в письменной культуре.
Тайные языки
Такие стороны детской жизни, как тайные языки и детский фольклор, очень непросты для изучения и понимания. Чаще всего их исследователями становятся носители языка, и это изучение детской субкультуры изнутри и «глазами» породившей её большой культуры — взрослые о детях. Примеры и языковые пассажи трудно переводятся на другой язык. Поэтому, говоря о таких сторонах детской субкультуры, как фольклор и язык, мы опираемся прежде всего на русские материалы, хотя исследователи по мере возможности (при наличии данных) проводят аналогии с детьми самых разных народов.
В конце XIX-начале ХХ вв. тайные детские языки привлекли внимание многих исследователей, классикой стал «краткий очерк» Г. С. Виноградова «Детские тайные языки» (1926), в котором он ссылается на многочисленные обращения к теме детского argot современных ему «беллетристов». В этом очерке Виноградов излагает и систематизирует основные виды и приёмы искусственного конструирования детских языков. При этом замечает, что тайные языки вовсе не обязательно связаны с наличием тайной организации и не служат для того, чтобы оберегать какую-либо тайну. Тайны как таковой нет (Виноградов 2009: 595). Всё дело в стремлении обособиться от мира взрослых, от малышей, создать своё пространство общения со своими интересами и ценностями.
Язык — важнейший инструмент конструирования группового единства и формирования групповой идентичности, он сплачивает «своих» и не допускает вторжения «чужих». Некое сообщество, чтобы выделить себя из остального мира, создаёт собственный язык, примером тому могут быть особые языки старинных английских школ, которые складывались начиная со средних веков на основе средневековой латыни, профессиональные арго и арго закрытых преступных сообществ (Лихачёв 1993; Клакхон 1998; Тендрякова 2015).
Период расцвета детских тайных языков — от 6–8 лет до 15 лет.
Вслед за Виноградовым можно выделить несколько видов детских языков. Прежде всего это заумный язык, в котором придумываются новые слова или «коверкаются» общеизвестные. Иногда заумь создаётся из набора иностранных слов (лишённых их изначального значения), иногда это просто имитация речи, эмоционально насыщенная, но лишённая значения — говорящие на зауми не передают какого-либо определённого содержания, говорящие могут «совершенно не понимать друг друга, и даже каждый говорящий не знает того, что он говорит» (Виноградов 2009: 597).
Современные исследователи обращают внимание на чрезвычайную популярность у детей дошкольного возраста заумных бессмыслиц. Дети увлекаются сочетанием звуков и любуются звучанием новых непонятных слов. Было высказано предположение, что в онтогенезе предпосылкой появления всякого рода «зауми» может быть потребность ребёнка в ритмически организованных формулах, что связано с психологическими особенностями развития мышления и речи (Чередникова 2002: 36–40). Рифмованные бессмысленные тексты, произносимые маленькими детьми, игра звуками, ритмами и рифмами доставляет им удовольствие — это этап освоения речи и атрибут развития ребёнка.
Позже зауми могут превратиться в считалки (о них далее особый разговор) и в «тайный» язык. Последний в виде значительных бессмыслиц выполняет не столько коммуникативную функцию, сколько функцию маркирования группы «своих», якобы причастных к особому знанию.
Множество других видов тайных детских языков — Виноградов насчитывает их более двадцати — создаются путём добавления в слова одного или более слогов. Они могут ставиться в конце или в начале каждого слова, или вклиниваться посреди, разбивая основу слова. Слоги и буквы самого слова также могут переставляться и заменяться.
Сашет-пляцы шонь-коцы,
Ишат-грфцы гаршнь-моцы…
В переводе:
Пляшет конь, играет гармонь
Есть оборотные языки, где слова произносятся сзаду наперёд: Сява ыт диприхо мнеко («Вася, приходи ко мне») (там же: 608). При этом подчёркивается, что похожие перестановки зафиксированы и в детских языках кафров на юге Африки, и у детей восточноафриканского племени вадшагга[20] (там же: 608).
Есть тарабарский язык: «Чаще тарабарским называется в среде детей… язык, в основе которого лежит замена десяти согласных, идущих от начала русского алфавита, согласными, идущими от конца его, при полной неприкосновенности гласных» (Виноградов 2009: 606).
Есть и детский блатной язык с его свойством проникать в повседневную речь и растворяться в ней, утрачивая статус «тайного». Виноградов приводит краткие лексиконы нескольких «ветвей» таких языков.
