Куги шумно вздохнул и нехотя скатился вслед за мной по ступенькам. Насмотрелся он на искусственную фата-моргану до чертиков, вот если бы я предложил поиграть…
По широкой дуге я обошел голографическую турбазу и подошел к Чивету и Джуну.
— Доброе утро!
— Здравствуйте, — поздоровался Джун, а Чивет лишь рассеянно кивнул, перебирая пальцами по лежащей на коленях клавиатуре. Очередная башня рухнула, и вместо нее выросла новая.
— Не помешаю?
Чивет никак не отреагировал, а Лю Джун неопределенно повел плечами. Свежо было в его памяти воспоминание о расческе в супе, но, как интеллигентный человек, он не смог напрямую отказать.
Я обошел их и стал за спинками кресел, чтобы видеть одновременно дисплей на коленях Чивета и голографическое изображение туристической базы. Куги пристроился шагах в двух от нас на солнышке.
— Вы опять за свое, — покачал головой Лю Джун, заглядывая на дисплей. — Не путайте храм с увеселительным заведением.
— О боге нигде не зазорно вспоминать, — пробурчал Чивет. — Я не знаю верующего, который бы снимал нательный крест в публичном доме.
— А я не знаю верующих, которые бы позволили себе совокупляться в храме, — парировал Лю Джун. — В христианском, конечно… Что это за башня? Вы бы туда еще колокол подвесили.
— Да?
Чивет оторвался от клавиатуры и в упор посмотрел в глаза Лю Джуну.
— Ни в коем случае! — ужаснулся дизайнер. — Уберите башню! Мы строим туристический комплекс, а не церковь. Здесь будут останавливаться туристы различных рас, различных вероисповеданий, в том числе и неземных!
— И даже атеисты, — добавил я.
— Да! — с благодарностью оглянулся на меня Лю Джун. — Вольдемар, хоть вы ему объясните… — Тут он, вероятно, вспомнил мою вчерашнюю интерпретацию находки экзоархеологов, и его передернуло. — Только без инсинуаций, пожалуйста.
— С удовольствием, — сказал я, игнорируя последнее замечание. — Я бы на этой башне повесил не колокол, а клетку с пауком из холла Сильвера. А на заднем плане поставил бы черное зеркало…
Лю Джун с недоумением уставился на меня, а Чивет выпрямился, повернулся ко мне лицом и ожег взглядом.
— Сатанист! — проронил он с чувством.
— Не надо на меня навешивать ярлыки вашей религии, Хорхе. Атеизм подразумевает неверие не только в бога, но и в черта.
— Вольдемар… — укоризненно покачал головой Лю Джун.
— Понимаю, — кивнул я. — Не буду мешать. До свидания.
Я развернулся и зашагал к коттеджу Борацци.
— Куги, идем. Ты хоть и не атеист, но тоже неверующий. Не наше дело вмешиваться в теологические диспуты.
Кугуар сорвался с места и запрыгал за мной.
Не получился у меня тест — упоминание «черного зеркала» вызвало у Чивета и Джуна слишком многозначную реакцию, которую можно было трактовать как угодно. Быть может, следовало сказать «зеркало черноты»? И добавить «слоаг» и «спыфл»? Боюсь, тогда бы Хорхе не только обозвал меня сатанистом, но мог и по этому самому «спыфлу» врезать… Ни по «спыфлу», ни по морде получать не хотелось.
Медиколог долго не открывал — то ли работал, то ли спал, то ли прятал что-то, как Гримур своего паука. Но наконец-таки появился на пороге. Хмурый, с осунувшимся лицом и недовольным взглядом.
— Доброе утро, Рустам! — сказал я, широко улыбаясь.
— Вы уверены? — спросил он, с подозрительностью осматривая меня сверху донизу. Затем переступил порог и глянул на небо. — Гм… Действительно доброе… Но оно здесь всегда такое. — Он снова повернулся ко мне. — Что в этот раз надо? Медицинская помощь?
— Какой вы неприветливый, — покачал я головой. — А просто так зайти нельзя?
Борацци вновь с подозрительностью посмотрел на меня, прошелся по комбинезону взглядом и задержал его на оттопыривающемся надколенном кармане.
— Для просто так надо пропуск иметь… — пробурчал он, не отрывая взгляд от моего кармана.
— Такой подойдет?
Я вынул бутылку водки.
— Это другое дело! — воспрянул духом Борацци, отбирая бутылку. — Прошу! — Он пропустил меня в дверь и выставил ногу перед Куги. — А тебе вход заказан! С предателями не пью.
— Он тоже, — попытался я защитить имитанта.
— Что — тоже? Я его не предавал!
— Я имел в виду — не пьет
— Ага. И не курит. И девки его не интересуют. — Борацци захлопнул дверь перед носом кугуара. — Короче, нам неровня.
Сюда! — театральным жестом с бутылкой в руке указал он на диван возле бара в противоположном конце холла.
Шагнув к дивану, я непроизвольно оглянулся на угол за дверью. Естественно, никакой клетки с пауком там не было, как не было ничего и в прошлый раз. Впрочем, в прошлое посещение медиколога я по углам не заглядывал… Интересно, чем занимался Борацци, что так долго не открывал? Работы у него сейчас вроде нет — все живы, здоровы… С другой стороны, учитывая специфичность хандры медиколога, вряд ли он предполагал, что к нему стучатся с бутылкой водки
— Присаживайтесь, гость дорогой! — суетился вокруг столика Борацци. — Вы завтракали?
