Т. Е. Россолимо, Л. Б. Рыбалов, И. А. Москвина-ТархановаАнтропологияХрестоматия
Предисловие
Настоящая «ХРЕСТОМАТИЯ» предназначена для самостоятельной работы студентов-заочников, будущих специалистов психологического и социального профиля. В книге представлены главы и отрывки оригинальных работ русских и зарубежных авторов, которые рекомендованы в программе курса антропологии для самостоятельного изучения («Антропология», учебно-метод. пособие, 1995). Составители хрестоматии не ставили целью тем или иным образом представить всю рекомендованную литературу, или затронуть все темы и разделы курса. В сборник вошли наиболее интересные и современные, а также труднодоступные материалы по наиболее важным темам.
Необходимо отметить, что в «Хрестоматии» представлен довольно разнокачественный как по форме, так и по содержанию материал: некоторые работы насыщены терминами и написаны сугубо научным языком, в то время как другие приближаются по уровню к научно-популярной литературе.
В задачу студента входит не столько запоминание деталей, сколько знакомство с некоторыми общими положениями и принципами. Даже неподготовленный читатель вполне способен усвоить основные мысли и идеи той или иной работы и в дальнейшем оперировать ими. Именно эту задачу — общего ознакомления с современной антропологической литературой — и ставили перед собой составители настоящего издания.
Раздел IАнтропогенез происхождение и эволюция человека
Эволюционная экология
Эволюционная история человека окончилась формированием вида, качественно отличного от остальных животных, населяющих Землю, однако механизмы и факторы, действовавшие в ходе эволюции предков Homo sapiens, ничем не отличались от механизмов и факторов эволюции любого другого вида живых существ. Лишь с определенного этапа развития в эволюции человечества социальные факторы стали играть большую роль, чем биологические. Поэтому основные принципы общей теории эволюции вполне приложимы к проблеме антропогенеза. Происхождение и эволюция человека рассматриваются, как и эволюция любого биологического вида, с точки зрения взаимодействия наследственных факторов с окружающей средой, то есть с позиций экологических.
«Одна из первых книг об эволюции человека была написана Чарльзом Дарвином. «Происхождение человека» по-прежнему остается одной из лучших книг на эту тему[…] Несмотря на революционную мысль Дарвина о том, что человек — это всего лишь еще одно животное, эволюция человека рассматривалась как довольно специальный предмет. То обстоятельство, что мы сильно отличаемся от большинства других населяющих Землю видов, сильно повлияло на подход к проблемам эволюции человека. В этой книге сделана попытка избежать такой трактовки человека и его предков, которая рассматривала бы их как нечто большее, нежели просто еще один биологический вид, эволюционировавший на протяжении последних нескольких миллионов лет. Озаглавив книгу «Еще один неповторимый вид», я надеялся показать, что уникальность, как это ни парадоксально, есть свойство всех видов, а не только человека[…].
Хотя характер эволюции человека сегодня, без сомнения, более понятен, чем во времена, когда Дарвин писал первую книгу на эту тему — «Происхождение человека», большинство вопросов, поставленных в ней великим ученым, сохраняет свой смысл и остается столь же дискуссионными, как и прежде. Накопление ископаемых остатков дает ответы на многие вопросы эволюции человека: как выглядели древние гоминиды?; когда они возникли?; где они возникли?; как они эволюционировали?; но основной вопрос почему? остается по-прежнему спорным. […]
В этой книге я высказываю предположение, что становление человека обеспечило решение проблем, с которыми столкнулись предковые формы в далеком прошлом. «Стать гоминидом» — это решение оказалось лучшим с точки зрения адаптации по сравнению с различными альтернативными решениями в рамках доступного в то время генетического разнообразия, а также теми альтернативами, которые были использованы другими видами, ныне вымершими. Причина заключается в том, что эволюция — это процесс решения проблем. Естественный отбор благоприятствует таким «решениям», которые лучше справляются с задачами, поставленными окружающей средой; эти решения распространяются в популяции, потому что их носители характеризуются более высокой степенью репродуктивного успеха. Так популяции и виды приспосабливаются к условиям своего обитания. Поэтому не существует никакой общей схемы эволюции, никакого руководящего плана, никакого заранее установленного ее направления. […]
Этот процесс происходил с гоминидами и людьми, так же как и с любыми другими организмами. Характер эволюции человека таков, что его черты можно обнаружить и в ископаемых остатках, и в археологических находках. Он запечатлен также в особенностях нашей сегодняшней биологии и поведения. Эти черты, однако, сформировались под влиянием тех проблем, с которыми сталкивались первые гоминиды. Чтобы ответить на вопрос «А почему гоминиды?», мы должны понять, в чем заключались эти проблемы и почему свойства гоминид обеспечили лучшее их решение.
Откуда, однако, возникают эти проблемы? И как они могут быть истолкованы? Их происхождение связано с двумя причинами. Это, во-первых, наша принадлежность к определенной группе животных — млекопитающим, приматам, животным с наземным образом жизни и т. д. — и, во-вторых, среда, в которой мы существуем. В конечном счете, следовательно, они возникают в результате взаимодействия двух этих источников.
[…] Если и существует какой-либо фон для изучения эволюции любого вида, в том числе и человека, то это, конечно, экология. Достижения эволюционной биологии за последние 10 лет показывают, что особенности эволюционного процесса теснейшим образом связаны с теми экологическими принципами, которые определяют взаимоотношения между особями, популяциями и видами, с одной стороны, и их окружением — с другой […] Поэтому основные принципы теории эволюции и экологии являются подходящей основой для понимания эволюции человека. Задача состоит не в создании какой-либо специальной теории, а в четком применении тех известных теорий, которые уже доказали свою эффективность в более широкой области эволюционной биологии. […]
Экологи изучают взаимоотношения между организмом и окружающей средой с тем, чтобы выявить принципы, их контролирующие. Однако сами эти взаимоотношения могут быть крайне разнообразными. Как указывает Пианка (Pianka, 1978, р. 2), организм и среда как составные части не остаются постоянными: то, что представляет собой организм на одном уровне, на другом является частью окружающей среды. […]
Существует несколько категорий экологических взаимоотношений. Многие взаимодействия между разными организмами включают передачу энергии, например, когда один организм поглощает другой частично или целиком (травоядные, хищники, паразиты и т. д.). […]
Менее заметными, но не менее значимыми являются конкурентные взаимодействия между организменными уровнями в отношении таких ресурсов, которые приходится делить (пища, брачные партнеры или жизненное пространство). […]
Принципы экологии теснейшим образом связаны с теорией эволюции, потому что именно естественный отбор в конечном итоге формирует экологические взаимоотношения посредством дифференциального репродуктивного успеха. Именно эта взаимосвязь и составляет суть эволюционной экологии (с. 712).
Естественный отборДифференциальное воспроизведение
[…] Биологическая эволюция — сложное явление, состоящее из многих процессов, но в основе их лежит механизм естественного отбора. В наиболее простом виде теория эволюции утверждает, что те особи, которые оставляют больше потомков по сравнению с другими, будут генетически лучше представлены в следующих поколениях и, следовательно, последние будут особенно схожи с этими, успешно размножавшимися организмами. […] Однако, хотя естественный отбор занимает центральное положение в современной биологической теории, он действует не изолированно, и, следовательно, для полного понимания процесса биологической эволюции необходимо учитывать другие биологические процессы, направляющие и сдерживающие действие естественного отбора. […]
Факторы, ограничивающие отбор
Первое ограничение состоит в том, что отбор оперирует изменчивостью, имеющейся в популяциях. […]
Отбор определяет размах и частоту изменчивости в биологических системах.
Однако отбор может эффективно действовать только тогда, когда изменчивость существует и имеет адаптивное значение. Сила отбора, а следовательно, направление и скорость эволюции ограничиваются степенью и природой изменчивости внутри популяции. […]
Однако не все вариации дают материал для эволюции; следующее ограничение — это генетические основы жизни. Отбор оперирует фенотипами, т. е. реальным морфологическим, физиологическим, биохимическим и поведенческим проявлением организма (Futuyma, 1979, р. 506). Именно приспособленность фенотипа определяет успех выживания и размножения. Однако отбор может действовать лишь в том случае, если существует способ, посредством которого фенотипические признаки могут наследоваться, т. е. передаваться потомкам, и, следовательно, продолжаться в ряду поколений. Без этого фенотипическая приспособленность не имела бы эволюционного смысла. […] Генетические основы жизни сдерживают силу естественного отбора. Особенно важное значение имеют две генетические характеристики. Первая состоит в том, что ген не меняется в течение жизни. Информация может идти только в одном направлении — от генотипа к фенотипу, но не наоборот. Вторая — в том, что именно ген, в составе гаплоидной гаметы, передается от родителей детям. Эти два обстоятельства, объединенные у людей и большинства животных в процессе полового размножения, определяют, какие из особей выиграют, а какие пострадают в результате репродуктивного поведения других особей. Именно ген сохраняет непрерывную нить эволюции. Ограниченное число способов, посредством которых гены могут передаваться от одного поколения к другому, действует как ограничение естественного отбора. […] (с. 71–74).
Новые гены появляются в популяции главным образом в результате мутаций. Именно мутации поддерживают и увеличивают уровень генетической изменчивости, создавая тем самым еще один фактор, ограничивающий силу естественного отбора. […] Особенности фенотипа, полученного в результате мутации, будут зависеть от природы исходного фенотипа (Dawkins, 1976). У амебы не может произойти мутация, которая привела бы к появлению человеческого интеллекта: все ее мутации не выйдут за пределы амебоидной организации. Именно это свойство может обеспечивать постепенный характер эволюции. Еще одно важное обстоятельство заключается в том, что последствия мутации могут не все проявляться немедленно и одновременно. Например, в случае мутации, обеспечивающей повышение способностей к обучению, некоторый эффект может наблюдаться сразу, однако полностью значение мутации обнаружится лишь через несколько поколений (при этом большую роль будет играть вид усваиваемой информации).
Еще один фактор, оказывающий влияние на естественный отбор, — это борьба за существование. […]
Конкуренция — прямая или непрямая — между особями за общие источники пищи — такова обязательная предпосылка естественного отбора. Именно в свете ограниченности ресурсов те из особей, которые лучше приспособлены к овладению ими, получают преимущества в отношении размножения, а следовательно, и преимущества в процессе естественного отбора. […] Для того чтобы какой-либо признак попал под действие естественного отбора, нужно, чтобы этот признак влиял на способность особи к успешному размножению. […] Различия в фенотипах, не оказывающие существенного воздействия на шансы выживания особи, не могут играть важной роли в эволюции.
Итак, стержнем эволюционной теории является принцип естественного отбора, т. е. дифференциальный репродуктивный успех биологических существ. […] Из этого следует, что эволюционный подход сконцентрирован на понимании действия естественного отбора — его последствий для живой материи и условий, на фоне которых разворачивается его действие.
Единица отбора
Следующий вопрос, кстати имеющий кардинальное значение, касается того, на что именно действует естественный отбор. Что является единицей отбора? […]
Индивидуальный отбор обладает большей силой по сравнению с групповым, потому что размножаются именно особи и они же осуществляют транспорт генов. Хотя при снятии ограничений отбор теоретически может происходить на любом числе уровней, на практике в силу того, что он ограничен законами наследственности, единственным уровнем является индивидуальный. […]
Этот вывод имеет важные последствия для анализа моделей эволюционной экологии. Принципиальным среди них является то, что при рассмотрении адаптивных преимуществ следует исходить из уровня отдельных особей, а не их групп или видов. […] Особи являются основным материалом для эволюции и поэтому должны рассматриваться как аналитическая единица адаптивного поведения.
Отбор и адаптация
Адаптация
Результат естественного отбора — дифференцированное выживание биологических существ — способствует развитию адаптации. Адаптация — это термин, который хотя и часто используется в экологии, но имеет несколько значений или оттенков (Dunbar, 1982}. Во-первых, существует адаптация как процесс, т. е. процесс, с помощью которого организм меняется и приспосабливается к условиям окружающей среды. […]
Второе значение термина «адаптация» касается действительных взаимоотношений между организмом и средой его обитания. […] Третье значение термина «адаптация» отражает степень соответствия между организмом и средой. […]
Эти терминологические оттенки могут привести к важным с точки зрения экологии выводам. Один из них состоит в том, что адаптация достигается посредством изменения целого ряда биологических характеристик: биохимических, физиологических, морфологических и поведенческих. Все это способы приспособления организма к требованиям окружающей среды. Например, животное может адаптироваться к высоким температурам за счет уменьшения вязкости крови (биохимический способ). […]
Еще один вывод состоит в том, что адаптация может быть генетически детерминированным процессом, возникающим в ответ на требования естественного отбора, или фенотипической реакцией особи, возникающей в течение ее жизни в ответ на некоторые средовые факторы. Например, шимпанзе как вид человекообразных обезьян на протяжении нескольких миллионов лет приспособились к питанию в основном плодами растений, о чем можно судить по строению их зубов и желудка. Это пример адаптации путем естественного отбора. […]
Еще одно важное замечание в связи с рассмотрением термина «адаптация» состоит в том, что при всех спорах о генах или особях как единицах отбора, адаптируются к окружающей среде именно отдельные особи, а не группы их или гены (Williams, 1966), не культуры или общества (Foley, 1981). […] Адаптация может быть достигнута различными способами, поразному связанными с естественным отбором — от прямого генетического контроля до способностей к обучению. Однако истинный характер адаптации пока неясен» (с. 74–81).
Большинство современных эволюционистов склонно рассматривать эволюцию как адаптивный процесс, поэтому следует более подробно остановиться на понятии адаптации, механизмах и результатах адаптивного процесса в классической трактовке русской школы теории эволюции.
Механизм возникновения адаптации
В широком смысле слова под адаптацией понимается гармония организмов (в том числе и популяций, видов) со средой обитания. В узком смысле под адаптацией понимают специальные свойства, способные обеспечить выживание и размножение организмов в конкретной среде. Из этого ясно, что адаптации являются относительными: адаптация к одним факторам среды не обязательно останется приспособлением в других условиях.
Для возникновения адаптации необходимо наличие элементарного эволюционного материала — наследственной изменчивости — и элементарных эволюционных факторов — прежде всего отбора. Появление в популяции и биогеоценозе нового удачного фенотипа или особей — носителей удачных мутаций — еще нельзя рассматривать как адаптацию. Появление селективно ценного генотипа является элементарным адаптационным явлением. […] Об адаптации можно говорить лишь после возникновения специализированного признака у популяции (вида) к элементам среды. Достигается это при «подхвате» отбором элементарного адаптационного явления и стойком изменении генотипического состава популяции. В этом случае конкретные полезные уклонения отдельных особей превращаются в норму для популяции в целом. […]
Случайные наследственные изменения в ходе эволюции направленно (и творчески) перерабатываются отбором для создания адаптации. […] Приспособления не возникают в готовом виде, а складываются в процессе многоступенчатого отбора удачных вариантов из множества изменившихся особей в чреде поколений.
В эволюционном смысле понятие «адаптация» должно относиться не столько к отдельной особи, сколько к популяции и виду. Изменения же в пределах отдельной особи в ответ на те или иные изменения окружающей среды исходят в пределах унаследованной каждой особью нормы реакции» (с. 170–171).
Классификация адаптаций
С эволюционной точки зрения важно не простое описание множества различных адаптации, а классификация их по происхождению, принадлежности к разным аспектам среды, масштабу.
Пути происхождения адаптации
По происхождению различают преадаптивные, комбинативные и постадаптивные адаптации. В случае преадаптации потенциальные адаптационные явления возникают, опережая существующие условия. Мутационный процесс и скрещивания приводят к накоплению в популяциях скрытого (мобилизационного) резерва наследственной изменчивости. Часть его в будущем может быть использована для создания новых приспособлений. […]
При преадаптивном пути возникновения адаптации нередко с успехом используются прежние особенности организма, возникшие в иных условиях. При этом некоторые сложные приспособления могут возникать, как бы «опережая» условия, при которых эти особенности окажутся адаптациями. Например, наличие швов в черепе млекопитающих облегчает роды, хотя их возникновение не было связано с живорождением.
