из женщин будет ставить пластинку.
Гаснет свет
Загорается свет. Возле кровати стоит Маша. Павел ходит по сцене.
ПАВЕЛ. Садись. Нет, не надо… (Рассматривает Машу, которая одета в джинсы и кофточку.) Может, тебе так и играть — в джинсах? Только кофточку поярче…
МАША. Хорошо.
ПАВЕЛ. А сверху — халат. Как полагается в больнице.
МАША. Все в белых?
ПАВЕЛ. Да. В белых. Кстати, в Индии траурные сари — белого цвета. Интересно… У нас — черное. А у них смерть — не мрак, а свет…
МАША. От хорошей жизни, наверно…
ПАВЕЛ. Ладно. Читай с места, где говоришь о свекрови.
Долгое молчание.
ПАВЕЛ. О чем молчим?
МАША. Я думала, ты хочешь что-то сказать… Поэтому и назначил репетиции по отдельности.
ПАВЕЛ. Нет, не поэтому. В спектакле одна общая сцена, ее сделаем вместе. А монологи колхозом репетировать — лишнее.
Пауза.
ПАВЕЛ. Маш, давай работать…
МАША. Хорошо. Я только хотела узнать…
ПАВЕЛ. Почему приехал?
МАША. Нет. Хотела спросить: у тебя все в порядке? Мне показалось, что-то случилось…
ПАВЕЛ. «Что-то случилось»… Был такой роман. Не читала?
МАША. Нет.
ПАВЕЛ. Зря. Хороший роман.
МАША. Может быть.
ПАВЕЛ. Начинай.
МАША. «Извини, не выспалась. Комары… Откуда они взялись? Холодно уже. Всю ночь гудели!..»
Гаснет свет
В луче света — кровать с манекеном. Рядом — Павел. Он изменяет положение рук манекена. Сначала распрямляет их поверх одеяла, отходит на несколько шагов, рассматривает позу. Потом складывает руки манекена на груди, как у покойника. Подходит к проигрывателю, ставит пластинку. Духовой оркестр играет марш. Павел возвращается к манекену и складывает его руки под затылком — так, будто манекен «отдыхает». Садится на стул, сжимает голову руками. Затем вдруг откидывается на спинку стула, вытягивает ноги, сцепляет руки на затылке, повторяя позу манекена, и потягивается. Свет гаснет.
В свете луча на сцене — Павел и Наташа. Наташа читает монолог.
НАТАША. «Я на сороковой день исповедаться ходила, батюшку спрашивала — как же твоя душа? Батюшка говорит — душа рядом… И видит все… (Пауза.) Эта женщина тоже здесь… Нехорошо. Грех!»
ПАВЕЛ. Нет. Не так. У меня от вашего монолога остается… дурное послевкусие… Ощущение, что ваша героиня не ушла, а ударилась в религию. Часто ходит в церковь и всех достала своей обрядностью… А я хочу, чтобы Вы сыграли верующую женщину. Которую хочется слушать. Вспомните кого-нибудь из знакомых…
Наташа пожимает плечами.
ПАВЕЛ. Того, кто верит. Если не в Иисуса Христа, то в свое дело…
Наташа молчит.
ПАВЕЛ. Значит, нет таких… И в театре тоже?.. Плохо. (Пауза.) Наталья Ивановна, мы же с Вами… не пирожки печем. Я понимаю, быт заедает… Но иногда надо вспомнить, что это — искусство. Роль с температурой тридцать шесть и шесть сыграть нельзя!
НАТАША. Вы как Петр. Иногда я его не понимаю. Наверное, вы с ним были похожи, когда строили… вашу крепость… Но он изменился… А сейчас нервничает. Не спит.
Пауза.
НАТАША. Павел Андреевич, у меня к Вам просьба.
ПАВЕЛ. Какая?
НАТАША. Уезжайте… Уезжайте, пожалуйста. Вам в любом театре дадут ставить…
ПАВЕЛ. А вам я не нужен?
НАТАША. Мне — нет.
ПАВЕЛ. Почему?
НАТАША. Потому что Петр Никитич плохо спит. А я его люблю. И хочу, чтобы у него все было хорошо.
Гаснет свет
В свете луча — кровать, на спинку которой наброшен медицинский халат. Рядом с кроватью — платяной шкаф, кресло. На кровати сидит Маша.
ПАВЕЛ(кивает на шкаф). Это что?
МАША. После вчерашнего спектакля не убрали.
ПАВЕЛ. Бардак… (Пауза.) А может, оставим в палате шкаф? С халатами. Подойдешь, откроешь…
Маша открывает шкаф. На внутренней створке — зеркало.
ПАВЕЛ(кричит). Стоп! Класс! Вот так и будет! Шкаф развернем торцом к залу. Открываешь дверцу, набрасываешь халат и поворачиваешься к зеркалу. И монолог читаешь, глядя в зеркало.
