Борацци ушел в коттедж, через минуту вернулся с высокочастотным паяльником, присел перед кугуаром и повернул его на бок.
— Не дергайся, — предупредил он имитанта. — Для тебя это щекотка, а не боль.
Медиколог надел на левую руку защитную перчатку, сомкнул пальцами края раны и поднес к ней жало паяльника. Послышался треск разряда, шипение, от раны потянулась струйка дыма, запахло жженой синтетической кожей. Куги сносил операцию стоически, и хотя я знал, что он почти нечувствителен к боли, казалось, что в его огромных глазах, жалобно смотрящих на меня, плещется страдание. Странно, биочипы отключились, а привязанность имитанта ко мне осталась неизменной. Хотя… Может быть, я и не прав — не скулил же он ночью у дверей коттеджа.
— Все. — Борацци встал, морщась, помахал перед лицом рукой. — Ну и вонища… Надо было респиратор надеть.
Он присел на ступеньки, достал из кармана фляжку, отхлебнул.
— Хотите? — протянул мне.
— Нет, спасибо.
Не отрываясь, я смотрел на багрово-черную полосу обуглившейся кожи на боку Куги.
Борацци перехватил мой взгляд.
— Через пару дней заживет, останется блеклый шрам, — сказал он, вынул из кармана трубку и вставил в нее колпачок с табаком. — А сейчас лучше его оставить здесь, пусть набирается энергии на солнышке.
Он закурил.
— Присаживайтесь.
Я сел рядом на ступеньки.
— Вы можете снять с него мнемограмму? — спросил я.
— С Куги? — Борацци хмыкнул и покачал головой. — Вы хотите извлечь из памяти имитанта эпизод, когда он получил ранение? Вряд ли получится. В принципе возможно, но… Когда вам нужно освежить память и вы используете мнемоскопирование, то вспоминаете конкретный эпизод, и мнемограф высвечивает малейшие детали. А как заставить Куги вспомнить то, что нужно? К тому же подстройки мнемографа под имитанта займут не меньше недели, а память у кугуара короткая.
— А что-нибудь из головы Марко извлечь можно? Я слышал, что после смерти сканированием мозга можно извлечь информацию о последних минутах жизни.
— Слышал он… — Борацци поморщился. — Можно, но не с трупа Марко. Кто-то в курсе методики, поэтому выжег мозг высокочастотным излучением. Как я сейчас шкуру имитанта. Хотите посмотреть?
— Если нет особой необходимости, то лучше не надо.
— Что, природная брезгливость? — нехорошо осклабился Борацци. — Или очередная «легенда», вроде высотобоязни?
— С «легендами», дорогой мой Рустам, покончено. Все уже в курсе, кто я такой, или вы хотите, чтобы представился по полной форме?
— Зачем? — Он пожал плечами. — Знать не желаю, кто вы на самом деле. Вдруг окажется, что агент СГБ — тоже «легенда»?
Он посмотрел на меня с ехидным прищуром, но мне показалось, что в зрачках медиколога промелькнуло холодное любопытство. Будто он на самом деле подозревал во мне кого-то иного, а не агента службы галактической безопасности.
— Такая же «легенда», как и ваш алкоголизм, — не остался я в долгу. — Пьете много, разит от вас как из бочки, но что-то не пьянеете, язык не заплетается, мысли ясные. К чему бы это?
Задавая вопрос, я пытался выяснить, не он ли мой коллега на подстраховке. Но ничего не добился.
— Хэ-хэ… — беззаботно хохотнул Борацци. — С этой «легендой» я уж лет десять не расстаюсь. Повидали бы с мое трупов, тоже бы запили.
Он положил трубку на ступеньки, достал фляжку и снова отхлебнул. То ли действительно был алкоголиком, то ли считал, что не пришло время раскрываться.
— Ладно, побалагурили и хватит, — сказал я. — Считаете, что Марко погиб насильственной смертью?
— Так же, как считаете вы, — пробурчал Борацци, вновь прикладываясь к фляжке. — Не заметил на вашем лице удивления, когда сообщил о выжженном мозге.
— Какую еще информацию вы можете сообщить по результатам вскрытия?
— Мизерную, — буркнул Борацци. — Ориентировочно смерть наступила в половине двадцать шестого часа местного времени от внезапной остановки сердца. Отнюдь не криминальная причина, хотя в медицинской карте патологий сердечной деятельности у Марко Вичета не отмечено. Но даже с абсолютно здоровыми людьми такое иногда случается, и если бы не сожженный мозг и то, что труп сбросили с платформы, причины смерти выглядели бы вполне естественными.
— Как он мог упасть на плато, если защитное поле не отключалось?
— Этого я не знаю, это ваша прерогатива. Я же могу констатировать, что труп Марко Вичета упал с километровой высоты, о чем свидетельствуют характерные повреждения тела.
— Что еще?
— Больше ничего интересного. Вряд ли вас заинтересует, что он ел на ужин, что пил. Ни алкоголя, ни наркотических или токсичных веществ в крови не обнаружено.
— Следы на одежде?
— Со времени смерти до момента обнаружения прошло более шести часов. А биотраттовая ткань комбинезона удаляет самые сильные загрязнения за три часа. Не пробовали вытирать жирные пальцы о комбинезон? Через пятнадцать минут и следов от пятен не останется.