При возникновении адаптации комбинативным путем существенно взаимодействие новых мутаций друг с другом и с генотипом в целом. Эффект мутаций зависит от той генотипической среды, в состав которой в будущем они войдут. Скрещивание особей дает разнообразное сочетание мутантного аллеля с другими аллелями того же и других генов. Это приводит к изменению эффекта проявления мутации путем взаимодействия генов. При этом может быть или усиление (комплиментация), или подавление (эпистаз) его выражения в фенотипе; кроме того, обычно мутантный аллель под действием многих генов проявляете» градуированно (полимерия). Во всех случаях создается реальная возможность для быстрой смены одних адаптации другими. Комбинативный путь формирования адаптации, видимо, наиболее распространенный в природе.
Постадаптивный путь возникновения адаптации связан с редукцией ранее развитого признака и переводом определяющих его реализацию генов в рецессивное состояние (или использованием ранее существующего органа в других целях — не тех, что определили его появление посредством соответствующего давления отбора). При переводе генов, влияющих на развитие редуцируемых органов, в рецессивное состояние (что весьма вероятно) они включаются в скрытый резерв наследственной изменчивости. Эти гены сохраняются в генофонде популяций и время от времени могут проявляться фенотипически (например, атавизмы). В случае установления отбором положительной связи между такими генами и новыми условиями среды они могут дать начало развитию новых признаков и свойств.
При постадаптивном пути новые адаптации возникают посредством использования ранее существовавших структур в случае смены их функций. Так, висцеральный скелет у предков позвоночных состоял из жаберных дуг, представленных нерасчлененными кольцами и охватывавших передний конец пищеварительной трубки. Они служили как бы распоркой для пищеварительной трубки, препятствуя ее спадению. Однако в ходе дальнейшей эволюции с усилением функции дыхания жаберные дуги становятся частью системы нагнетания жидкости. В дальнейшей эволюции жаберные дуги принимают на себя функции хватания и превращаются в челюсти.
Масштаб адаптации. По масштабу адаптации делятся на специализированные, пригодные в узколокальных условиях жизни вида (например, строение языка у муравьедов в связи с питанием муравьями, приспособления хамелеона к древесному образу жизни и т. п.), и общие, пригодные в широком спектре условий среды и характерные для больших таксонов. К последней группе относятся, например, крупные изменения в кровеносной, дыхательной и нервной системах у позвоночных, механизмы фотосинтеза и аэробного дыхания, семенное размножение и редукция гаметофита у высших растений, обеспечивающие проникновение в новые адаптивные зоны. Первоначально общие адаптации возникают как специализированные, они смогут выводить определенные виды на путь широкой адаптивной радиации, на путь орогенеза. […] Перспективные общие адаптации обычно затрагивают не одну, а многие системы органов (с. 171–174).
Относительный характер адаптации
«Совершенство всякого приспособления определяется внешней средой, поэтому приспособление всегда относительно. Приспособленное к одним условиям, к одному уровню организации, оно перестает быть таковым в других условиях, на других уровнях. Панцирь наземных черепах — надежная защита от многих врагов, но не эффективен против хищных птиц, которые в когтях поднимают их в воздух и сбрасывают на землю.
В разных условиях степень совершенства конкретных приспособлений всегда оказывается неодинаковой. […] Относительность приспособлений выступает не только в пространстве, но и во времени; последнее доказывается фактами вымирания многочисленных органических форм в прошлые эпохи развития биосферы Земли» (с. 175).
Адаптация как процесс решения задач
«Вероятно, вернее и полезнее рассматривать адаптацию как процесс решения задач (Maynard Smith, 1978; Dunbar, 1982). Адаптивные признаки — это средства решения (в рамках тех ограничений, которые обсуждались выше) проблем, поставленных перед организмом окружающей средой. […]
Эта точка зрения на адаптацию совпадает с реалиями биологического мира. Она объединяет адаптацию и естественный отбор, создает практическую основу для эволюционно-экологического подхода. Окружающая среда ставит проблему выживания перед организмом. Естественный отбор воздействует на поведение, морфологию, физиологию и биохимию организма с тем, чтобы, повышая его репродуктивный успех, решить эту проблему или максимально ослабить ее остроту. Возможные решения должны быть ограничены всеми упомянутыми выше факторами, но конечный продукт процесса — это адаптация. Роль эволюционно-экологического анализа должна поэтому заключаться в том, чтобы определить задачи, стоящие перед организмом, и оценить те решения, которым отбор благоприятствует или которые он отвергает. […]
Оптимальность
Рассмотрение адаптации как процесса решения задач имеет еще и то преимущество, что нуждается в минимальном числе допущений. […] И все-таки некоторые допущения лежат в основе этого подхода. Они согласуются с принципами, получившими в эволюционной биологии название принципов оптимальности. […] Результатом естественного отбора, действующего в изменчивой популяции, является увеличение относительного количества тех особей, поведение которых увеличивает доступ к ресурсам. Иначе говоря, тех, чье поведение относительно ресурсов может быть названо оптимальным. Поэтому оптимизация есть ожидаемый результат естественного отбора, действующего в мире, где ресурсы конечны и выступают в роли сдерживающего фактора» (Foley, 1985; по Pyke, Pulliam, Charnov, 1977).
Отсюда следует, что адаптация — это тенденция к оптимизации соответствия между поведением организма и средой его обитания. Отбор благоприятствует «оптимальному решению» проблем, с которыми сталкивается организм. […]
Поведенческая экология
Хотя понятия решения задач и стратегии в соответствии с заключенной в них подходящей смысловой аналогией можно использовать для всех аспектов адаптации, они, вероятно, наиболее уместны в сфере поведенческой экологии. Поведение животных, их социальная организация, деятельность, связанная с добыванием пищи, активность при размножении, реагирование на хищников — все эти особенности в такой же мере подвержены действию естественного отбора, как и морфологические признаки. Поведение животных с большей очевидностью, чем структура, является стратегией выживания. Кроме того, в случае таких сложных высших организмов, как приматы, прямой ответ на требования окружающей среды дает скорее поведение с его возможностями к усилению пластичности. […] Сюда могут быть включены и процессы принятия решений. […]
Конечно, многие адаптивные изменения, возникшие в процессе эволюции человека, являются поведенческими — развитие склонности к питанию мясом, поиски пищи вокруг некоторого центра, основанная на родственных связях социальная система и т. д. Многие из тех задач, которые встают в процессе анализа перед палеоантропологами, лежат в сфере поведенческой экологии. […] Поведенческая экология в основном касается функций поведения, т. е. степени повышения уровней выживаемости и воспроизводства за счет поведения. Именно это связывает поведенческую экологию с эволюционной биологией в целом. […] Что касается поведения, то здесь есть одна проблема, вызывающая некоторые затруднения, а именно связь между обучением и генетическими основами поведения. […] Наследственность, несомненно, поставляет основной набор правил, с помощью которых вырабатываются поведенческие стратегии. Эти правила, однако, являются не шаблонами для копирования, а критериями, на основе которых принимаются решения. […] Отбор будет действовать не на само поведение, а на те правила, которыми оно определяется. […] Это особенно важно при изучении эволюции гоминид, где, как мы можем без тени сомнения утверждать, поведенческие адаптации имели огромное значение, а типы поведения вряд ли находились под простым и прямым генетическим контролем» (с. 85–94).
Некоторые закономерности эволюции хорошо объясняются на конкретных примерах в монографии Харрисона с соавторами «Биология человека» (1979).
«Если за тот или иной промежуток времени одна биологическая форма эволюционировала медленнее другой, то из этого не следует делать вывод, что причина кроется в недостаточно быстром появлении новых изменений, т. е. в генетической «инерции» данной формы. […] Причина того, что современные простейшие не эволюционировали, скажем в человека, кроется не в том, что их генетические потенции более ограниченны, чем у тех простейших, которые были предками человека, а в том, что в данной группе естественный отбор не действовал в указанном направлении. Для целого ряда экологических ниш степень организации, свойственная простейшим, является наилучшей и в этих нишах действие отбора состояло в том, чтобы сохранить и усовершенствовать данный тип организации. […]
Требования, которые предъявляют различные условия среды к организмам, зачастую взаимно исключают одно другое. Так, животное, в совершенстве приспособившееся к обитанию на деревьях, не в состоянии в то же время быстро бегать, хорошо рыть норы или плавать, хотя, конечно, может случиться, что в некоторых конкретных условиях животному полезно владеть всеми этими навыками одновременно. […] Форма, никогда не занимавшая данную нишу, не имеет свойственной этой нише адаптации и потому вряд ли сможет успешно конкурировать с формами, ее занимавшими. Сказанное означает также, что биологические формы, занявшие определенную экологическую нишу, приспосабливаются к условиям жизни в ней. Если такое приспособление достигнуто, то исчезновение определенных природных условий ведет к вымиранию данной формы. Бывает, однако, что адаптация, необходимая для определенной экологической ниши, в то же время облегчает выживание формы во многих других нишах, и, следовательно, делает возможным их заселение. Это происходит в том случае, если преимущества, связанные с общей приспособленностью данной биологической формы, перевешивают тот ущерб, который обусловлен отсутствием специальных адаптации. Высшие млекопитающие вытеснили предшествующие формы, по-видимому, благодаря своей большей способности к эффективному воспроизведению потомства. […] Начало эволюции человеческого мозга связано с некоторой специальной адаптацией — приспособлением к древесному образу жизни. Однако именно эта адаптация открыла в дальнейшем много различных эволюционных возможностей и в значительной мере обусловила замечательную способность человека изменять и подчинять себе окружающую природу (с. 14–15).
Эволюция и развитие индивидуума
Те особенности индивидуума, которые дают ему эволюционные преимущества по сравнению с другими, отчетливо проявляются во время его роста и развития. Можно сказать, следовательно, что эволюционные изменения происходят путем преобразования индивидуального развития. Сходство между развитием индивидуума (онтогенез) и его эволюционной историей (филогенез) было признано еще древними анатомами, а позже легло в основу известного закона, сформулированного Геккелем («онтогенез повторяет филогенез»). Если бы этот закон был строго верен, то изменение индивидуального развития в процессе эволюции осуществлялось бы только путем гиперморфоза, т. е. добавлением дополнительных стаяла в конце онтогенеза предков. Такой гиперморфоз действительно имеет место, но он никоим образом не является единственным способом изменения развития индивидуума в эволюционном процессе. Любая стадия в развитии может изменяться, если в результате такого изменения индивидуум станет более приспособленным к внешним условиям. Следует, однако, учитывать, что на ранних фазах индивидуального развития различные животные более сходны между собой, чем на поздних (закон Бэра). Причина этого ясна. Изменение в развитии организма, происшедшее и установившееся на некоторой стадии, несомненно, влияет на все последующие стадии. Поэтому взрослое животное как бы накапливает эффекты, связанные с предшествующими изменениями индивидуального развития его предков, тогда как на более ранней стадии развития, которой предшествует меньше стадий, этих модифицирующих влияний будет меньше. Отсюда следует, что взрослые формы различных животных должны сильнее отличаться друг от друга; яйцеклетки, бластулы и гаструлы всех животных весьма сходны, тогда как взрослые формы отличаются бесконечным разнообразием. […]
В настоящее время общепризнано, что эволюционное изменение онтогенеза может происходить в направлении, обратном тому, которое предсказывал Геккель; вместо добавления новых стадий к процессу индивидуального развития предков имеет место сокращение сроков развития. Для того чтобы такое сокращение могло произойти, необходимо, чтобы организмы достигали половой зрелости на все более ранних морфологических стадиях. При этом естественный отбор должен благоприятствовать изменениям, приводящим к более раннему половому созреванию. […] Эволюционные изменения, состоящие в сохранении инфантильных признаков, известны под названием неотении.[…] Происхождение формы головы у человека, по-видимому, объясняется сохранением головы, характерной для плода. В строении человеческого тела можно обнаружить много типично «инфантильных» черт, возникновение которых обусловлено неотенией; черты эти следующие: изгиб оси черепа, характерное расположение большого затылочного отверстия, уплощение и небольшой размер лицевого скелета по сравнению с мозговым, отсутствие волосяного покрова (с. 17–19).
Типы эволюционных изменений
«Можно считать, что эволюционные изменения складываются из двух разных процессов, протекающих одновременно. Во-первых, это изменения, протекающие в одной филогенетической линии со сменой поколений; такие изменения можно назвать филетическими. […] Во-вторых, могут иметь место «разрывы» линии происхождения от предков и тогда происходит эволюция большого числа одновременно развивающихся форм. Такой тип изменений называют кладогенезом «(дивергенция по Яблокову, Юсуфову, 1989)».
Очевидно, что дифференциация популяций может происходить лишь тогда, когда они изолированы друг от друга; в противном случае мутантные гены, появляющиеся в одной популяции, распространяются и на другие. При филетическом изменении само время отделяет последующие популяции от предыдущих; для кладогенеза же необходимы другие изолирующие факторы, и в первую очередь пространственное разобщение популяций. Последнее может осуществляться самыми различными способами. Но если единая популяция разделится на две (или более) пространственно разобщенные популяции, то, какова бы ни была причина разобщения, эти популяции будут в дальнейшем эволюционировать независимо, так как мутантные гены, возникшие в одной из них, остаются в ее пределах» (с. 19–20).
Адаптивная радиация
«В окружающей организмы живой и неживой природе происходят непрерывные изменения, которые открывают перед животными все новые и новые эволюционные возможности. Эволюция наземных животных стала возможной в результате заселения суши" растениями. Упадок рептилий в конце мезозойской эры, по-видимому вызванный климатическими изменениями, открыл для ранних млекопитающих бесчисленные экологические ниши. Млекопитающие смогли противостоять климатическим изменениям благодаря постоянству температуры тела. […] Если перед группой животных открывается большое число эволюционных возможностей, то развитие группы идет в сторону образования множества одновременно эволюционирующих различных форм. Заселяются все наличные ниши, и формы, занимающие их, приобретают посредством естественного отбора необходимые специальные адаптации. В этом заключается процесс адаптивной радиации. Первыми позвоночными, которые приобрели независимость от водных условий жизни, были пресмыкающиеся, и в течение мезозойской эры происходила их адаптивная радиация и приспособление к многочисленным нишам, существовавшим тогда на суше. […] Само происхождение птиц и млекопитающих следует рассматривать как часть этой огромной радиации рептилий.
В третичном периоде радиацию рептилий сменила радиация млекопитающих. В небольшом масштабе мы можем проследить ее на примере сумчатых млекопитающих Австралии […] и небольшой группы птиц — так называемых дарвиновых вьюрков на Галапагосских островах. В Австралии основная группа сумчатых явилась родоначальником не только самых разнообразных наземных травоядных и плотоядных форм, но и форм роющих, планирующих, обитающих на деревьях, в воде и т. д. […] На Галапагосских островах естественный отбор, действуя на одну и ту же анцестральную группу, способствовал возникновению множества различных видов вьюрков, каждый из которых приспособился к определенному, имеющемуся на островах источнику пищи. […]
Весь кладогенез — это адаптивная радиация в широком смысле слова. Однако последний термин обычно применяют в тех случаях, когда единственный род животных приводит более или менее одновременно к появлению большого разнообразия отличных друг от друга форм, каждая из которых приспособилась к определенной экологической нише» (с. 19–21).
Конвергенция и параллелизм
Строение тела животного определяется его образом жизни. Животное, которое постоянно роет землю, не может быть крупным; оно должно обладать обтекаемой формой тела и другими приспособительными признаками. Если такое животное не в состоянии прокапывать себе путь телом или пропускать частички почвы через кишечник, то оно должно обладать достаточно сильными конечностями для того, чтобы рыть землю. Глаза не только утрачивают свое функциональное значение, но даже становятся недостатком: зрение у таких животных либо вовсе утрачено, либо сильно ослаблено. Это лишь некоторые из обязательных признаков или следствий подземного образа жизни. […] Те, кто изучает эволюцию, давно уже поняли, что достаточно полная характеристика условий окружающей среды позволяет также описать в деталях строение животного, приспособившегося к этой среде. Исключением будут лишь те случаи, когда у животного имеется не один, а несколько способов использовать данную нишу. […] И в том и в другом случае очевидно, что если одна и та же экологическая ниша существует в двух или более местах, животные, которые ее занимают, оказываются сходными независимо от того, связаны ли они близким родством. Когда две формы более схожи, чем их предки, эволюцию этих форм называют конвергентной. Если они приобретают одни и те же характерные приспособительные признаки независимо, но эти признаки делают их не более похожими друг на друга, чем были похожи их предки, то их эволюцию можно считать параллельной. Различие — только один из признаков конвергенции, тогда как параллелизм — всего лишь предельный случай конвергенции. Одним из примеров конвергенции является сходство формы тела у китов и рыб. Такая форма связана с необходимостью быстро передвигаться в воде. Установлено, что такой же формой тела обладали и ихтиозавры. […] Эволюция обезьян Нового Света происходила почти, если не совершенно, изолированно от обезьян Старого Света. Их происхождение являет пример параллелизма, поскольку их «дообезьяньи» предки также были весьма сходны.