— Да.
— Значит, легкую закуску… Многие предпочитают под водочку соленые огурчики, грибочки, а я — маринованный кронгийский папоротник Не пробовали?
— Не приходилось.
— Многое потеряли Под него цистерну водки можно выпить.
— Так уж и цистерну?
— Я же не утверждаю, что в течение дня, — хитровато улыбнулся медиколог.
— Мне столько за жизнь не выпить… — вздохнул я.
— Не прибедняйтесь!
На столике появились рюмки, блюдца, минеральная вода, затем, после минутной паузы, Борацци вынул из окошка бара блюдо с заказанным маринованным кронгийским папоротником. Вряд ли натуральным, скорее всего, синтезированным. Как вчерашние творог и сметана в сырниках Ютты. Кроме темно-зеленого цвета, кронгийский папоротник ничем не напоминал своего земного растительного тезку. Вполне возможно, что он и не относился к растительному миру, но по нарезанным толстым ломтям с фиолетовыми прожилками невозможно было определить его первоначальный вид. Как по Куги никогда не скажешь, от кого он получил название вида.
Борацци сел напротив, взял в руки бутылку, ознакомился с наклейкой.
— «Отборная, касторийская», — прочитал вслух. — М-да.. Синтетика. Вчера был натуральный продукт… — с сожалением протянул он. — И почему в кухонных синтезаторах запрограммирован запрет на производство спиртных напитков? Думаю, не хуже этой отборной были бы.
Я деликатно развел руками. Не будь такого запрета, Борацци, определенно, ушел бы в запой.
— Первую — по полной
Он откупорил бутылку, налил в рюмки. Странно, лицо медиколога выражало страстное желание выпить, но рука была твердой, не дрожала.
— За что выпьем? — спросил я, поднимая рюмку.
— За что? — удивился Борацци, с трудом удержав руку у рта, но тут же нашелся: — Дежурный тост медикологов: за жизнь. Как самую неотвратимую смертельную болезнь. Ибо, чем дольше живешь, тем меньше остается.
И выпил залпом.
— Вам, медикологам, виднее, — сказал я, пригубил водку и отставил рюмку. Только сейчас понял, что реплика: «первую — по полной» — и была тостом.
— Закусывайте, — предложил Борацци.
Я взял ломтик кронгийского папоротника, попробовал. По вкусу он напоминал квашеную морковь, только более пряную.
— Неплохо, — похвалил я, хотя под водку предпочел бы традиционные грибочки.
— Не неплохо, а замечательно! По второй?
Не дожидаясь ответа, Борацци налил себе, капнул в мою почти полную рюмку, не упрекнув, что я не выпил. Похоже, даже обрадовался, что ему больше достается.
Я иронично поджал губы.
— А теперь что — за смерть?
— Для того чтобы пить, достаточно одного тоста, — резонно возразил он. — Прозит…
Он поднял рюмку и снова выпил. Я опять лишь пригубил. Пил, надо понимать, Борацци не только без тостов, но и в одиночку. Преимущественно.
— В окно не выглядывали?
— А что там нового? — Он равнодушно пожал плечами. — На этой планете пейзаж настолько стабилен, что впору удавиться.
— Архитектор с дизайнером воздушные замки строят.
— А… Колокольни да часовни… Так и подмывает ради смеха запараллелить голографический блок и возвести на макете парочку минаретов.
Я хмыкнул. Рисовался медиколог своим равнодушием. Был он в курсе всего, что происходит на платформе.
— Вы что — воинствующий атеист?
— Нет. Закоренелый прагматик. Как и все медикологи. Слишком часто приходится копаться в человеческих телах, устраняя божьи недоделки и возвращая людей к жизни, чтобы поверить в существование бессмертной души. В момент смерти дух из тела выходит — запах, смею заверить, весьма мерзопакостный, — но вот отлетающую в райские кущи душу никто не видел. Поэтому мое кредо — живи, пока живется. А что будет после смерти, если будет, начнем выяснять после смерти. Прозит!
Когда он успел налить третью рюмку, я не заметил.
— Кстати, о воздушных замках, — сказал я, не притронувшись к рюмке. — Когда я сегодня увидел голографический макет турбазы, то подумал, что на платформу началось нашествие фантомов. С трудом разобрался, что к чему. А вы вчера были единственным, кто понял, что собой представляет волейбольный мяч.
Теологическое направление разговора я намеренно игнорировал — не для того сюда пришел.
Борацци довольно рассмеялся и откинулся на спинку кресла.
— Вы позволите, я закурю?
— Вы у себя дома, — развел я руками.
Он достал из кармана трубку, вставил пористо-керамический колпачок с табаком, прикурил. Система жизнеобеспечения коттеджа, уловив запах дыма и определив источник, тут же опустила над медикологом вентиляционный раструб. Клубы дыма, в первый момент окутавшие Борацци, начали активно втягиваться в вентиляцию.
— Говорите, я был единственным, кто сразу определил, что волейбольный мяч — это фантом?
Снисходительно прищурившись, Борацци с любопытством смотрел на меня.
— А что, был еще кто-то?
Пыхнув трубкой, Борацци глубоко затянулся, запрокинул голову и выпустил струю дыма в раструб.