— Предпочитаю вытирать руки салфетками.
— Надо же! — не преминул съязвить Борацци. — Неужели во время обеда вы пользуетесь вилкой и ложкой?
Я пропустил колкость мимо ушей.
— Что у него было в кулаке?
— Ничего.
— Вы полагаете, что пальцы могли рефлекторно сжаться в кулак во время остановки сердца?
— Вряд ли. Мышцы предплечья в момент смерти были напряжены так, будто он собирался кого-то ударить.
— Ну вот, а вы утверждаете, будто ничего интересного сообщить не можете.
— Это лишь допущение.
— Что вы можете сказать о разрыве комбинезона?
— Только то, что по характеру образования он похож на рану на теле имитанта.
— Каким предметом это можно сделать?
— Понятия не имею! Разорвать комбинезон, как, впрочем, и шкуру имитанта, человеку не по силам. Проткнуть, порезать межмолекулярным лезвием — это да, а разорвать — силенок не хватит. Кстати, в двух местах на комбинезоне неподалеку от прорехи имеются микроскопические проколы, как и на теле Куги.
— А если это крючок?
— Да что угодно! Я уже объяснил — сил не хватит.
— Человек не сможет… — задумчиво протянул я. — А биокибер?
— Ни в коем случае. То есть сил у него хватит с избытком, но установочная программа не позволит причинить человеку вред. А убрать установочную программу можно, только разрушив структуру биоэлектронного мозга.
Я отвел взгляд и немного помолчал. Интересную мысль высказал медиколог, практически о том же я подумал, глядя на биокибера-геолога на препараторском столе в коттедже Марко Вичета. Только Борацци не видел биокибера… Совпадение или оговорка? Или намек? Так сказать, приглашение поиграть на чужом поле по чужим правилам? Что ж, попробуем, в конце концов, иного мне не остается.
— Значит, говорите, без разрушения структуры носителя установочную программу удалить нельзя?
— Не говорю, а утверждаю. Технология изготовления кристаллоидных носителей подразумевает нахождение в узлах кристаллической решетки молекул установочных программ. Экранировать их нельзя, а без них кристаллоид распадается.
— Вы хорошо разбираетесь в бионике?
— Постольку, поскольку специальности родственные. Но до инженера-биомеханика мне далеко.
— Не прибедняйтесь, имитанта-то сотворили.
Я кивнул в сторону Куги, неподвижно лежащего на траве.
Борацци кисло поморщился.
— Такого зверя может сделать и ребенок, используя биокибернетический набор «Сделай сам». Рисуете на дисплее фантастического зверя, задаете параметры, физиологические функции, инстинкты, повадки, характер, и если программа составлена корректно, то воссоздание зверя происходит без вашего участия. Ни бионику, ни медикологию знать для этого необязательно.
— Понятно, — покивал я. — И все-таки, вы сможете разобраться, каким образом с носителя удалена установочная программа?
Борацци недоуменно посмотрел на меня.
— Элементарно. Способ удаления легко определяется по типу разрушения носителя.
— Тогда прошу вас провести такую экспертизу, — сказал я, вставая с крыльца.
— Прямо сейчас?
Лицо Борацци скуксилось, словно у ребенка, выражая крайнюю степень неудовольствия.
— Будьте так любезны пройти со мной в лабораторию Марко Вичета. Там лежат останки биокибера с уничтоженной установочной программой.
— Э-эх… — тяжело вздохнул Борацци и, кряхтя, поднялся со ступенек. — Работаешь, работаешь, а тебе ни спасибо, ни благодарности…
Он выразительно посмотрел мне в глаза и похлопал ладонью по карману. Послышалось бульканье во фляге.
— Идемте, — сказал я, проигнорировав намек, и направился к коттеджу Марко Вичета.
Недовольно бурча, медиколог последовал за мной.
— И где же ваш биокибер? — мрачно поинтересовался он, когда мы вошли в коттедж.
— В лаборатории. Прошу за мной.
Мы прошли в лабораторию, подошли к препараторскому столу, и я отдернул штору.
Биокибер-геолог исчез без следа, и поверхность стола блестела стерильной чистотой.
— Где останки биокибера?
— Деструктуризированы согласно вашему распоряжению, — спокойно ответил секретарь.
От возмущения у меня перехватило горло, я замотал головой.
— Когда я отдавал такое распоряжение?!
— Полчаса назад, перед уходом.
Я ошалело посмотрел на Борацци. Он неопределенно крякнул и отвел взгляд в сторону.
— Похоже, моя консультация здесь не нужна, — сказал он, развернулся и направился к выходу. Не поверил он мне ни на грош.
Я догнал его на крыльце.
— Рустам…
— Что еще?
Он обернулся и смерил меня недоверчивым взглядом. Совсем, как при первой встрече, когда я выбрался из посадочной капсулы. И пошатывало меня сейчас точно так же.
— Э… — начал было я, но, наткнувшись на неприязненный взгляд, не стал ничего говорить в свое оправдание. Все слова вылетели из головы. Я махнул рукой и попросил: — Дайте, пожалуйста, флягу.
— Флягу? — Борацци склонил голову набок, заинтересованно посмотрел на меня, его взгляд потеплел, в нем появилось понимание. Просьба оказалась намного действенней любых оправданий. — А чего ж не дать? Можно.