Число подобных примеров можно было бы увеличить ввиду чрезвычайно большой распространенности конвергенции в эволюционном развитии (с. 22–23).
Направление эволюционного развития
[…] Для филетического изменения характерно образование адаптации, все более ограничивающих условия существования, и появление линий форм с различными тенденциями развития. Это легко проследить на примере эволюции лошади, развитие которой характеризовалось постепенным увеличением размеров тела, уменьшения числа пальцев, моляризацией премоляров, усовершенствованием строения коренных зубов, увеличением их длины. Сходные тенденции можно обнаружить и в любой другой группе животных при наличии достаточного количества палеонтологических данных. Само существование таких тенденций помогает объяснить ход эволюции. Если, например, для нас неясно происхождение какой-либо линий форм, но из возможных групп предков у одной обнаруживаются в начальной стадии признаки, которые затем усиливаются в рассматриваемой линии, то, вероятнее всего, именно эта группа является предковой формой (с. 23–24).
Преадаптация
В самой преадаптации нет ничего мистического. […] Эволюция человека как наземного животного во многом связана с приспособлением к жизни на деревьях, которым обладали его предки. Это приспособление оказалось преадаптацией для определенного типа наземного существования (с. 25).
Темп эволюции
На основании изучения существующих биологических форм и ископаемых остатков можно сделать определенный вывод, что скорость появления филетических изменений и скорость кладогенеза непостоянны. Некоторые формы оставались более или менее неизменными на протяжении целых геологических периодов, тогда как другие эволюционировали чрезвычайно быстро. Далее, отдельные линии в течение одного периода времени почти не изменяются, а затем внезапно делают эволюционный скачок. […] Скелет опоссума почти не изменился за 80 млн. лет. […] Парнокопытные эволюционировали гораздо медленнее в период от эоцена до миоцена, чем в последующие эпохи.
Скорость эволюционных изменений в группе часто выражают числом новых биологических родов, появляющихся в единицу времени, например, за миллион лет. […] Например, в родословной лошади появлению рода Equus предшествовало 8 родов, т. е. один род за 7,5 млн. лет. Скорость эволюции многих других групп млекопитающих, включая приматов, по-видимому, аналогична. А вот формы, подобные ежу и тупайе, все еще очень похожи на тех древних насекомоядных, от которых произошли все высшие млекопитающие.
[…] Если животное в совершенстве приспособилось к некоторой экологической нише, естественный отбор будет сохранять его неизменным, пока остается неизменной ниша. Можно, следовательно, предположить, что ниши, занятые опоссумом и ежом, не изменились радикальным образом со времени возникновения этих форм» (с. 26–27).
Итак, биологический вид, к которому относится современный человек, появился на свет в результате эволюционного процесса. В современной теории эволюции существует значительное количество разнообразных теорий и гипотез, спорных и противоречивых. В настоящее время в процессе обучения удобнее пользоваться сравнительно стройной классической теорией русского дарвинизма, в соответствии с которой элементарным материалом эволюционного процесса является наследственная изменчивость, а элементарной эволюционной единицей — популяция. На популяцию действуют элементарные факторы эволюции, среди которых мутационный процесс, популяционные волны и изоляцию. Движущей силой эволюции является естественный отбор, в результате действия которого возникают адаптации и происходит видообразование.
Место человека в системе животного мира
Одно из важнейших понятий биологии — понятие вида. Вид — это не умозрительная категория, придуманная систематиками «для удобства», а реально существующая совокупность особей, обладающих общими морфофизиологическими признаками и объединенных возможностью скрещивания друг с другом; формирующих систему популяций, которые в природных условиях образуют общий ареал; в природных условиях виды отделены друг от друга практически полной биологической изоляцией (нескрещиваемостью). Любой вид представляет также систему генотипов, формирующих совокупность экологических ниш в соответствующих биогеоценозах. Эта система генотипов обладает общей эволюционной судьбой. Важнейшим признаком вида служит его полная изоляция в природных условиях, обусловливающая независимость эволюционной судьбы. (Формулировка понятия «вид» приведена по книге «Эволюционное учение» А. В. Яблокова и А. Г. Юсуфова, 1989).
В принятой ныне систематике виды объединяются в более крупные группы (таксоны) — роды, роды — в семейства, семейства — в отряды, отряды — в классы, а классы — в типы. Самой крупной таксономической единицей является царство.
Человек как и любой другой вид живых существ имеет в этой системе определенное место.
«Появление в процессе эмбрионального развития человека хорды, жаберных щелей в полости глотки, дорсальной полой нервной трубки, двусторонней симметрии в строении тела — определяет принадлежность человека к типу Хордовых (Chordata). Развитие позвоночного столба, сердца на брюшной стороне тела, наличие двух пар конечностей — к подтипу Позвоночных (Vertebrata). Теплокровность, развитие млечных желез, наличие волос на поверхности тела свидетельствует о принадлежности человека к классу Млекопитающих (Mammalia). Развитие детеныша внутри тела матери и питание плода через плаценту определяют принадлежность человека к подклассу Плацентарных (Eutheria). Множество более частных признаков четко определяют положение человека в системе отряда Приматов (Primates) (табл. 18.1).
Итак, с биологической точки зрения, человек — один из видов млекопитающих, относящихся к отряду приматов.
Современные человекообразные обезьяны — шимпанзе, горилла, орангутан, гиббоны — представляют формы, около 10–15 млн. лет назад уклонившиеся от линии развития, общей с человеком. […]
| Отряд Primates | Род Homo |
|---|---|
| Конечности хватательного типа (первый палец обычно противопоставлен остальным). На пальцах у большинства ногти. | Объем мозга выше 900 см при очень сложном строении. Прямохождение и группа признаков строения скелета, мускулатуры, топография внутренних органов, связанная с таким положением тела. |
| Ключицы развиты хорошо. Кисть способна к пронации и супинации (локтевая кость свободно вращается вокруг лучевой). Зубная система специализированная. Глазница отделена от височной ямы, и глаза направлены вперед. Обычно один детеныш. | Резкие изгибы позвоночника как рессоры. Развитие седалищных и икроножных мышц. Положение черепа вертикальное. Относительно длинный и очень толстый первый палец на руках. Строение гортани, связанное со способностью произносить членораздельные звуки. Резкое сокращение лицевого отдела черепа. Малый размер клыков. Отсутствие гребня на черепе. Развитие подбородочного выступа. Специфическое распределение волос на теле. Сильное развитие эротических зон на теле (губы, груди, ягодицы)» (с. 257–258). |
[…] Ныне живущие приматы делятся на две основные группы (рис. 1.2) — стрепсириновых и гаплориновых (Szalay, Delson, 1979). Первые — наиболее древние; к ним относятся полуобезьяны (Prosimii): небольшие по размерам, ведущие в основном ночной образ жизни, насекомоядные формы — лемуры, лори и родственные им виды. Другая группа — гаплориновые приматы — состоит из трех основных таксонов — долгопятов, широконосых и узконосых обезьян. Долгопяты — это реликтовая, локализованная в пределах Юго-Восточной Азии, группа по преимуществу сходных с полуобезьянами форм, которые вновь адаптировались к ночному образу жизни. Вследствие этого многие из их характеристик сходны с таковыми стрепсириновых приматов. Широконосые и узконосые обезьяны — это группы человекоподобных высших приматов (Anthropoidea) или собственно обезьян Нового и Старого Света соответственно. Обе Америки отделились от Евразии и Африки по меньшей мере 35 млн. лет назад, что позволило человекоподобным приматам развиваться там в изоляции. Таким образом, эти две группы представляют собой классический пример параллельной эволюции, в ходе которой под действием одинакового давления отбора образуются сходные эволюционные модели. Широконосые остались целиком древесной группой, обитающей в тропических дождевых лесах Центральной и Южной Америки. […]
В Старом Свете, с другой стороны, адаптивная радиация обезьян шла намного более интенсивно и в плане приспособления к наземному образу жизни. Узконосые обезьяны разделяются на две группы: Cercopithecoidea (собакоподобные, или низшие узконосные обезьяны) и Hominoidea (гоминоиды), куда входят человекообразные обезьяны и человек. […]
К гоминоидам относятся современные люди и их ближайшие родственники, человекообразные обезьяны, которые, по традиции, делятся на крупных и малых человекообразных. Последние представлены гиббонами (Hylobatidae), которые ведут исключительно древесный образ жизни и являются превосходными и быстрыми брахиаторами, что позволяет им свободно передвигаться в верхнем ярусе тропического леса. Эти виды в настоящее время сохранились лишь в Юго-Восточной Азии. Крупные человекообразные обезьяны фактически делятся на две группы: азиатские формы, к которым относится орангутан, и африканские, куда входят шимпанзе {два вида: обычный и карликовый) и горилла, самый крупный из ныне живущих приматов. Люди находятся в наиболее близком родстве с африканскими человекообразными обезьянами.
Гоминиды и люди
[…] Термин «гоминиды» (происходящий от названия семейства Hominidae) должен использоваться для обозначения всех популяций и видов, с которыми нас объединяет общая эволюционная история, отличная от таковой остальных приматов. […] Термин «человек» («люди») должен быть сохранен исключительно для обозначения представителей единственного ныне живущего подвида гоминид — Homo sapiens sapiens — так же, как термин «человеческий» для обозначения характеристик, свойственных представителям ныне живущих популяций человека. […]
В табл. 1.2 суммируются представления о таксономическом месте человека и гоминид в биологическом мире» (с. 24–31).
| Таксон | Линнеевское название | Обычное название | Состав данной группы животных |
|---|---|---|---|
| Класс | Mammalia | Млекопитающие | Все теплокровные животные, покрытые шерстью, которые рождают живых детенышей |
| Отряд | Primates | Приматы | Полуобезьяны, обезьяны, человекообразные обезьяны и человек |
| Подотряд | Haplorhini | Гаплориновые | Долгопяты, обезьяны, человекообразные обезьяны и человек |
| Инфраотряд | Catarrhini | Узконосые обезьяны | Обезьяны Старого Света, человекообразные обезьяны и человек |
| Надсемейство | Hominoidea | Гоминоиды | Человекообразные обезьяны и человек |
| Семейство | Hominidae | Гоминиды | Человек и его предки |
| Род | Homo | Собственно люди _ | Человек |
| Вид | H. sapiens | — | Неоантроп |
| Подвид | H. ssapiens | — | Анатомически современный человек (люди) |
Тенденции эволюции приматов
Основные тенденции эволюции приматов, связанные с древесным образом жизни, приводятся в главе «Приматы» из книги Дж. Харрисона с соавторами «Биология человека».
«Внезапный упадок рептилий в конце мезозойской эры открыл перед ранними млекопитающими, которые в то время составляли немногочисленную группу, большие эволюционные возможности. В течение всего третичного периода происходила адаптивная радиация млекопитающих, освоение свободных экологических ниш […] и совершенствование условий дальнейшего развития. Исходной группой для высших, или плацентарных, млекопитающих были насекомоядные — отряд, который в настоящее время представлен такими формами, как еж, землеройка и крот. К приматам относится большая часть тех млекопитающих, которые перешли к обитанию на деревьях и приобрели соответствующие адаптации. Сходство этих адаптации у различных приматов, вне всякого сомнения, обязано их древесному образу жизни (с. 32).
[…] С общебиологической точки зрения большую ценность представляет изучение эволюционных путей развития приматов. Направления их эволюции, которые характеризуют группу в целом, определяются почти исключительно их древесным образом жизни. Даже формы, которые в настоящее время живут на земле, сохранили черты, свидетельствующие о древесном образе жизни. Изучение этих черт, унаследованных от предков, очень важно для правильного понимания всех биологических особенностей человека.
Проследим основные тенденции, которые в какой-то степени проявились у всех приматов и которые связаны с наследованием ими признаков, характерных для древесного образа жизни.
Животные, проводящие большую часть времени на деревьях, должны обладать конечностями, приспособленными для передвижения по ветвям. Животные, подобные белке, используют для этой цели острые когти; у приматов, однако, развитие конечностей пошло по другому пути. Их руки и ноги приобрели способность крепко схватывать предметы, главным образом за счет увеличения независимой подвижности пальцев и в первую очередь большого пальца стопы и первого пальца кисти. У разных форм в разной степени эти пальцы противопоставляются остальным. Противопоставляющимся считается палец, который может поворачиваться вокруг своей оси таким образом, чтобы его ладонная поверхность была обращена к ладонной поверхности остальных пальцев. У обезьян Нового Света первый палец кисти лишь частично противопоставляется остальным. У человека большой палец стопы вовсе не противопоставляется другим; необходимость в этом отпала с развитием прямохождения.
Несмотря на указанное различие, у всех приматов по сравнению с другими плацентарными млекопитающими хватательная способность конечностей увеличена. […]
С отмеченной особенностью в строении конечностей приматов тесно связана и другая: замена когтей плоскими ногтями. […] У приматов имеется ярко выраженная тенденция к образованию ногтей, опять-таки обусловленная особенностями их жизни. […]
Жизнь на деревьях сложна и полна неожиданностей. Приматы вынуждены вести очень подвижный образ жизни, и уже в силу этого их конечности должны быть более развиты и приспособлены к разнообразным движениям, чем у большинства других млекопитающих. Исходя из этого, можно понять, почему у приматов сохраняется ключица и отчетливо выражена способность к пронации и супинации. Понятно также, что в сложной обстановке, характерной для древесного образа жизни, готовность к разнообразным реакциям стала условием выживания; у приматов передние конечности служат не только средством передвижения и опоры, но выполняют и другие функции, входя в состав сложной экстероцептивной системы, служащей для исследования незнакомых предметов; передние конечности используются также для собирания плодов и поднесения пищи ко рту. Приматам становится ненужной удлиненная челюсть, свойственная другим животным. Очевидно, далее, что происхождение человеческой руки с ее сноровкой и тонким осязанием непосредственно связано с приспособлением к древесному образу жизни у предков человека.
Среди факторов, направляющих ход эволюции животных, важная роль принадлежит питанию. Происхождение приматов можно связать в конечном счете с употреблением пищи, находимой на деревьях. Почти все приматы являются либо всеядными, либо растительноядными животными. […] По строению пищеварительного тракта приматы мало отличаются от насекомоядных, за исключением некоторых обезьян Старого Света, у которых имеются либо защечные мешки, либо дольчатые желудки. Хорошо развитая слепая кишка, по-видимому, сохранилась вследствие употребления вегетарианской пищи. Вместе с тем такая пища определяет форму зубов приматов, которые хотя и не столь высокоспециализированы, как у парнопалых и непарнопалых копытных, но по сравнению с зубами насекомоядных уменьшены в числе и обладают сложной структурой. Зубная формула древних млекопитающих имеет вид: 13/3:С1/1:РМ4/4:МЗ/3. Соответствующее ей число зубов сохраняется только у ископаемого Anagale, жившего в олигоцене и относимого иногда к приматам. У всех остальных число зубов уменьшено; в основном это касается резцов и премоляров. […] Наиболее общая формула для ныне живущих полуобезьян 2/2:1/1:3/3:3/3. Она характерна также для обезьян Нового Света, за исключением игрунок, у которых обычно не прорезывается последний коренной зуб. Дальнейшее уменьшение числа премоляров мы наблюдаем у обезьян Старого Света, человекообразных обезьян и человека. Зубная формула приобретает вид 2/2:1/1:2/2:3/3.
