бёнка, апеллируя то к метафорам, то к новейшим открытиям биологии, например, к открытому во второй половине XIX века биогенетическому закону — «повторение онтогенезом филогенеза» у Г. С. Холла, К. Бюлера, Дж. М. Болдуина, В. Штерна[27]. Классики детской психологии ХХ века Жан Пиаже (1896–1980) и Хайнц Вернер (1890–1964) отошли от принципа рекапитуляции, считая, что он подразумевает слишком прямолинейное и буквальное сходство между детьми и «людьми из ранних племенных обществ», но не отказались от проведения аналогий между психологическими особенностями ребёнка и представителя традиционного общества.
И Пиаже, и Вернер, независимо друг от друга, полагали, что у истоков этого сходства может быть отсутствие дифференциации между субъектом мышления и внешним миром, свойственное и ребёнку на ранних этапах развития, и первобытному «дикарю». Вернер видел в этом проявление ортогенетического принципа, который действует и в истории человечества, и в развитии ребёнка. Следуя этому принципу, психическое развитие всегда идёт путём от гомогенной целостности к различению деталей и построению из них новой аналитической целостности: от не дифференцированных ярких впечатлений к выстраиванию сложных иерархически организованных концептов и обобщённых абстрактных понятий. Пиаже же делал акцент на детском эгоцентризме.
Теория развития мышления ребёнка по Пиаже широко известна и вошла в большинство учебной литературы по психологии. Поэтому приведу здесь лишь основные моменты, стараясь быть предельно краткой. В развитии мышления ребёнка Пиаже выделил четыре основных стадии, которые описывают скорее не просто развитие мышления, но универсальные этапы выстраивания картины мира.
I стадия от 0 до 2х лет — сенсомоторный интеллект (делится на 6 этапов). Контакт с окружающим миром в этот период у ребёнка происходит за счёт активных внешних действий: это мануальное познание мира, всё, что только можно, хватается, ощупывается, засовывается в рот.
II стадия от 2 до 7 лет — дооперациональное мышление. Дети осваивают язык, учатся мыслить и рассуждать при помощи слов, а значит уже используют символы и внутренние образы. Теперь они могут рассказать, что было, предположить, что будет, что-то обобщить. Тем не менее мышление ребёнка сильно отличается от мышления взрослых.
III стадия от 7 до 11 лет — конкретные операции. Дети уже начинают мыслить системно, осваивают понятия «количества», «объёма», «формы», сохранения вещества, могут производить начальные математические операции, но только в том случае, если они опираются на конкретные объекты и действия с ними. На II и III стадиях детскому мышлению свойственны анимизм, эгоцентризм, отсутствие чётких понятий, что такое день, время, причинно-следственные связи.
IV стадия от 11 лет и старше — формальные операции. Это время, когда мышление становится «взрослым», то есть вступает в свои права вербально-логическое мышление, которое отрывается от непосредственно эмпирического знания и позволяет воспарить в сферу абстрактных и обобщённых представлений о мире, мышление, которое становится инструментом обретения нового знания о мире. Ярким признаком этой стадии мышления становится умение решать силлогизмы.
Как представитель генетической психологии, Пиаже понимал развитие как естественный, натуральный процесс. Переход от стадии к стадии управляется внутренними факторами, ребёнок сам приходит к совершению открытий, и не торопите, и не трогайте ребёнка, он сам активно конструирует и упорядочивает свои знания о мире.
В своей работе «Речь и мышление ребёнка», вышедшей в 1923 г., Пиаже пишет, что эгоцентризм наряду с аутическими мыслями и синкретической логикой (противопоставляемой логике дедуктивной) являются самыми существенными чертами детского мышления, которыми обусловлены остальные особенности, включая неаналитичность и неспособность к синтезу, зависимость от контекста, а также анимизм. Описания мышления и речи ребёнка содержат сравнения детей с представителями архаичных обществ, например: «фантазии детей и малосознательных взрослых» или «вербальный синкретизм» у детей и у малограмотных туземцев Либерии вплоть до прямого их уравнивания: «…настанет день, когда мысль ребёнка по отношению к мысли… цивилизованного взрослого будет помещена в ту же плоскость, в какой находится „примитивное мышление“, охарактеризованное Леви-Брюлем» (Пиаже 1994: 42; 106–109; 390).
К магическому мышлению дошкольников обращается Е. В. Субботский в серии экспериментов и показывает, что современные дети верят в магическую причинность, которая после 7 лет под прессингом науки и религии (имеются в виду мировые религии, которые отвергают магию) вытесняется в бессознательное. Более того, Субботский приходит к выводу, что такого рода представления способствуют познавательному развитию детей и усвоению новых знаний (Субботский 2010; 2014).