МАША. Спиной к залу?
ПАВЕЛ. Чуть развернем, со светом поработаем… Зритель будет видеть лицо в зеркале. Держи. Протягивает ей халат.
МАША(набрасывает халат). Значит, я буду смотреть в зеркало, а не на любимого человека?
ПАВЕЛ. А с чего ты решила, что он — любимый? Ты что говоришь? «Устала, бессонница замучила… Со свекровью скандалы…» Только о себе! Представь — дело происходит не в больнице, а на кухне. Муж ест суп, жена картошку жарит — и тот же текст. Бытовуха! А не борьба за жизнь. (Пауза.) Начни с места «Что понадобилось тебе на сто первом километре…».
МАША. «Что понадобилось тебе на сто первом километре, никто объяснить не может. Светка городит ерунду насчет самовара — будто ты в деревне маме в подарок присмотрел… Ну а мама, конечно, уверена, что я тебя довела…»
ПАВЕЛ(перебивает). Маш, ты что, не чувствуешь? Ты же повторяешь, нота в ноту, то, что делала на прошлой репетиции!
МАША. Ну и что? Тебе же нравилось.
ПАВЕЛ. А сегодня не нравится!
МАША. Так что мне играть? Он ее разлюбил?
ПАВЕЛ. Наверно… И она его тоже.
МАША. Когда тебя разлюбили — больно.
ПАВЕЛ. А когда ты — грустно… Вот ей грустно и больно одновременно.
МАША. А вам весело?
ПАВЕЛ. Ты о чем?
МАША. Не о чем, а — о ком… О тебе. И о ней.
ПАВЕЛ. Маш… Столько воды утекло… Зачем нам об этом?..
МАША. Нам? Нам ничего не надо… Только вам… Кстати, я то свадебное платье не выбросила. Не продала. Лежит у меня. В сундучке… На память о твоей… преданности… Что ты там про белый траур говорил?
ПАВЕЛ. Знаешь, почему животные совокупляются со спины?.. Самка не может укусить.
Маша снимает халат и набрасывает его на зеркало.
ПАВЕЛ. Не надо режиссерских находок. Сними. Он еще живой.
Маша берет халат, бросает его в Павла и уходит. Гаснет свет.
В луче света возле кровати — Павел и Анфиса.
АНФИСА(устало). «Она мне никогда не нравилась, твоя Лина, но я молчала… А сейчас… У нее на прошлой неделе был день рождения, и она пригласила гостей! Как же можно?! Когда ты — здесь…»
ПАВЕЛ(перебивает). Нет, Анфиса Михайловна, вот здесь не надо так ровно. Добавьте эмоций. Со слезой. Пусть все, о чем раньше молчала, что невестке не высказала, сейчас прорвется!.. Продолжайте.
АНФИСА. «Она пригласила гостей! Как же можно?! Когда ты — здесь… Я говорю: „Линочка, не надо праздновать…“. А она мне: „Я что — в трауре?“. (Плачет.) Дрянь! Ты — тут, а она… Зачем?» (Пауза. Поворачивается к Павлу.) Зачем ты приехал?
ПАВЕЛ. Этого в тексте нет.
АНФИСА. И все-таки, зачем?
ПАВЕЛ. «Если бы знать… Если бы знать…»
Долгая пауза.
ПАВЕЛ. Приехал, чтобы поставить пьесу.
АНФИСА. Почему у нас? Тебя же везде зовут.
ПАВЕЛ. Петька позвал. Театру нужна реанимация…
АНФИСА. Реанимация?.. Как образно! Когда у Мироныча был удар, он две недели в реанимации пролежал. Как речь вернулась — начал с радостного: «Анечка, все сделаешь по-простому, без помпы. А стал бы худруком — хоронили бы, как артистов в Москве — с аплодисментами»… (Пауза.) Он стал бы худруком, Павлик, если б не твой «Голый король»…
Пауза.
ПАВЕЛ. Как он сейчас? Выходит?
АНФИСА. Гуляем, за ручку, в парке… (Пауза. Анфиса встает.) Павел Андреевич, я не буду играть в этом спектакле.
ПАВЕЛ. Анфиса Михайловна, я Вас очень прошу, не отказывайтесь от роли. Конечно, я приехал не потому, что меня просил Петька… Я же знаю, что он тут, после моего отъезда говорил… и делал… За «Голого короля» меня выгнали с волчьим билетом, а его через пять лет — за тот же спектакль — выдвинули на госпремию. (Пауза.) Я вернулся… Сам не знаю, почему… На место преступления возвращаются раньше, чем через двадцать лет. Не знаю, виноват ли я перед вами… Миронычем… другими… Я делал то, что считал должным.
АНФИСА(перебивает). А теперь?
ПАВЕЛ. И теперь…
Анфиса, постояв, садится. Затемнение.
На сцене — Ольга и Павел.