Соответствующим образом возрастает и сложность строения зубов, в первую очередь премоляров и моляров. […]
Следует также отметить, что у большинства приматов, особенно у Anthropoidea, имеются длинные режущие клыки, используемые для защиты и нападения. Современный человек в этом отношении составляет исключение. Однако данные палеонтологии указывают на то, что у предков человека клыки были сильнее развиты. […]
Среду, в которой обитают приматы, в отличие от наземных условий обитания, не назовешь «миром запахов». В отличие от других наземных млекопитающих у приматов можно отметить прогрессирующую редукцию органов обоняния. Наиболее ярким свидетельством этого является потеря ринария (rhinarium) — голой и богатой железами кожи на верхней губе, которая соединяет ноздри со складкой слизистой, прикрепляющей губу к деснам. Ринарий имеется у лемуров и лори, которых поэтому называют стрепсириновыми приматами. Верхняя губа у них абсолютно неподвижна. […] У лемуров и лори, имеющих удлиненную морду, носовые полости сравнительно велики и имеют сложное строение вследствие развития системы носовых раковин. У долгопятов и антропоидов носовые полости и раковины, а следовательно, и выстилающий их эпителий не столь сильно развиты.
У животных, обитающих на деревьях, естественный отбор благоприятствовал развитию зрения. У всех приматов орган зрения стал доминирующим экстерорецептором, что нашло свое отражение как в размерах глаз и их расположении, так и в дифференцировке сетчатки.
Сетчатка позвоночных характеризуется наличием рецепторов двух типов — палочек и колбочек. Палочки чувствительны при слабой освещенности и играют важную роль в сумеречном, или скотопическом зрении. С их помощью, по-видимому, фиксируется движение объекта. На колбочки, напротив, действует яркий свет; их функция состоит в оценке тонких деталей формы предметов. На это указывает тот факт, что каждая колбочка имеет свой собственный зрительный нерв в противоположность палочками, многие из которых иннервируются одним волокном. Колбочки, кроме того, имеют отношение к цветовому зрению. Палочки преобладают в сетчатке всех приматов, располагаясь главным образом по ее периферии. У тех животных, у которых имеются колбочки, они занимают центр сетчатки. […]
У разных приматов сетчатка неодинакова как по составу фоторецепторов, так и по их строению. […] У всех представителей Anthropoidea (за исключением ночных обезьян) имеются также колбочки. […] Высшие приматы, по всей видимости, развились из низших еще до того, как последние перешли к ночному образу жизни, и потому у них сохранился «дневной» тип сетчатки. […]
Глаза у приматов сравнительно большие. […] Тенденция к увеличению размеров глаз проявляется у всех приматов. Пожалуй, еще более выражена тенденция к перемещению глазниц с боковой поверхности черепа на переднюю. У первобытных млекопитающих глаза расположены сбоку, и поля зрения не перекрываются. Сходную картину мы находим у лемуров, хотя их глаза несколько сдвинуты вперед. У высших приматов зрительные оси более или менее параллельны. Благодаря перекрыванию полей зрения возможен стереоскопический эффект, столь необходимый животным, обитающим на деревьях. Свидетельством развития стереоскопии у Anthropoidea может служить то факт, что у всех представителей этого подотряда примерно половина волокон зрительного тракта перекрещивается. […]
Как указывалось выше, всесторонняя информация об окружающей среде — существенное условие выживания для животных, обитающих на деревьях. В соответствии с развитием органов чувств, как экстероцептивных, так и проприоцептивных, у приматов происходит усовершенствование областей головного мозга, связанных с сенсорным восприятием. У приматов должно быть также развито весьма совершенное управление движениями и чувство равновесия. В связи с этим происходит усложнение двигательных центров коры головного мозга и мозжечка. В общем отмечается тенденция к увеличению мозга, заметная уже у наиболее примитивных приматов, таких, как Adapts, если сравнить их с насекомоядными. Эта тенденция прогрессирует у всех представителей отряда и достигает высшей степени у человека. Укажем вкратце основные морфологические изменения, связанные с увеличением мозга:
I. Увеличение переднего мозга и особенно неопаллиума.
II. Увеличение числа борозд в коре неопаллиума; воз никновение, в частности, истинной сильвиевой борозды.
III. Увеличение затылочной доли мозга, которая все бо лее выступает назад и обособляется от расположенной по соседству теменной области вследствие образования задней шпорной борозды (ср. определяющие признаки приматов по Миварту); эта доля связана с интерпретацией зритель ных образов и ассоциациями.
IV. Усложнение прецентральной коры: лобная доля уп равляет мышечной деятельностью и голосовым аппаратом, префронтальная выполняет ассоциативную функцию.
V. Усложнение височной доли, особенно у высших при матов; роль ее состоит в более совершенном различении звуков, необходимом для голосовой сигнализации.
VI. Усложнение мозжечка и тех областей мозга, кото рые связывают мозжечок с двигательными центрами коры.
VII. Редукция обонятельного мозга (риненцефалона).
В целом усложнение коры головного мозга у приматов связано с ее доминированием над деятельностью низших мозговых центров. Лучше всего это видно на примере регуляции движений. Если у собаки или кошки полностью удалить кору головного мозга, то животное будет в состоянии ходить или стоять почти так же, как нормальное. У приматов же прецентральная зона коры почти полностью регулирует функцию скелетных мышц; удаление больших полушарий у обезьян сопровождается полным или частичным параличом. Благодаря доминирующей роли коры приматы достигли в высшей степени совершенной мышечной координации, хотя, возможно, за счет несколько большей уязвимости.
Все те изменения мозга и органов чувств, которые характерны для приматов, а также привычка приматов принимать сидячее положение и исследовать предметы с помощью конечностей — все это нашло свое отражение в строении черепа. […] Освоение сидячей позы привело к тому, что череп стал располагаться под некоторым углом к позвоночному столбу. Такому положению черепа способствовало перемещение затылочных мыщелков (а следовательно, и затылочного отверстия) кзади и книзу. Это наиболее сильно выражено у человекообразных обезьян и особенно, в связи с прямохождением, у человека, но заметно у всех приматов. Результатом приспособления к сидячему положению явилось также смещение лицевого черепа по отношению к мозговому, причем эта тенденция прогрессирует далее у высших антропоидов. У четвероногого животного лицевой череп составляет продолжение мозгового, а у всех приматов лицо располагается ниже мозгового черепа, образуя четко выраженный базикраниальный угол. […] Образование этого угла явилось следствием изменения функции кисти, укорочения морды и уменьшения роли обоняния. Этим же можно объяснить относительно небольшой размер лицевого скелета приматов. Интересно что, когда некоторые приматы перешли к передвижению по земле на четырех конечностях, как это вторично случилось с бабуинами и близкими к ним родами обезьян, у них снова произошло удлинение морды, но базикраниальный изгиб сохранился.
Увеличение размера глаз и перемещение их вперед на лицевую сторону черепа, очевидно, отразилось на положении и размерах глазниц. У всех приматов, за исключением некоторых самых ранних форм, получила развитие задняя (боковая) стенка глазницы: в результате кость полностью окружает глазную впадину. […]
Увеличение мозга вызывает увеличение размеров лобной, теменной и затылочной костей, образующих верхние и боковые части мозгового черепа.
Забота о новорожденных представляет особые трудности для животных, постоянно обитающих на деревьях. Поэтому можно думать, что чем меньше численность потомства, тем больше шансов успешно его вырастить. У всех приматов существует явная тенденция производить на свет одновременно не более двух или трех потомков, а у многих рождается только один. Этот факт имел далеко идущие эволюционные последствия. Если в утробе матери развивается сразу несколько зародышей, то между ними возникают конкурентные взаимоотношения в том смысле, что более быстро развивающиеся получают преимущество перед развивающимися медленнее. Если самка вынашивает одного или максимум трех детенышей, то отбор, благоприятствующий быстрому развитию, будет ослаблен. Аналогичная ситуация сохраняется и после рождения потомства, до тех пор пока выживание детенышей зависит от материнской заботы. Можно считать, таким образом, что уменьшение численности потомства способствует увеличению времени развития. Для приматов характерно увеличение периода до наступления половой зрелости и продолжительности необходимого материнского ухода. Указанные факторы составляют предпосылку для пластичности поведения, основанного на обучении. Тенденция к увеличению периода созревания достигает наивысшего развития у человека как следствие его социальной организации. Тем не менее особенности поведения человека во многом становятся понятными, если иметь в виду образ жизни его далеких предков; жизнь на деревьях — один из немногих способов существования, при котором сокращение числа одновременно рождаемых детенышей повышает приспособленность к воспроизведению вида» (с. 37–51).
Современные человекообразные обезьяны
В настоящее время среди систематиков ведутся споры о том, какое количество и какие семейства включать в надсемейство «Гоминоиды». Этот спор еще далек от завершения. Поэтому в настоящем пособии мы придерживаемся традиционной классификации.
«Пересмотр таксономии гоминоидов приводит к терминологической путанице. Традиционная классификация включает три семейства Hylobatidae (гиббоны и сиаманги), Pongidae (орангутан, горилла и шимпанзе) и Hominidae (люди). Ныне считается общепризнанным, однако, что люди находятся в более близком родстве с шимпанзе и гориллой (африканскими человекообразными), чем ктолибо из них с азиатской человекообразной обезьяной — орангутаном. В формальной классификации это должно означать, что африканские человекообразные относятся к семейству Hominidae. Однако это привело бы к значительной путанице, так как термин «гоминиды» используется преимущественно для обозначения человека и его непосредственных предков» (с. 29).
Итак, крупные современные человекообразные обезьяны относятся к семейству понгид (по системе Kavanagh, 1984). Эти животные представляют особый интерес, потому что ряд морфофизиологических, цитологических и поведенческих признаков сближает их с человеком. Краткая характеристика трех родов человекообразных обезьян — орангутана, гориллы и шимпанзе приведена в работе Д. Ламберта «Доисторический человек» (1991).
«Молекулярные и другие исследования свидетельствуют об удивительно близком родстве человека и крупных человекообразных обезьян, особенно африканской гориллы и шимпанзе.
Возьмем, например, нагревание ДНК. Ученые смешивают отделенные друг от друга цепи двойных спиралей, которые составляют ДНК, взятые от животных, принадлежащих к различным видам. Смешанные цепи соединяются, образуя гибридные двойные спирали, но сочетаться могут лишь соответствующие друг другу участки двух цепочек. После этого с помощью нагревания, разделяющего цепочки, определяют теплостойкость каждой гибридной спирали. Очевидно, что чем больше требуется тепла, тем больше имеется соответствующих друг другу участков и, следовательно, тем теснее родство тех животных, от которых были взяты цепочки ДНК» (с. 88).
«Оказалось, что ДНК человека и птицы гибридизируется на величину 10 %, человека и мыши — на 19, человека и более крупных млекопитающих — на 30–40, но человека и макака резуса — на 66–74 %. […] Но, конечно, наибольшее сходство хромосом установлено у человека с шимпанзе — оно доходит до 90–98 % (по разным авторам). Любопытно запомнить: два вида мартышек, представители одного рода — мартышка Брасса (диплоидный набор хромосом 62) и мартышка талапойн (54 хромосомы) оказываются гомологичными только по 10 парам хромосом, т. е. значительно менее родственными, чем человек и шимпанзе.
[…] У человека 23 пары хромосом, у высших обезьян — 24. Оказывается (к этому все больше склоняются генетики), вторая пара хромосом человека образовалась от слияния пар других хромосом предковых антропоидов, что показано и на представленном в начале главы рисунке. Вот вам и 48 хромосом понгидов против 46 человека! Парижская конференция генетиков в 1971 и 1975 гг. одобрила весьма наглядную таблицу гомологии хромосом человека и трех человекообразных обезьян. Из нее видно: шимпанзе — самый близкий наш сородич с почти таким же, как у нас, кариотипом (особенно близок к нам по хромосомам карликовый шимпанзе) (с. 148–149).
[…] В 1980 г. в журнале «Сайенс» («Наука») появилась строгая научная публикация с таким названием: «Поразительное сходство (striking resemblance) окрашенных с высокой разрешающей способностью на полосы хромосом человека и шимпанзе». Авторы статьи — цитогенетики из университета Миннеаполиса (США) Дж. Юнис, Дж. Сойер и К. Данхэм. […] Применив новейшие методы окраски хромосом на разных стадиях деления клетки двух высших приматов, авторы наблюдали до 1200 полос на каждый кариотип (раньше можно было видеть максимум 300–500 полос) и убедились, что исчерченность хромосом — носителей наследственной информации — у человека и шимпанзе почти идентична (с. 129).
[…] После столь большого сходства по хромосомам (ДНК) ни у кого уже не может вызывать удивление «поразительное» сходство белков крови и тканей человека и обезьян — ведь они, белки, получают «программу» от кодирующих их столь близких, как мы видели, родительских субстанций, т. е. от генов, от ДНК! Белки в основном ныне изучаются наряду с иммунологическими методами еще путем определения последовательности аминокислот, порядок, чередование которых, как это стало известно также в 50е гг., и составляет «физиономию» каждого белка. […] Вот данные по трансферину — иммунологическая близость выражается в процентах следующим образом: у человека с шимпанзе и гориллой — 100 % (полная идентичность!), с обезьянами Старого Света — от 50 до 75, с другими животными — либо ниже 4 %, либо нуль, отсутствие сходства. […] А вот данные по липопротеинам низкой плотности, играющим важнейшую роль при развитии атеросклероза: иммунологическое сходство их у человека с пресмыкающимися и рыбами — 1—10 %, с птицами — 10, со свиньями — 35–58, с различными узконосыми обезьянами — 80–85, с шимпанзе — более 90 %. Другой же родственный компонент крови — аполипопротеин, также по данным иммунологического исследования, гомологичен у человека и разных обезьян, но неотличим в плазме людей, шимпанзе и гориллы. […]
Одним из самых современных и самых точных инструментов изучения родства, филогенетических отношений разных организмов является метод моноклональных антител. В исследованиях антигенов главного комплекса гистосовместимости (играющего основополагающую роль при пересадках органов и тканей) с помощью моноклональных антител показано, что ближе всех к человеку стоит шимпанзе, далее идут другие приматы, затем остальные млекопитающие, но ни один тип моноклонов не связывался с клетками птиц, рептилий, земноводных и рыб […]
[…] Если вычленить только высших обезьян и человека, т. е. гоминоидов, то их родство по происхождению будет выглядеть следующим образом: а) По данным палеонтологии и анатомии, шимпанзе и горилла наиболее близки, и от них на равном расстоянии отдалены человек и орангутан, а от всей четверки еще дальше, отстоят гиббоны. б) По данным иммунологии, аминокислотной последовательности белков и гибридизации ДНК, человек, шимпанзе и горилла находятся на одинаковом расстоянии друг от друга, а от них отдалился орангутан и еще больше гиббоны. в) По данным иммунологии и гибридизации, ДНК плюс исчерченность хромосом человек, шимпанзе, горилла по прежнему одинаково близки друг к другу, несколько отстоит от этой троицы орангутан и значительно — гиббоны. г) Результаты изучения белков методом электрофореза указывают на равноудаленность филогенетических расстояний человека и всех трех крупных антропоидов и значительную дистанцию между всеми четырьмя, с одной стороны, и гиббонами — с другой.
Брюс и Айала вывели суммарную схему на основании всех приведенных данных. Филогения гоминоидов оказалась наиболее близкой у человека и африканских высших обезьян с некоторым отделением (фактически более ранним ответвлением) от них азиатского орангутана и с существенным отделением (значительно более ранним ответвлением) от всех азиатских же гиббона и сиаманга» (с. 151–155).
«Традиционно на основании скудных ископаемых данных считалось, что расхождение эволюционных линий человека и человекообразных обезьян произошло 20 миллионов лет назад. Биохимики же рассчитали, что это произошло значительно позже. В своих выводах они исходят из так называемых молекулярных часов, ход которых состоит из случайных мутаций, которые накапливаются с постоянной скоростью в виде изменения химического состава протеинов. Ученые полагали, что они могут рассчитать, когда разошлись основные эволюционные линии приматов, измерив степень различия в молекулярных структурах или в иммунологических реакциях у животных, имеющих уже надежно датированного общего предка.
Согласно этой теории, крупные человекообразные обезьяны и гиббоны разошлись 10 миллионов лет назад, тогда как общий предок человека, шимпанзе и гориллы жил всего лишь 6 или самое большее 8 миллионов лет назад.