В связи с тайными языками встаёт вопрос, насколько дети самостоятельны в своём творчестве? Виноградов и исследователи его круга подчёркивают, что вдохновить на создание своего языка может прочитанная детская книга, где герой играет со словами, или непонятные слова иностранного языка (Виноградов там же). Но и не только, в некоторых случаях у истоков тайных детских языков стоят языки взрослых субкультур, воровские или профессиональные арго и даже забытые взрослыми тексты.
В детских языках отражается свойство детской субкультуры впитывать в себя ушедшее из жизни, гонимое, утратившее актуальность. Традицию не так-то просто прервать, а тем более отменить по приказу. Умирающие традиции не исчезают, но прежде вытесняются на периферию культуры и там, видоизменившись, понизив свой статус, продолжают своё существование. Детская субкультура выступает одним из таких прибежищ.
Архаичные истоки детского фольклора
По сей день в детской среде циркулирует множество игр и игровых присказок, то есть фольклорных текстов, которые своими корнями уходят в глубь тысячелетий. От современных детей можно услышать:
Солнышко-солнышко,
Выгляни в окошечко
Дам тебе веретёшечко,
Насыплю горошечка.
Тучи, тучи!
Набегайте в кучу,
Солнышко заволоките,
Дождём землю промочите.
Гром, гром!
Не бей в наш дом.
А бей в колоду,
В холодную погоду.
В виде таких закличек до наших дней дошли древние языческие призывы, некогда имевшие магическую функцию.
«Чур, меня!», «Чур, не я!», «Чур, моё!» или «Кто чурачил, тот и начал», — часто восклицают дети во время игры, не зная, что произносят имя древнего языческого бога Чура, покровителя рода-семьи и оберегавшего домашний очаг и границы владений хозяина.
Игра в «Жмурки» на недавней памяти была одним из молодёжных развлечений, причём повсеместно приуроченных к святкам и святочным игрищам, что свидетельствует об их ритуальной природе. Роль водящего могли исполнять ряженые. Центральный персонаж игры незряч (глаза завязаны), а это атрибут существа, явившегося с того света (В. Я. Пропп), его называют эвфемистическими названиями мертвеца — Афанас, Опонас, Пахом. И сами названия игры также указывают на тот свет. «Имки», «тимки», «чумки» семантически связаны с темнотой и не видением. (Морозов, Слепцова 2004: 691–692). А уж тексты, с которыми участники игры обращались к водящему с завязанными глазами, явно несут на себе следы древних заклинаний и звучат как магическая отповедь смерти.
Афанас, Афанас,
Приходи после нас!
— Где стоишь?
— На базаре.
— Што продаёшь?
— Г рибы-ягоды.
— Имай двадцать два годы!
Офонас, Офонас,
Не ходи боле по нас! / Ищи три года нас!
В фигуре водящего в детских играх мы узнаём черты потустороннего персонажа: он незряч, чёрен, уродлив, гнил, нечист, он «салит», «пятнает», метит, от него исходит опасность, он ловит и пытается утянуть за собой («засаленный» сам становится водящим) — это не кто иной, как покойник, явившийся с того света (Гаврилова 2005).
Игра «Сиди-сиди Яша» с хороводом, который водят вокруг сидящего в центре, перешла в разряд детских игр только в начале ХХ в. До этого игра в «Яшу» в разных вариантах была широко известна у восточных славян как молодёжная посиделочная игра. В наиболее старых вариантах она называется «Ящер», и в тексте игровых припевок совершенно прозрачно звучит мотив женитьбы:
Сидит, сидит ящер,
Сидит окаящий
На золотом стуле,
В ореховом кусте;
Орешки щелкает,
Жениться смекает.
Сиди, сиди, ящер,
В ореховом кусте,
Гложи, гложи, ящер,
Ореховы ядра.
Не дают, не дают
За ящера девичу,
За ящера красавчину!
В этой игре отражается архаический сюжет вступления в брак с персонажем с того света, будь он просто мертвецом, или «ходячим» покойником, являющимся в облике фантастического змея (Морозов, Слепцова 2004: 440–442; 470).
Все эти Жмуры, Афанасы, «дедки» или зооморфные Ящеры, прямые преемники языческого древнеславянского пантеона божеств и духов, на протяжении нескольких сотен лет живут как действующие лица детских игр. Стоит заметить, что в играх самых разных народов мира достаточно часто появляются персонажи с того света (Тендрякова 2015). Так, знаки потусторонности свойственны фигуре водящего в Японии в старой самурайской игре «Чайный служка», связанной с чайной церемонией, водящий называется «чёртом». Он сидит на татами в окружении других игроков, его глаза завязаны, он вслепую заваривает чай, угощает и угадывает гостя. Тот, кого он узнал, занимает его место, и выступает в роли «чёрта» (Войтишек 2009).