Синдром «первобытного мышления»
Начиная с работ Л. Леви-Брюля, можно представить своего рода синдром «первобытного» или мифологического мышления, названного так К. Леви-Строссом и Е. М. Мелетинским и реконструированного ими на материале мифов. В этот синдром входят следующие особенности:
• малая дифференцированность и синкретичность: образы, идеи, эмоции нерасторжимы и соединяются в сложные паттерны образов-понятий; его «диффузность» проявляется «в неотчётливом разделении субъекта и объекта, материального и идеального (т. е. предмета и знака, вещи и слова, существа и его имени)…» (Мелетинский 2000: 165);
• терпимость к противоречиям[28]: человек может быть одновременно самим собой и животным, как индеец бороро — человеком и попугаем арара, или находиться в нескольких местах одновременно;
• подчинение закону партиципации, согласно которому всё в мире связано между собой невидимыми связями: люди и животные, предметы и их изображения «…непостижимым образом …излучают и воспринимают силы, способности, качества, мистические действия, которые ощущаются вне их, не переставая пребывать в них» (Леви-Брюль 1989: 131);
• странные и совершенно нелогичные, с точки зрения взрослых европейцев, представления о причинно-следственных связях. Следующие друг за другом события с лёгкостью связываются причинно-следственной связью — предшествующее событие воспринимается как причина последующего. В причинно-следственную связь может преобразоваться любое «сближение объектов по их внешним вторичным чувственным качествам, по смежности в пространстве и времени» (Мелетинский 2000: 166). Это происходит в силу той же партиципации: «подобное производит подобное», вступившие в контакт объекты обмениваются энергией, «заражаются» друг от друга, всегда пребывая в «контагиозном» взаимодействии. Именно такие представления лежат в основе магической картины мира, порождая магические практики и сложнейшие системы архаичных представлений о силах, царящих в природе и их персонификациях (Фрезер 1980: 20–61).
Все стороны «первобытного» или мифологического мышления тесно связаны между собой и взаимообусловлены. Первобытный же синкретизм постулировался как исходная точка развития познавательных процессов.
Похожие признаки: нечёткое разделение себя и окружающего мира, воображаемого и объективного, предметов и действий, а также непоследовательность и нелогичность, магию и анимизм, — все эти черты увидели в мышлении ребёнка. Согласно Пиаже, они присущи мышлению ребёнка на ранних этапах: стадиях сенсомоторного интеллекта, дооперационального мышления и даже конкретных операций.
Детское мышление в мире рационального знания
Пиаже неоднократно подчёркивает, что мышление ребёнка синкретично: оно ориентируется на внутренние ощущения, из-за этого воспринимаемое легко искажается, заключения делаются «путём простого интуитивного акта, минуя дедукцию», «внутренние схемы» в нём заменяют восприятие деталей реальности, суждения его случайны и бессистемны (Пиаже 1994: 105–126).
По Пиаже, в основе детского мировосприятия и мышления лежит эгоцентризм. Воспринимаемое ребёнком представляется ему абсолютным, он — центр мира и не представляет, что может быть иначе: «…в Женеве большинство мальчиков 7–8 лет думают, что солнце и луна следуют за ними во время прогулки», и испытывают затруднение, когда их спрашивают, «кого из двух гуляющих эти светила сопровождают в том случае, когда прогуливающиеся направляются в разные стороны» (Пиаже 1994: 361).
Вот откуда облака! Их паровозы делают.
Эгоцентризм и синкретизм порождают такие феномены, которые можно счесть за магию. «Младенцы эгоцентричны в том смысле, что у них нет никакого представления о мире, лежащем за пределами их собственных действий. Внешние объекты лишены постоянного самостоятельного существования» (Крейн 2002). Малыши «знают» об объектах только до тех пор, пока они взаимодействуют с ними (хватают рукой, касаются, тянут в рот). «Если, как показал Пиаже, ребёнок в первые месяцы жизни роняет игрушку, то он ведёт себя так, будто игрушки больше не существует» (Piaget, цит. по Крейн 2002). Младенец постарше, чтобы вернуть упавшую игрушку, снова машет рукой. Во время движения она исчезла, значит те же движения, те же телесные ощущения должны игрушку вернуть! Это один из примеров магии детского мышления. Вполне в духе симпатической логики, описываемой Дж. Фрезером: подобные действия должны вызвать к жизни сходные явления, чтобы вызвать дождь, надо бить в барабаны, ведь раскат грома, как правило, сопровождается дождём.
Пример, ставший классическим:
Пиаже забирает у своей дочки Люсьены (около 2-х лет) цепочку и прячет в спичечный коробок. Люсьена немедленно пытается её извлечь, но ей это не удаётся. «Тогда она сделала нечто любопытное. Она прекратила свои попытки и посмотрела очень внимательно на щель. Затем она несколько раз подряд открыла и закрыла рот, открывая его с каждым разом всё шире и шире. После этого она быстро открыла коробок и достала цепочку. … Она ещё плохо владела языком, поэтому прибегла к моторным движениям (своему рту) с целью символизации действия, которое ей нужно было совершить» (Крейн 2002).