Противники этой теории доказывали, что она не поддается проверке, тогда как сторонники утверждали, что данные, полученные с помощью молекулярных часов, соответствуют тем доисторическим датам, которые можно было проверить при помощи других средств. Ископаемые остатки, найденные позже, подтвердили наличие у нас недавних предков среди ископаемых человекообразных обезьян (с. 89).
Крупные человекообразные обезьяны
В число вымерших дриопитецинов и понгин, о которых шла речь в предыдущей главе, несомненно, входили предки человека и современных крупных человекообразных обезьян — этих больших волосатых умных обитателей тропических лесов Африки и Юго-Восточной Азии. Ископаемые данные о предках крупных человекообразных обезьян немногочисленны, если не считать находок, позволяющих связать орангутана с той группой ископаемых обезьян, в которую входил Ramapithecus. Но в ходе биологических исследований было доказано, что у крупных человекообразных обезьян и человека был недавний общий предок. […]
Современные человекообразные обезьяны включают роды:
1. Pongo, орангутан, у него косматая рыжеватая шерсть, длинные руки, сравнительно короткие ноги, короткие большие пальцы на руках и ногах, крупные коренные зубы с низкими коронками. Он питается плодами, качается на ветвях деревьев, цепляясь за них руками или ногами. Размеры — самцы бывают ростом до 55 дюймов (1,4 м) и весят до 165 фунтов (75 кг) — в два раза тяжелее самок. Время — современное. Место — Борнео (Калимантан), Суматра и когда-то Юго-Восточный Китай. […]
2. Pan, шимпанзе, у него длинная косматая черная шерсть, руки длиннее ног, лицо не покрыто шерстью, с большими надглазничными валиками, крупными выступающими ушами, плоским носом и подвижными губами. Пи тается плодами, листьями, семенами и мелкими животными; лазает по деревьям, цепляясь руками и ногами, висит на ветках и ходит по земле, опираясь на костяшки пальцев. Размеры — до 5 футов (1,5 м), если выпрямится; масса 110 фунтов (50 кг). Время — современное. Место — Экваториальная Африка. […]
3. Gorilla, горилла, — крупнейшая из современных чело векообразных обезьян. Самцы в два раза крупнее самок, достигают роста 6 футов (1,8 м) и массы 397 фунтов (180 кг). У этой сильной, плотно сложенной обезьяны густая черная шерсть, голые лицо и грудь, большие расширяющиеся ноздри и сравнительно маленькие уши; у взрослых самцов костный гребень на затылке и массивные челюсти. Гориллы ходят, опираясь на костяшки пальцев; питаются листьями, побегами, стеблями и корнями. Время — современное. Место — Экваториальная Африка» (с. 86–87).
«Все семейство насчитывает три рода. Но если роды орангутана и гориллы состоят лишь из одного вида с двумя (у орангов) или тремя (у горилл) подвидами, то шимпанзе включает два самостоятельных вида: шимпанзе обыкновенный и карликовый шимпанзе, иначе бонобо» (с. 124).
«Так же, как. у орангутана и шимпанзе, у горилл различают отдельные подвиды и морфологические признаки, обусловленные прежде всего средой их обитания. В Запад. ной Африке осталось 9000—10000 западных береговых горилл, или горилл низменностей (Gorilla gorilla gorilla), живущих в естественной среде обитания. Представителей этого подвида мы чаще всего встречаем в неволе и зоологических музеях. Примерно на 1600 километров восточнее, в районе вулканов Вирунга на территории Заира, Уганды и Руанды, живут объекты моих полевых исследований — последние восточные горные гориллы (Gorilla gorilla beringei). На воле осталось всего лишь около 240 особей. Третий подвид известен под названием восточные низменные гориллы (Gorilla gorilla graueri). На воле, в основном в восточной части Заира, их осталось около 4000 экземпляров и менее двух дюжин проживает в зоопарках» (с. 18).
Социальное поведение антропоидов
Сообщества всех животных, ведущих групповой образ жизни, ни в коем случае не представляют собой случайное объединение особей. Они имеют вполне определенную социальную структуру, которая поддерживается специальными поведенческими механизмами. В группе, как правило, существует более или менее выраженная иерархия особей (линейная или более сложная), члены группы общаются между собой с помощью различных коммуникативных сигналов, особого «языка», что обусловливает поддержание внутренней структуры и согласованное и целенаправленное групповое поведение. Тот или иной тип социальной организации связан, в первую очередь, с условиями существования и предысторией вида. В настоящее время социальным поведением животных занимаются очень много, детально описаны социальные организации и социальное поведение большого числа видов по наблюдениям в естественной среде и в зоопарках, в условиях, приближенных к естественным. Разумеется, наиболее полноценную информацию можно получить, наблюдая за одной и той же социальной группой в естественной среде достаточно длительное время с достаточно близкого расстояния, когда наблюдатель «знает в лицо» каждого члена группы. Социальная организация приматов весьма многообразна: некоторые виды живут маленькими семейными группами (например, гиббоны), другие — огромными стадами (например, бабуины), иерархические системы иногда бывают очень сложными (например, у японских макаков). Вообще социальное поведение приматов необыкновенно интересно, а некоторые «поступки» животных, которые неоднократно наблюдали в естественной среде, просто поражают сложностью и целесообразностью. Что касается ближайших родичей человека, то приведем описания социальной организации горилл и шимпанзе из работ Г. Н. Матюшина («У истоков человечества», 1982), Дж. Харрисона и др. («Биология человека», 1979), Дж. ван Лавик Гудолл («В тени человека». М., 1974), Д. Фосси («Гориллы в тумане», 1990).
«…Американский зоолог Д. Б. Шаллер (1968) провел среди горилл целый год. Он так хорошо освоил повадки горилл, что смог стать своим в группе, передвигался вместе с ней, не вызывая никакой тревоги среди обезьян, и даже спал рядом со свирепыми самцами. Тут нужно не только знание всех правил поведения, принятых у горилл, но и большое мужество. Особенно важно не смотреть прямо в глаза горилле. Это непростительная дерзость, грубый вызов, и не исключено, что в ответ разгневанный самец одним небрежным движением руки просто-напросто оторвет вам голову.
Гориллы — лесные жители и строгие вегетарианцы. Они предпочитают сырой лес. Не укрываются от опасности на деревьях, как бабуины; напротив, случайно оказавшись в этот момент на дереве, гориллы спускаются вниз и спасаются бегством.
В группе насчитывается от 5 до 27 горилл, в среднем — 16. В ее составе прежде всего один или несколько самцов старше 10 лет (с белой шерстью на спине), несколько взрослых самок и не достигших половой зрелости самцов, а также неопределенное число детенышей и молодняк. Встречаются и самцы-одиночки; они живут отшельниками, иногда километров за тридцать от ближайшего стада. Но вообще-то группы горилл крепко спаяны; во время еды или передвижения животные не отходят друг от друга далее 60 м. В составе группы возможны изменения (например, когда к ней примыкают новые обезьяны). Шаллер описывает одну группу, в которую за 12 месяцев включилось семь взрослых самцов с посеребренными спинами. Следовательно, группа не абсолютно замкнута. Встречи между группами горилл всегда протекают мирно; строго определенной, закрепленной за группой территории у них нет. Шаллер наблюдал даже слияние групп, длившееся несколько месяцев. Настоящих драк он ни разу не видел, дальше угроз дело не заходило. Такие же мирные отношения царят внутри группы. Здесь-то, невидимому, не существует соперничества из-за самок; пища обильна, из-за нее не бывает конфликтов.
Даже у кротких горилл существует деление на вожаков и подчиненных (главенство вожаков в стаде называется доминированием); однако законы иерархии здесь отнюдь не драконовские. Все сводится к тому, что некоторые самцы обладают правом старшинства и привилегированным положением.
По иерархии после самцов с поседевшими спинами следуют взрослые самцы с черными спинами, которые, как и самки, стоят выше молодых животных. Один из убеленных сединой самцов — вожак. Его примеру подражают все. Если он сооружает на кусте или на земле гнездо из веток, другие немедленно принимаются за дело; он отправляется в путь — все следуют за ним.
В отношениях между полами нет ничего похожего на вольности бабуинов и шимпанзе: здесь эта область жизни даже трудно поддается наблюдению. Между матерью и детенышем, конечно, существует тесная связь. Детеныш первые три месяца своей жизни проводит у нее на руках и до пяти-шести месяцев даже не пытается поиграть со сверстниками. Дальше он начинает самостоятельно добывать пищу, материнское молоко становится для него второстепенной едой. Детеныш и самка еще продолжают обирать друг у друга паразитов (это «обыскивание» — груминг играет большую роль и во взаимоотношениях шимпанзе), но потом интерес к этому занятию у обоих угасает. До второго года жизни детеныш еще поддерживает связь с матерью (впрочем, эта связь становится все слабее) даже после того, как та перестает кормить его своим молоком, и позже, когда у нее появляется следующий детеныш.
Что касается общения особей внутри группы, то оно осуществляется главным образом при помощи жестов. Звуки издаются очень редко. Если, например, две самки поссорятся, самец отрывисто выкрикивает пронзительное «ух! ух!», и сейчас же наступает умиротворение. Этот же звук, раздавшийся в то время, когда группа спокойно кормится, заставляет всех посмотреть сначала в сторону вожака, а затем в сторону того, что обратило на себя его внимание.
Гориллы предпочитают устраиваться на земле. Гнездо представляет собой просто ворох веток, причем гориллы никогда не ночуют в нем два раза подряд, вероятно, потому, что здесь же испражняются. Наблюдение за гориллами принесло так же много нового и интересного, как и изучение шимпанзе» (с. 56–57).
Д. Фосси отметила, что случаи нападения горилл на человека спровоцированы самим человеком.
Иногда я и мои студенты внезапно сталкивались с гориллами с глазу на глаз, поскольку не подозревали об их близости. В таких случаях можно было подвергнуться нападению, особенно если группы передвигались по соседству с другими или пересекали опасную местность (например, часто посещаемую браконьерами) либо в группе недавно родился детеныш. […]
Хотя известно, что нападение горилл чаще всего лишь защитная реакция и они не собираются нанести физическое увечье, возникает инстинктивное желание бежать, а это может вызвать погоню. Я никогда не сомневалась во врожденном добродушии горилл и чувствовала, что их нападения — блеф, и потому без малейших колебаний застыла месте. Однако, учитывая их ярость и скорость, я смогла устоять на месте, только вцепившись мертвой хваткой вкусты. Иначе я бы не выдержала и пустилась наутек.
[…] Людям, стоящим при нападении на месте, не грозит физическая расправа, если гориллы их знают, но иногда и они могут схлопотать легкую оплеуху от проходящего мимо животного. Тем же, кто пускается в бега, не позавидуешь» (с.73–75).
Шимпанзе (Pan troglodytes)
Шимпанзе в естественных условиях изучали во многих лесных районах. Длительные наблюдения над группами занятьми поисками корма, проводились также в национальном парке Гомбе и в других районах западной Танзании. В данном разделе книги мне хотелось бы обратить внимание читателя на особенности поведения лесных шимпанзе, в первую очередь тех, которые обитают в тропическом лесу Будонго в Уганде.
Характер взаимоотношений в сообществе шимпанзе отличается от описанного в стадах павианов и макаков. У шимпанзе не существует замкнутых групп с большим числом особей, как у простых павианов и резусов, а также небольших семейных ячеек под главенством одного вожака, как у гамадрилов. Отличительная особенность их сообщества — весьма гибкий характер групп, члены которых собираются вместе, пребывают на одной территории в течение нескольких часов или дней, а иногда и больше, а затем расстаются, чтобы встретиться вновь через некоторое время. Такой тип организации сообщества свойствен по крайней мере шимпанзе, населяющим влажные тропические леса. В других районах Африки, например, в лесах Танзании, шимпанзе живут, вероятно, более обособленными группами. Тем не менее ряд японских авторов обращают внимание на постоянные переходы самок из одних групп в другие в сообществах лесных шимпанзе (Kawanaka a. Nishida. 1974). Для того чтобы определить, подчиняется ли такое поведение каким-либо принципам организации сообщества или же, напротив, формирование и перестройка групп происходят совершенно случайно, было предпринято исследование процесса дробления и слияния групп шимпанзе в лесу Будонго. Анализ показал, что чаще всего встречаются группы четырех типов. Это, во-первых, группы взрослых самцов, не включающие самок и молодых животных; во-вторых, группы матерей, состоящие из самок с детенышами, но без «подростков» и бездетных матерей (иногда с примкнувшим к ним пожилым самцом); в-третьих, группы, объединяющие взрослых животных обоего пола, а часто и самок в период эструса, но не подростков; и, наконец, смешанные группы из животных обоего пола и любых возрастных классов.
Функционально эти группы можно дифференцировать следующим образом. Группы взрослых самцов обычно очень подвижны, создают много шума и стремятся первыми обнаружить в лесу новые источники пищи. Группы матерей, напротив, относительно инертны, стараются не создавать шума и обычно остаются на одном месте; переход на новую стоянку, которую они выбирают, ориентируясь по крикам других животных, совершается очень быстро и почти бесшумно. У матери обычно два, а то и три детеныша. Самый маленький прицепляется к животу, следующий по возрасту сидит на спине, а старший шествует позади матери или рядом с ней. Известно, что детеныши шимпанзе остаются с матерью до 5 лет. Группы взрослых обоего пола включают самцов и самок, проявляющих наибольшую половую активность. Она отчасти связана с происходящими у самок в период течки изменениями наружных половых органов, способствующими привлечению самцов. Совокупляется с самкой только один из них. Смешанные группы из особей обоего пола и разного возраста обычно кормятся на деревьях, богатых пищей, например на фиговых деревьях. Такие группы, как правило, представляют собой большие скопления животных, объединившихся для совместного пропитания.
Перечисленные выше группы, конечно, не следует абсолютизировать. Правильнее считать их наиболее вероятными формами организации сообщества у шимпанзе, обитающих во влажных лесах, подобных лесному массиву Будонго в Уганде. Возможно, что в других районах тип организации будет иным; исследования, проводимые в Танзании и в ряде других областей, помогут пролить дополнительный свет на эту проблему. Рейнолдс и Рейнолдс (Reynolds U. a. Reynolds F.) оценили общую численность популяции шимпанзе, обитающих в условиях влажного тропического леса, в 70–80 особей. Такая популяция соответствует «сообществу», постоянно живущему в данном лесном районе. Полагают, что и в других изученных местах популяции насчитывают по 70–80 животных. Из-за интенсивных контактов между сообществами трудно установить точные границы территории, занимаемой данным сообществом, или строго оценить его численность. «Плотность населения» в лесу Будонго составляет примерно 10 шимпанзе на 1 кв. милю, что близко кмаксимальной плотности, когда-либо зарегистрированной для этого вида животных.
Между описанным выше типом организации сообщества и формой отношений у шимпанзе, населяющих смешанную зону лесов и саванн (Kawanaka a. Nishida), существуют, по-видимому, вполне реальные различия. В последнем случае шимпанзе образуют группы, четко отделенные друг от друга, хотя и не «замкнутые» (см. ниже). Места обитания различных групп заметно перекрываются. Однако между группами существует определенная иерархия, и группа, занимающая подчиненное положение, вынуждена покидать общую территорию при появлении главенствующей группы. Создается впечатление, что одних лишь громких звуков, совместно издаваемых животными доминирующей группы, достаточно, чтобы вызвать беспокойство, а затем и бегство членов подчиненной группы. Ситуация, очевидно, полностью отлична от той, которую мы наблюдаем у лесных шимпанзе: там подобные звуки, по-видимому, лишь привлекают животных.
Особенно интересно, что антагонизм между различными группами шимпанзе, живущими на границе лесов и саванн, по всей видимости, перерастает в антагонизм взрослых самцов, составляющих ядро таких групп. Самцы двух изученных групп не покидали их в течение 8 лет, тогда как самки довольно часто переходили из группы в группу обычно в период, когда они могли принимать самцов. Эти особенности поведения имеют большое значение для понимания организации сообществ у ранних гоминид (см. ниже).
Гудэлл (Goodall) и другие подробно описали внутригрупповое поведение шимпанзе. Животные используют для общения богатый и сложный арсенал мимики и жестов, звуковых и тактильных сигналов. Среди них можно выделить, как обычно, сигналы, выражающие агрессивность, материнскую заботу и половое влечение. Еще одну важную группу сигналов составляют различные знаки приветствия: к ним относятся особая мимика и телодвижения при встрече партнеров, взаимные прикосновения, чаще всего руками. Ряд движений, выполняемых преимущественно взрослыми самцами — вожаками групп, имеет целью привлечь внимание животных к наиболее крупным самцам, занимающим центральное место в группе. Интересное явление, описанное уже довольно давно в литературе (Garner, 1896), получило название «карнавала». Последний представляет собой длительную вспышку радостного возбуждения, которая охватывает большую группу шимпанзе, собравшихся для встречи других групп. Карнавал сопровождается шумными возгласами, («барабанной дробью», пританцовыванием и сотрясением ветвей деревьев. Термин («барабанная дробь» требует некоторого разъяснения. Звук, похожий на стук барабана, производится ударами ладоней по стволам деревьев, например, по стволу железного дерева. Иногда шимпанзе бьют по стволам подошвами ног. Барабанная дробь разносится на большие расстояния и служит для связи с другими группами животных в условиях ограниченной видимости. Как указывают Рейнолдс и Рейнолдс (1965), громкие крики и шум, а также барабанная дробь, производимые большим числом обезьян, — это своеобразная система дальней связи, посредством которой шимпанзе оповещают своих сородичей о наличии обильных источников пищи. В основе этого предположения лежит тот факт, что шимпанзе всегда спокойны, если фруктов мало, однако, если деревья богаты плодами, шимпанзе издают большой шум, привлекающий других обезьян из окружающего леса (с. 115–118).
Экологические и филогенетические детерминанты организации сообществ
Многие авторы пытались обобщить наблюдения, касающиеся организации сообществ у приматов. Одни делали упор на экологические факторы, другие — на филогенетические. De Vore (1963) построил демографическую таблицу изученных к тому времени видов приматов — от древесных форм до тех, кто в основном перешел к наземному образу жизни. Он пришел к выводу, что: 1) территория, занимаемая наземным видом, значительно превышает территорию, на которой обитает древесный вид, и что: 2) приматы, ведущие наземный образ жизни, живут более многочисленными и лучше организованными группами, чем приматы, проводящие большую часть времени на деревьях. Крук и Гартлан (Grook a. Gartlan, 1966) составили таблицу «степеней приспособленности» приматов к различным условиям обитания, включая тропический лес, саванну, степи и районы с засушливым климатом. Лесные виды, как правило, живут небольшими группами. Вид, обитающий в открытой местности, состоит из более многочисленных групп с несколькими самцами в каждой и стремится сохранить за собой определенную территорию; однако в степных районах с засушливым климатом наблюдается тенденция к формированию групп под главенством одного самца. Половой диморфизм и функциональная дифференциация выражены тем сильнее, чем выше степень территориальной обособленности вида и чем более рассеяны источники пищи.
Многие считают, что внутригрупповое поведение приматов и структура их сообществ в гораздо большей степени определяются филогенетическими факторами, чем экологическими. Штрузакер (Struhsaker, 1969) изучал жизнь обезьян, населяющих леса Западной Африки, главным образом церкопитековых, а также некоторых других видов (дрилл, мангабей, колобус). Оказалось, что большинство лесных видов обезьян, ведущих древесный образ жизни, а также все церкопитековые живут небольшими группами, в каждой из которых имеется лишь один взрослый самец. Штрузакер пришел к заключению, что «филогенетический вклад каждого вида в данную экологическую среду неодинаков, и это различие необходимо учитывать при рассмотрении связи экологических факторов со структурой сообщества. Всякая попытка понять эволюцию общественных отношений у приматов должна основываться на анализе не только экологических, но и филогенетических факторов». Как мы увидим ниже, вопрос об относительной роли экологических и филогенетических детерминантов структуры сообщества играет важную роль при выборе конкретного вида приматов в качестве модели, изучение которой может привести к более глубокому пониманию структуры общества древних людей. Учитывать и те и другие факторы, безусловно, необходимо (с. 118–119).
Экспериментальные исследования поведения человекообразных обезьян показали высокую способность к обучению, образованию сложных ассоциативных связей, экстраполяции и обобщению предыдущего опыта, что свидетельствует о высоком уровне аналитико-синтетической деятельности головного мозга. Коренными отличиями человека от животных всегда считались речь и орудийная деятельность. Последние эксперименты по обучению человекообразных обезьян языку жестов (которым пользуются глухонемые люди) показали, что они не только в достаточной степени успешно усваивают его, но и пытаются передать свой «языковой опыт» детенышам и сородичам. Это говорит, в первую очередь, о существовании мозговых структур, сходных с речевыми центрами человека. Выяснилось также, что у высших обезьян развита «орудийная или проорудийная» деятельность, т. е. они пользуются примитивными «орудиями» для решения тех или иных практических задач.
Эти особенности поведения шимпанзе детально описаны известной английской исследовательницей Д. ван Ла-Вик-Гудолл в популярной книге «В тени человека» М., 1974, а также в ее более специальных работах.
Анализ многих работ по поведению шимпанзе, в том числе и работ Лавик-Гудолл, мы приводим по книге Г. Н. Матюшина «У истоков человечества».
[…]Прошли годы, и отношения с животными наладились. С некоторыми шимпанзе Джейн[1] подружилась и провела тысячи часов рядом с ними, то подавая животным бананы, то играя с детенышами, то просто наблюдая за жизнью обезьян. Наблюдения эти внесли в науку много нового и неожиданного.
Выяснилось, что обезьяны умеют строить себе на ночь своеобразные «жилища», точнее, гнезда для сна. Иногда переплетение ветвей в гнездах было довольно сложным. Гнездо содержалось всегда в чистоте. Среди ночи обезьяны мочились и испражнялись только через его край. В плохую погоду они строили гнезда и днем, пытаясь в них укрыться. Любопытно, что ей удалось увидеть даже что-то вроде «танца дождя», который исполняли крупные самцы.
Сенсации появились там, где их и не ожидали. До сих пор считалось, что все обезьяны питаются только растительной пищей. Лишь человек, первый из приматов, стал охотиться и есть мясо. Предполагали, что охота и мясная пища сыграли важную роль в очеловечивании обезьяны. Но вот однажды Джейн Гудолл увидела, что обезьяна теребит что-то розовато-красное, а два других шимпанзе делают просящие жесты. Их просьба была удовлетворена — они получили по кусочку чего-то красноватого. Позднее Гудолл разглядела — «что-то» было мясом кустарниковой свиньи. Вегетарианцы-шимпанзе ели мясо — об этом никто и не подозревал! Постепенно выяснилось, что они обычно охотятся на кабанов, детенышей бабуинов или на древесных обезьянок. Охоту шимпанзе устраивают по всем правилам: одни следят за добычей, а другие отрезают путь к спасению, более смелые — нападают.
Любопытнее всего то, что при разделе добычи самые свирепые вожаки униженно «выпрашивали» мясо у «охотника», впервые забывая о своем «высоком» положении. Очевидно, здесь есть что-то такое, что дает обезьянам — добытчикам мяса все права на его раздел.
Ну а самым сенсационным оказалось то, что обезьяны могут не только использовать, но и изготовлять орудия. В Либерии Д. Битти видел, как живущие на воле дикие шимпанзе раскалывают орехи: «Он взял камень и принялся ударять им по ореху, предварительно положив его на другой плоский камень». Б. Мерфильд наблюдал, как несколько шимпанзе добывают мед из гнезда земляных пчел: «Каждая обезьяна держала длинную ветку, совала ее в пчелиный ход и вынимала покрытую медом. Ход был один, и хотя в большинстве случаев обезьяны совали в него ветви по очереди, то и дело вспыхивали ссоры, а те, которые слизали свой мед, старались отнять только что обмакнутые веточки» (Шаллер, 1968).
Д. Гудолл установила, что шимпанзе применяют толстые палки в качестве рычага для расширения входного отверстия в гнездо земляных пчел, а также при попытке открыть ящики с бананами (на станции подкормки). Одна обезьяна использовала прутик в качестве зубочистки, а другая ковыряла в носу соломинкой.
Засунув палку в гнилое дерево и вытащив ее, они обнюхивают конец палки и, если чувствуют запах личинки насекомого, тут же разламывают гнилушку и съедают личинку. С помощью палки обезьяны ловят муравьев «сафари», укусы которых очень болезненны. Чтобы избежать укусов, шимпанзе, повиснув одной лапой на дереве, другой засовывают палку в муравейник и выуживают ею муравьев. Если они не могут дотянуться ртом до воды, скопившейся в дупле, то пережевывают несколько листьев и превращают их в своеобразную губку, с помощью которой извлекают воду или вычищают остатки мозга из черепа павиана. Листьями они вытирают грязь, остатки липкой пищи. Листья же они прикладывают к кровоточащей ране.
Еще в 30-е годы исследованиями советских ученых установлена способность шимпанзе манипулировать различными предметами. Например, чтобы достать высоко подвешенные бананы, они ставили ящики один на другой, взбирались на эту искусственную пирамиду и доставали пищу.
В послевоенные годы исследования приматов были продолжены (Ладыгина-Коте, 1959; Нейструх, 1960; Тих, 1970; Хрустов, 1968; Фабри, 1973).
Наблюдения Д. Гудолл подтверждали, что шимпанзе пользуются орудиями. […]» (с. 49–51).
«…Я увидела одинокого самца шимпанзе, который как раз в этот момент посмотрел в мою сторону. Это был Дэвид Седобородый.
Очень осторожно я прошла немного вперед, чтобы разглядеть, что он делает. Сидя на корточках возле холма из красной глины, представляющего собой гнездо термитов, он осторожно просовывал длинный стебелек травы в одно из отверстий термитника. Потом он вытащил травинку и что-то обобрал с нее губами. Я не могла больше ничего разглядеть, но тем не менее было очевидно, что, Дэвид использовал стебелек травы в качестве орудия. […]
Дэвид провел возле термитника около часа, а потом медленно побрел прочь. Едва он исчез из виду, я кинулась к термитнику. Кругом валялись раздавленные насекомые, а множество рабочих термитов деловито восстанавливали произведенные Дэвидом разрушения. Я подняла с земли одно из брошенных орудий и, следуя примеру Дэвида, засунула его в отверстие, а когда вытащила стебелек обратно, на нем, крепко вцепившись челюстями, висели рабочие термиты и несколько красноголовых солдат. […]
На восьмой день моей бессменной вахты к термитнику снова пришел Дэвид Седобородый, на этот раз в сопровождении Голиафа. Они трудились возле гнезда почти два часа. За это время я смогла увидеть много любопытных деталей: как они расковыривают свежезаделанные отверстия большим и указательным пальцами; как откусывают конец травинки, если он обломался, или же используют противоположный, целый конец; как отбрасывают одни орудия и находят другие. Голиаф однажды отошел от термитника в поисках подходящего орудия метров на пятнадцать. Нередко оба самца срывали сразу три-четыре стебелька и клали рядом с термитником, используя их по мере надобности.
Но, пожалуй, самым интересным было то, как они, подбирали небольшие веточки или плети лианы и, пропустив сквозь сжатый кулак, очищали их от листьев, делая пригодными к употреблению. Это можно считать первым документированным примером того, что дикое животное не просто использует предмет в качестве орудия, но действенно изменяет его в соответствии со своими нуждами, демонстрируя тем самым зачатки изготовления орудий, (с. 3738).
[…] Если шимпанзе смогут и дальше существовать в естественных условиях обитания, развитие у них орудийной деятельности может пойти по совершенно новому пути. Несмотря на то, что способность манипулировать предметами является врожденной для шимпанзе, их детеныши, по нашим наблюдениям, лишь постепенно учатся правильно пользоваться предметами, во всем подражая взрослым. Весьма убедителен в этом смысле один случай: однажды молодая самка, страдающая поносом, сорвала горсть листьев и вытерла зад. Ее двухлетний детеныш, который внимательно наблюдал за своей мамашей, тотчас же дважды повторил все эти действия, хотя абсолютно не нуждался в подобном туалете.
Для меня, так же как и для многих других ученых, несомненный интерес представляет тот факт, что в поведении шимпанзе и человека можно усмотреть множество аналогий. Мы не раз поражались не только сходству отдельных жестов и поз, но и целых ситуаций.
Неожиданно испугавшись чего-нибудь, шимпанзе всегда стремится коснуться или обнять оказавшегося рядом сородича, почти точно так же, как чувствительная девица на фильме ужасов в испуге хватает за руку соседа. И люди, и шимпанзе нуждаются в физическом контакте. В стрессовых ситуациях, встревоженные и возбужденные, они быстрее успокаиваются, коснувшись другого индивидуума. Однажды Дэвид Седобородый испугался своего отражения в зеркале. В ужасе он повернулся к стоявшей рядом трехлетней Фифи и обхватил ее руками. По-видимому, прикосновение даже к такому малышу быстро вернуло ему уверенность: он стал успокаиваться, испуганный оскал уступил место обычному выражению лица.
Успокоительное воздействие, которое испытывают как шимпанзе, так и люди от физического контакта с сородичами, объясняется, по-видимому, тем, что младенец с самого рождения привыкает к телу матери, ищет в ее объятиях защиту от опасности. Подрастая, детеныш становится более самостоятельным и в минуту сильного волнения, не увидев поблизости мать, может подбежать и коснуться любого стоящего рядом сородича. Но, если есть хотя бы малейшая возможность, детеныш постарается найти успокоение именно в объятиях матери. Однажды Майк угрожающе двинулся к Фигану, которому в то время исполнилось восемь лет. Подросток громко вскрикнул и, протянув руки вперед, бросился к матери, хотя для этого ему пришлось бежать мимо, сидящей поблизости группы шимпанзе. Фло заключила сына в свои объятия и быстро погладила его. Фиган тотчас успокоился и перестал визжать. Так и люди, давно вышедшие из детского возраста, продолжают делиться с матерью своими радостями и горестями, конечно, если между ними существует духовная связь. […]
При виде большого количества бананов шимпанзе, не в силах скрыть своей радости, начинают целовать и обнимать друг друга. Люди тоже довольно часто выражают свой восторг именно таким образом. […]
Животное после нанесенной ему обиды со стороны старшего по рангу идет вслед за обидчиком, взвизгивая, припадая к земле или протягивая руку. По сути дела, шимпанзе жаждет успокоительного прикосновения и выпрашивает его как подачку. В большинстве случаев «рыдания» не прекращаются до тех пор, пока более могущественный сородич не удостоит свою жертву ответным прикосновением. […]
Говоря о глубоко укоренившейся потребности физического контакта в общении шимпанзе, нельзя не упомянуть о процедуре взаимного обыскивания и ее коммуникативной роли в эволюции поведения. Для шимпанзе выискивание в шерсти друг у друга представляет собой наиболее миролюбивую, успокаивающую и дружественную форму физического контакта. […]
Вначале он предается этому занятию в компании своих ближайших родственников — матери, братьев и сестер, а потом и остальных членов группы. Иногда животные сидят по два часа кряду, перебирая шерсть друг у друга.
При встрече шимпанзе приветствуют друг друга, удивительно напоминая людей. Они могут низко склониться перед сородичем, протянуть ему руку, обнять его, поцеловать или коснуться рукой любой части тела, но чаще всего — головы, лица и наружных половых органов. Самец, здороваясь с самкой или детенышем, может ласково потрепать их по подбородку. Так и у различных народов мы встречаем ту или иную форму приветствия. […]
В самом деле, если мы рассмотрим весь набор коммуникативных сигналов, поз и жестов, которыми пользуются шимпанзе и люди, то мы обнаружим множество удивительных параллелей, которые свидетельствуют либо о конвергентном развитии этих признаков в обеих группах, либо о наличии в далеком прошлом общего предка, такого предка, который мог общаться с себе подобными посредством поцелуев, объятий, прикосновений и похлопываний.
Одно из основных различий между человеком и его ближайшим ныне живущим родственником состоит в том, что шимпанзе не умеет говорить. Самые настойчивые усилия научить шимпанзе языку людей неизбежно терпят крах. Словесная форма коммуникации, то есть речь, — колоссальное достижение эволюционного развития человека.
Тем не менее шимпанзе пользуются большим разнообразием криков и призывов, при помощи которых, без сомнения, передают друг другу различную информацию. […]
Несмотря на то, что крики шимпанзе содержат весьма существенную для жизни животных информацию, их все же нельзя сравнивать с речью человека» (с. 174178).
«…Советскими учеными доказана способность обезьян оперировать только голосовым (звуковым) компонентом команды, не обращать внимания на мимику или жесты говорящего. Но конечно, жесты обезьянам понятнее.
Известны опыты американских психологов Аллена и Беатрисы Гарднеров, которые стали учить шимпанзе по кличке Уошоу языку жестов и добились больших успехов. Уошоу с раннего детства была окружена людьми, которые в присутствии обезьяны общались между собой при помощи жестикуляции. Они позволяли себе произносить только те звуки, которые были близки к естественным звукам шимпанзе, такие, как смех, восклицания или имитации звуков самой Уошоу.
Этот необычный эксперимент оказался на редкость удачным. К пяти годам шимпанзе научилась распознавать около 350 жестов-символов; многие из них обозначали не одно слово, а группу слов. Около 150 она могла правильно употреблять. Некоторые жесты она изменила, будучи совсем маленькой, и в большинстве своем ее модификации в точности совпадали с теми, которыми пользуются глухонемые дети, осваивая язык жестов. Иными словами, это была «детская» речь, которая всегда отличается от речи взрослых. Со временем Уошоу исправила большую часть своих ошибок.
В очередном эксперименте ее предложили назвать ряд предметов, которые по очереди доставали из мешка. Уошоу довольно быстро справилась с этой задачей и знаками верно определила предметы. Но вот экспериментатор вынул из мешка щетку, и обезьяна жестами определила предмет как расческу. Это была типично детская ошибка: ребенок может назвать туфлю тапочкой, а тарелку блюдцем, но он никогда не перепутает туфлю с тарелкой.
Самым поразительным был эксперимент с зеркалом. У смотрящей на свое отражение Уошоу спросили (на языке жестов, разумеется): «Кто это?» И обезьяна, которая к тому времени была уже достаточно хорошо знакома с зеркалом, спокойно просигналила и ответ: «Я, Уошоу». Некоторые исследователи считают, что это доказывает пробуждение примитивного самосознания у шимпанзе.
Долгое время считалось, что способностями к обучению и т. п. обладают лишь шимпанзе, а у горилл их нет. Гориллы действительно менее активны. У них слабо проявляется интерес к познанию окружающих предметов. Всем, что движется и выглядит живым, гориллы интересуются до такой степени, что могут подойти почти вплотную к наблюдателю, если тот один (и если у него хватит самообладания, чтобы не удрать). Зато неодушевленные предметы — бумажные пакеты, консервные банки и тому подобное — их не привлекают. Нет у них и маниакального стремления обязательно повертеть все в руках, каким одержимы шимпанзе. Всю жизнь они проводят в лесу, где никто не осмелится напасть на них, где много всяких плодов — стоит им протянуть руку, и в ней окажется лакомый кусок. В этом, видимо, разгадка того состояния апатии, в которое они всегда погружены. Шимпанзе живут в более суровых условиях и вынуждены затрачивать больше усилий, чтобы обеспечить себя пищей.
Д. Шаллер и Д. Эмлен (G. Schaller, J. Emlen, 1963) высказывали остроумное предположение, что различия в обусловленности поступков и в поведении, наблюдаемые у различных обезьян, могли встречаться и у «предчеловека». Одни, быть может, были более «раскованы», как шимпанзе, другие отличались такой же крепкой организованностью, как макаки, и, наконец, иные, возможно, подобно гориллам, были благодушными «эпикурейцами». Ничто не говорит нам о том, что у австралопитеков и парантропов был одинаковый характер.
Прослушав лекции Гарднеров о попытках обучить языку шимпанзе, студентка последнего курса психологического факультета Станфордского университета в Калифорнии Ф. Петтерсон решила научить «говорить» и гориллу. Она выпросила в зоопарке больную годовалую обезьянку Коко. В течение пяти с лишним лет Коко обучалась языку жестов, на котором объясняются глухонемые в США. К семи годам самка равнинной гориллы научилась использовать около 650 знаков-жестов. Активный словарь ее составляет 375 знаков, включая, например, такие слова, как «самолет», «леденцы», «друг», «стетоскоп». Коко сама разрабатывает новые сочетания знаков-жестов, умеет ругаться. (Рассердившись на экспериментатора, она обозвала ее так: «Ты плохая, грязная уборная!») Началось параллельное обучение Коко (с помощью машины) и устной речи. Понимая уже сотни слов устной речи, Коко сама способна произносить 46 слов (Природа, 1979, № 7). Когда администрация зоопарка потребовала гориллу обратно и хотела ее снова посадить в клетку, то разразился скандал. Юристы заявили, что, поскольку Коко может объясняться с людьми, ее уже нельзя считать обезьяной и сажать в клетку, ибо она стала личностью, а личность без ее согласия уже нельзя помещать в клетку. Дело дошло до суда. В защиту Коко выступил известный адвокат профессор Т. С. Мэт из Нью-Джерси… Эксперименты с Коко были продолжены.
Как показали наблюдения, в естественных условиях гориллы также пользуются сигналами. Особым звуком они предупреждают друг друга об опасности, подают «команду» сбора и отправления в путь и т. п. Шаллер насчитал 21 разновидность голосовых сигналов. Наиболее употребительны 8 из них. Чаще всего ими привлекается внимание, а дальнейшая информация передается с помощью поз и жестов. Основные звуки различаются по тональности, силе и порядку, в котором они следуют один за другим. Эти вариации очень расширяют «звуковой репертуар» горилл.
Зоолог Д. Фосси провела среди горилл 300 часов. Эти животные, по ее словам, кроткие и застенчивые, настолько привыкли к ней, что однажды, как бы на прощание, один из диких гигантов потрогал ее ладонь своей огромной волосатой лапой. Она говорит: «Из популярной литературы известно, что «словарь» горилл состоит в основном из рева, криков и ворчанья. Мне же удалось узнать варианты звуков куда больше. Например, оказалось, что звуки «нейум, нейум» всегда были ассоциативно связаны с едой. И потом я много раз слышала их от диких горилл».
Д. Фосси научилась издавать подобные звукосочетания, и животные — они в это время питались — сразу же откликнулись подобными звуками. Вот так впервые в истории состоялся «разговор», обмен мнениями между гориллами и человеком о продовольствии и просто довольстве.
Сопоставляя корни слов из сотен словарей разных языков, В. Головин (1978) пришел к выводу, что повсеместно в речи сохранились корни тех из них, которые, может быть, уходят в прошлое еще больше, чем на 3 млн. лет. Оказалось, что на всех материках во многих языках сегодня живы следы тех звукосочетаний, что обнаружила Д. Фосси у диких горных горилл Африки, — типа «ням-ням». Они везде обозначают пищу (с. 62–64).
[…] Любопытно удивительное сходство и между некоторыми несловесными типами связей у человека и обезьян (например, шимпанзе). Дело не только в самих жестах, но и в условиях, в которых они употребляются: шимпанзе при встрече после разлуки обнимают и целуют друг друга и даже пожимают руки. […]
Сходство с человеком оказалось настолько большим, что некоторые из ученых склонны даже считать, что между человекообразными обезьянами и первобытным человеком различия незначительны и непринципиальны. Д. Лавик-Гудолл пишет, что поскольку шимпанзе делают из веток орудия, то главный признак (изготовление орудий), по которому отличают человека от животных, уже не соответствует своему назначению и необходимо иное определение человека. […]
Однако и Д. Лавик-Гудолл и другие сторонники этих взглядов, безусловно, ошибаются — различия между первобытным человеком и шимпанзе есть, и к тому же принципиальные. Обезьяны никогда не изготовляют орудий-посредников, т. е. орудий для изготовления других орудий. Советские исследователи в течение длительного времени пытались приучить обезьян использовать каменные орудия, создавая ситуации, при которых шимпанзе могли добывать лакомства, пользуясь только положенными рядом с ними орудиями. Однако «ни один из них не сделал попытки обработать неподатливый материал предложенным вместе с ним каменным орудием» (Хрустов, 1968). Кстати, орудиями пользуются и другие животные, например, морская выдра, или калан. […]
Итак, животные трудятся? […] Труд — это целенаправленная, систематическая деятельность. Можно ли назвать так те элементы «труда», которые наблюдала Д. Лавик-Гудолл у шимпанзе? Вряд ли. […] Для изготовления орудий необходимо предварительно подготовить специальный камень (отбойник), которым можно было бы обкалывать другой камень. Далее, не всякий камень при обкалывании давал режущий край, следовательно, необходимо найти подходящее сырье для изготовления орудий. В поисках его человек «умелый» из Олдувая совершал путешествия за десятки километров. Иными словами, при подготовке к изготовлению каменных орудий предполагается предварительное планирование по меньшей мере нескольких не связанных с непосредственной добычей пищи операций (подбор отбойника, поиск сырья и т. п.).
Само по себе изготовление каменных орудий нуждалось в продуманных операциях-ударах, так как неудачный скол не давал острого края орудия. И вся эта «целесообразная деятельность» не давала ни пищи, ни возможности немедленно удовлетворить биологические потребности человека. У шимпанзе было иначе: Дэвид, обламывая палочку, тут же засовывал ее в термитник, чтобы немедленно получить лакомство. Человеку орудие давало возможность лишь в будущем добыть какую-то пищу. Анализ раннепалеолитических орудий свидетельствует об их полифункциональном характере (применялись и для выкапывания кореньев, и для разрезания толстой шкуры слона, и для того, чтобы раскроить череп павиану, и т. п.). Создавая орудие, человек того времени мог и не знать заранее, в какой ситуации оно ему пригодится. Следовательно, здесь мы имеем дело с элементами абстрагирования. […]
Систематичность изготовления и использования орудий с самого начала отличала труд человека от орудийной деятельности обезьян. […] Так называемая «трудовая» деятельность шимпанзе — это очень редкие, эпизодические действия, спорадические, случайные акты. […] Шимпанзе действительно подошли вплотную к грани, отделяющей их от человека, но переступить этот рубеж не могут. Причины перехода этой грани, т. е. причины возникновения систематической общественно-трудовой деятельности, следует искать в появлении исторической необходимости в труде для человека и в отсутствии такой необходимости для каких-либо других антропоидов, в том числе и шимпанзе. […]
Антропоидам не нужно систематически использовать орудия потому, что они могут добывать все необходимое для жизни и и без помощи орудий. Человек же без систематического изготовления и использования орудий не мог выжить» (с. 65–68).
Этапы эволюции приматов и человека
Говоря об эволюции приматов, необходимо помнить о том, что до настоящего времени ученые не пришли к единому мнению относительно деталей строения генеалогического древа приматов, т. е., для того, чтобы однозначно решить вопрос о том: «кто от кого и когда произошел» у нас недостаточно фактов. Основной материал антропологам поставляют археологические раскопки.
Основной принцип археологии достаточно прост: то, что лежит в более глубоких слоях имеет более древний возраст. Сложности возникают, когда мы пытаемся определить абсолютный возраст той или иной находки. В середине нашего века открыты достаточно точные методы датировки, основанные на радиоизотопном анализе. Суть этих методов состоит в следующем. В природных объектах постоянно происходит накопление или распад различных изотопов. В живом организме концентрация радиоактивного углерода такая же, как в атмосфере. Когда организм гибнет, поступление в него углерода из внешней среды прекращается, а распад его (все радиоактивные изотопы подвержены распаду) продолжается. Период полураспада составляет 5730 лет, т. е. через этот промежуток времени в останках погибшего животного его становится в два раза меньше. Померив специальными приборами концентрацию 14С, можно установить абсолютный возраст находки. Самые широко применяемые радиоизотопные методы датировки — радиоуглеродный и калийаргоновый (в породе 40К распадается с образованием кальция Са и аргона Аr, период полураспада 1,31 млрд. лет).
В последние десятилетия в антропологии широко используются методы геохимии, биохимии, генетики, однако, решить все проблемы происхождения человека пока не удалось. Мы не можем детально представить себе процесс становления человечества, хотя основные этапы его в настоящее время прослежены достаточно четко.
В изучении антропогенеза интересно то, что история человека складывалась как головоломка — по кусочкам. Сначала (в 17 веке) находили орудия труда древних людей, потом стали обращать внимание на фрагменты черепов и скелетов, лежавших в земле рядом с этими орудиями. Сначала (1865 год) был описан неандерталец, потом питекантропы, и только потом более древние формы. Еще в начале второй половины нашего века принято было считать, что человек впервые появился в Азии около 800 тыс. лет назад и что между обезьяной и человеком есть так называемое «недостающее звено», но последующие открытия в Африке убеждают нас в том, что возраст человека значительно больше, а его прародина — Африка. Важно и то, что африканские находки вместе с достижениями генетики опровергают существовавшие ранее представления о постепенном изменении организма человека вследствие трудовой деятельности. Новые открытия говорят о том, что прямохождение, увеличение размеров мозга и другие «человеческие» признаки появились за несколько миллионов лет до возникновения трудовой деятельности и о том, что человек появился не в результате постепенного поступательного развития, а в результате некоего скачка, при этом он длительное время существовал вместе со своими предками (австралопитековыми), которые потом вымерли.
В настоящее время выделяют следующие основные этапы в эволюции человека.
«Эволюция Homo sapiens — это эволюция всегонавсего одного из многих миллионов видов, живших на нашей планете. Чтобы понять этот процесс, а также эволюцию гоминид в целом, нужно взглянуть на них с точки зрения эволюции всей органической жизни.
Возраст Земли в настоящее время исчисляется в 4600 млн. лет. Весь этот промежуток времени — геологическое время — разделен на ряд периодов, характеризующих эволюцию климата Земли, ее географии и биологии (рис. 2.1). Каждому периоду соответствуют определенные геологические отложения и ископаемые остатки живых организмов, находящихся в установленных географических и стратиграфических соотношениях.
Для понимания эволюционных процессов нужно знать протяженность тех промежутков времени, в которые они происходили. Это означает необходимость учитывать несколько различных аспектов геологического времени. Один из них состоит лишь в том, что периоды геологического времени настолько продолжительны, что это выходит за рамки наших обычных представлений, даже если речь идет об относительно недавних эпохах. Например, самая последняя часть последней законченной геологической эпохи — поздний плейстоцен — это период протяженностью 115 000 лет, что более чем в 50 раз длиннее всей нашей письменной истории и эквивалентно по протяженности жизни 4600 поколений современных людей. Значение этих огромных промежутков времени становится еще более ощутимым, если речь идет о более ранних эпохах, таких, как плейстоцен в целом — почти 2 млн. лет, плиоцен — 3 млн. лет и миоцен — 20 млн. лет. […] Однако парадокс геологического прошлого заключается в том, что при всей грандиозности промежутков времени процессы жизни, происходившие внутри них, действовали на основе повседневных биологических закономерностей» (с. 32–33).
«Для разрешения проблемы происхождения и эволюции человека необходимо изучать костные остатки древнейших и древних людей в неразрывной связи с условиями жизни этих людей, со способами добывания средств к существованию и характером орудий производства. Антропология должна обращаться, таким образом, к результатам исследований геологов, палеонтологов, палеографов и археологов» (с. 213).
Археологи первый период в истории человечества называют Каменным веком, в котором выделяют три эпохи: палеолит, мезолит и неолит. Это разделение на эпохи, а также более дробное разделение палеолита на ранний, средний и поздний проводится на основании орудий производства, изготовленных человеком.
«Каменные орудия, образующие первичный материал ранней археологической летописи, по-разному классифицируются учеными в соответствии со способом их производства, различиями по характеру выполнения и функциональной значимостью. Одна из таких классификаций предложена Дж. Г. Д. Кларком (Clark, 1968), выделившим пять основных типов изготовления орудий (табл. 2.2). […]
| Способ производства | Характеристика | Название культуры | Распространение |
|---|---|---|---|
| Способ 1 | Простое прямое воздействие путем удара с получением отщепов и чопперов | Олдувайская | Начиная с раннего плейстоцена (особенно в Африке, но встречается повсеместно) |
| Способ 2 | Производство крупных отщепов с обильной ретушью; ручные рубила | Ашельская (шельская) (аббевильская) (карари) (нижний палеолит) | Ранний и средний плейстоцен, широко распространен в Африке, Европе и некоторых частях Азии |
| Способ 3 | Систематическая подготовка нуклеусов до производства отщепов | Мустьерская, леваллуазская (средний палеолит) | Начальные стадии позднего плейстоцена в Европе и Африке |
| Способ 4 | Производство ножевидных пластин с уменьшенной площадкой | Ориньякская, граветт (верхний палеолит) | На протяжении позднего плейстоцена во многих частях земного шара, особенно в Европе; различные культуры с различным распространением |
| Способ 5 | Производство микролитических отщепов и пластин с ретушьюВилтон, натуфийская, маглемозийская (мезолит и неолит) | Глобальное постплейстоценовое распространение и ограниченное присутствие в позднем плейстоцене |
Основная форма обработки камня заключалась в оббивке кусков камня с получением чопперов и отщепов с простым, но эффективным режущим краем (способ 1). Второй способ принципиально отличается от первого тем, что в процессе производства от нуклеусов отделяются значительно более крупные отщепы, которые затем подвергаются обработке ретушью. Преимущественная форма орудий — ручные рубила с характерной вторичной оббивкой по обеим сторонам. Технологический прогресс третьего способа состоит в подготовке нуклеусов до отделения от них отщепов. Этим достигалось получение отщепов определенного размера и формы, а также более эффективное использование сырья. Способ 3 в значительной мере сходен со способом 4, продолжающим традицию обработки нуклеусов, но производящим не отщепы, а длинные ножевидные пластины с редуцированными, почти точечными ударными площадками. Способ 5 также продолжает традицию миниатюризации каменных орудий, включая производство большого числа очень мелких пластин, как правило, отретушированных.
Следует подчеркнуть, что это технологическая, а не типологическая или хронологическая классификация, которая предназначена лишь для описания способов производства каменных орудий. Во многих археологических памятниках наблюдаются признаки использования не менее двух способов изготовления орудий, причем изменения могли происходить не обязательно в одном направлении. Однако, несмотря на все сложности, можно все же выделить отчетливые типы изменчивости технологических приемов.
Существует общая хронологическая тенденция в отношении указанных способов производства (рис. 2.16). […]
Рис. 2.16. Классификация ранних фаз первобытной истории, в связи с геологической и временной шкалой и технологическими приемами (см. табл. 2.2.) (Isaac, 1972, р. 384, с изменениями)» (с. 59–63).
Ранние этапы эволюции человекообразных обезьян, которые привели в конце концов к человеку, а также к современным человекообразным обезьянам, реконструируются с большим трудом. Основная причина — малое количество и фрагментарность находок в древних слоях (более 8—10 млн. лет). Многие антропологи на основании анализа нескольких находок ставят в основании филогенетического ствола человека древних человекообразных обезьян — дриоптековых.
Дриопитеки
«В этой книге вымершие Dryopithecinae рассматриваются как одно из трех подсемейств, образующих семейство Hominidae (в два других подсемейства входят крупные человекообразные обезьяны, человек и вымершие «почти люди»). […]
Dryopithecinae («древесные обезьяны») — это ранние человекообразные обезьяны, которые, вероятно, появились в Африке в миоцене и пришли в Европу во время пересыхания доисторического моря Тетис. Группы этих обезьян лазали по дубам и субтропическим деревьям и раскачивались на их ветвях. Они, кажется, питались плодами, поскольку их коренные зубы, покрытые тонким слоем эмали, не были приспособлены для пережевывания грубой пищи. Относящийся к этому подсемейству Dryopithecus, живший 11,5–9 миллионов лет назад, может считаться наряду с африканским Kenyopithecus […] одним из ранних представителей семейства Hominidae. […]
Dryopithecus имел широкие, низкие резцы, длинные нижние клыки и короткие примитивные коренные зубы. Существовало два вида дриопитеков, представи тели одного из них были крупнее, чем другого. Время — средний и поздний миоцен. Место — Европа. […] Ранние гоминоиды объединяются в семейство Proconsulidae, которое существовало 22–15 миллионов лет назад и, возможно, явилось предком человекообразных обезьян и человека. […]
Proconsul, к этому виду относились некоторые крупные ранние гоминоиды, превышавшие по размерам низших обезьян; своим несколько выступавшим вперед лицом они были похожи на шимпанзе» (с. 80–81).
Рамапитеки
«До недавнего времени предком гоминид большинство палеонтологов считали рамапитека. Его обычно рассматривали как самостоятельный род высокоразвитых гоминоидов, обитавших в Афревразии примерно от 14 до 10 (8) млн. лет назад.
Первую обезьяну такого типа нашел Дж. Льюис в 1932 г. в Северной Индии. Она описана в 1934 г. под названием «короткомордный рамапитек». Предположительный геологический возраст — 10–12 млн. лет. Обнаруженные челюсти отличались от челюстей классических дриоптеков укороченностью зубной дуги, имевшей, как полагали, параболическую форму, округленную спереди, с уменьшенными клыками и резцами. Клыки не выступали из зубных рядов, а первый нижний предкоренной зуб не был вытянутым, как у понгид, а двубугорковым, как у человека. Отсутствовали диастемы — промежутки в зубном ряду для захождения крупных клыков.
Считали, что эти признаки сближают рамапитека с человеком, и, следовательно, позволяют провести морфологическое разграничение с современными ему обезьянами, отличающимися более примитивным строением зубочелюстного аппарата. Анатомические различия между рамапитеками и другими гоминоидами и считались доказательством уже происшедшего в миоцене расхождения линий человека и крупных человекообразных обезьян.
Сейчас обнаружены новые многочисленные очаги эволюции гоминоидов: в Восточной Африке (Кения), Южной и Восточной Азии (Индия, Пакистан, КНР), Передней Азии (Турция), Центральной и Южной Европе (ВНР, Греция). Многие из находок показали широкую распространенность рамапитеков и близких к ним форм в Старом Свете на границе миоцена и плиоцена».
Особый интерес представляют фрагменты челюстей так называемого кениапитека, открытого английским антропологом и археологом Л. Лики в 1961 г. в Кении. Для его челюстей характерны укороченность передней части зубной дуги и другие черты рамапитека. На основании обнаруженного сходства американский палеонтолог Д. Пилбим в 1966 г. предположил объединить кениапитека в один род и даже в один вид с североиндийским рамапитеком под общим названием «рамапитек пенджабский» (с. 40–41).
Австралопитеки
«В 1924 г. профессору Иоханнесбургского университета Р. Дарту был доставлен череп из местечка Таунг (ЮАР). […]
Череп из Таунга оказался довольно необычным. Хотя он и принадлежал ребенку (его так и называли — «бэби из Таунга»), объем мозга был достаточно велик — 520 см3, в то время как объем[2] мозга взрослого шимпанзе — всего 320–480 см. Череп узкий и высокий, а не низкий, приплюснутый и широкий, как у обезьян. Почти не выделяются надбровные дуги. Зубы весьма схожи с человеческими.
Засушливое плоскогорье, где обитал этот обезьяночеловек, отделялось от реки Замбези широким открытым пространством. […]
Дарт назвал нового ископаемого австралопитеком (Australopithecus), т. е. южной обезьяной, и высказал предположение, что это связующее звено между высшей обезьяной и ранним человеком. Однако, по выражению самого Дарта, он «не сумел никого убедить в том, что его бэби — предок». Дело в том, что находка в течение 12 лет была уникальной — вплоть до 1936 г. ничего похожего найдено не было.
В 1936 г. в Стеркфонтейне (также недалеко от Йоханнесбурга) при взрывных работах в пещере Р. Брум обнаруживает обломки черепа австралопитека, но с некоторыми своеобразными чертами. В 1938 г. там же (у Кромдрая) находят обломки черепа нового вида австралопитека, выделенного Брумом в особый род — плезиантроп «парантроп массивный» (греч. «родственник человека»). […]
Специалисты приходят к выводу, что австралопитеки «уже в значительной степени перешли от фруктов и растений к употреблению мясной пищи». Мнение Дарта начинают признавать даже его противники.
В 1947 г. Брум в Стеркфонтейне находит остатки двух черепов — юноши и ребенка, а в 1948 г. очередной взрыв выбросил почти целый женский череп. Постепенно собирается коллекция из 200 зубов, пяти целых и восьми неполных черепов австралопитековых. И всюду останки австралопитековых сопровождаются останками обезьян бабуинов с разбитыми черепами.
Дарт обследовал 42 черепа бабуинов, найденных в Южной Африке, и обнаружил, что 27 из них имели следы ударов, нанесенных спереди, а 6 — следы ударов, нанесенных сзади. Чем же австралопитек мог пробивать черепа? Исследовав более 7 тыс. костей, найденных в Макапансгате (ЮАР), Дарт пришел к выводу, что австралопитеки изготовляли разнообразные орудия из костей животных. Вполне возможно, что они просто пользовались необработанными костями как орудиями. 7 тыс. костей принадлежали по меньшей мере 400 животных. В их числе были: 39 антилоп куду, 100 газелей, 20 кабанов, 4 ископаемые лошади, 6 жирафов, 5 носорогов и гиппопотамов и 45 бабуинов. Кроме того, австралопитеки охотились на дикобразов, черепах, крабов.
В настоящее время найдены уже целые скелеты, несколько десятков черепов, кости конечностей, таза и тысячи зубов австралопитековых. Сложилось четкое представление об облике ископаемых антропоидов. Австралопитеки имели прямую походку, пользовались орудиями из кости (правда, еще нет убедительных доказательств того, что они изготовляли орудия) и (что важно) питались мясной пищей. А она, как писал Энгельс, играла значительную роль в эволюции человека. Древность австралопитековых определяли вначале 1 млн. лет, а потом — 5–6 млн. лет. Австралопитековые — наиболее вероятные предки человека» (с. 28–30).
Хрисанфова Е. Н., Мажу га П.М. «Очерки эволюции человека», 1985:
«Сейчас принято подразделять австралопитеков на хронологически более древних грацильных (классический, южноафриканский австралопитек) и массивных, или парантропов.
Среди последних обычно в качестве отдельных видов рассматривают массивного южноафриканского австралопитека — робустуса — и восточноафриканского австралопитека бойсова, или зинджантропа. Однако есть и точка зрения, что обе эти формы гоминид можно объединить в общую группу парантропов.
Самая яркая отличительная черта австралопитеков — прямохождение. О нем свидетельствует, в первую очередь, строение тазового пояса — лучшего показателя разграничения двуногих и четвероногих форм приматов. Высокая и узкая тазовая кость обезьяны с прямыми передним и задним краями резко отличается от тазовой кости человека с укороченной нижней частью и расширенным крылом (похожа на веер с короткой ручкой).[„.]
Прямохождение относится к древнейшим приобретениям человека. Об этом свидетельствуют сенсационные находки двуногих австралопитеков в Эфиопии и Танзании, возраст которых превышал 3 и даже 4 млн. лет. […] Замечательная находка сделана в ноябре 1974 г. Был обнаружен скелет молодой женской особи. Исследователи назвали ее «Люси» (по каталогу остатки известны под номером AL2881). Пока это самая полная находка австралопитека такой древности (ее геологический возраст около 3 млн лет): сохранилось примерно 40 % всех костей, среди них 52 крупные части и многочисленные мелкие фрагменты.
Впервые оказалось возможным с достаточной степенью точности охарактеризовать некоторые черты внешнего облика австралопитеков. Очень своеобразны пропорции конечностей. О них можно судить на основании длин плечевой и бедренной костей. Их соотношение (плечебедренный индекс) имеет величину около 84, что намного выше, чем в среднем у современного человека (68,8—73,9). Но следует учесть, что у длинноруких человекообразных обезьян этот индекс всегда в той или иной степени превосходит 100. […]
Точная реконструкция длины тела австралопитеков на основе расчетных формул для современных человеческих популяций осложняется из-за этих различий в пропорциях. Видимо, в наибольшей степени приближается к действительному определению роста «Люси» по длине ее бедра: всего 108 см.
Вывод о малорослости раннего австралопитека можно подтвердить и другими данными. В Летоли (Танзания) М. Лики обнаружила уникальные отпечатки стоп еще более древнего гоминида (3,6–3,8 млн. лет). […]
Длина следа этого двуногого равна примерно 15,5 см. Поскольку у человека она составляет около 15 % роста, вероятная длина тела танзанийского австралопитека 103 см. Это очень близко к росту эфиопского австралопитека.
Подобные малорослые грацильные австралопитеки жили в Южной Африке: на основе реконструкции бедренных костей вычислена длина их тела — около 108–109 см» (с.49–52).
Австралопитек из Афара
«Australopitecus afarensis («южная обезьяна из Афара»), первый известный нам «обезьяночеловек», вероятно, произошел от какоголибо позднего дриопитецина около 4 миллионов лет назад. Он получил свое имя по находкам в так называемом Северном Афарском треугольнике в Эфиопии, но ископаемые останки афарского австралопитека были также обнаружены в Омо (Эфиопия) и в Лаэтоли (Танзания) — местонахождении древнейших известных отпечатков человеческих следов.
Это существо было похоже на маленького, но прямостоящего шимпанзе. Некоторые специалисты считают более крупных особей самцами, а меньших — самками; другие думают, что они относятся к совершенно разным видам. Встречались взрослые образцы, не превосходящие по своим размерам шестилетнюю девочку, массой всего лишь 65 фунтов (30 кг). Мозг их был немного больше, чем у шимпанзе, и, вероятно, еще не мог управлять речью.
Лицо было таким, как у человекообразных обезьян: с низким лбом, надглазничным валиком, плоским носом, срезанным подбородком, но выступающими вперед челюстями с массивными коренными зубами. Передние зубы имели щербины, очевидно, потому, что ими пользовались как орудиями для хватания. […] Почти нет сомнения, что до того, как афарские австралопитеки вымерли 2,5 миллиона лет назад, от них прямо или косвенно произошли другие австралопитецины и наш род Homo (с. 102–103).
Австралопитек африканский
Australopithcus africanus («африканская южная обезьяна») расселился на Земле приблизительно 3 миллиона лет назад и прекратил свое существование около миллиона лет до наших дней. Он, вероятно, произошел от Australopithecus afarensis. […]
Большинство ископаемых находок обнаружены впещере Стеркфонтейн в Южной Африке. Другие находки говорят о том, что африканус обитал также в Эфиопии, Кении и Танзании. […] По сравнительному соотношению размеров мозга и тела африканус занимает промежуточное положение между современными и человекообразными обезьянами и людьми» (с. 104).
Австралопитеки массивныеАвстралопитек могучий
«Австралопитек могучий (Australopithecus robustus), которого одно время называли парантропусом (Paranthropus — «околочеловек»), был более крупным и лучше развитым физически, нежели австралопитек африканский. […]
Австралопитек могучий был такого же роста, как многие европейские женщины — 1,6 м, но весил меньше, чем большинство из них, — около 50 кг. По сравнению с африканусом у него был более крупный и плоский череп, вмещавший более крупный мозг — около 550 см3, и более широкое лицо. К высокому черепному гребню были прикреплены мощные мышцы, приводившие в движение массивные челюсти. […] При этом коренные зубы у большинства известных нам экземпляров обычно сильно изношены, несмотря на то, что они были покрыты толстым слоем прочной эмали. Это может свидетельствовать о том, что животные питались твердой, жесткой пищей, в частности, зернами злаков.
По всей видимости, австралопитек могучий появился около 2,5 миллиона лет назад. Все останки представителей этого вида найдены в Южной Африке, в пещерах, куда их, вероятно, затащили хищные звери. Вымер этот вид около 1,5 миллиона лет назад. От него, возможно, произошел австралопитек Бойса. […]
Австралопитек Бойса
Этот наиболее крупный и сильный из всех австралопитеков получил свое название в честь английского бизнесмена Чарльза Бойса, помогавшего финансировать палеонтологические исследования в Восточной Африке, в результате которых в 1959 г. был найден неизвестный ранее науке вид «южных обезьян». Первоначально Australopithecus boisei именовался Zinjanthropus, что означает «восточноафриканский человек». Время его существования — от 2,5 до 1 миллиона лет назад» (с. 106–108).
Образ жизни австралопитековых
«К основным источникам, на которых основаны попытки осмыслить и реконструировать образ жизни древнейших создателей орудий, относятся прежде всего их костные останки; сопутствующие предметы материальной культуры; останки фауны; характерные признаки стоянок, где встречаются перечисленные выше виды материала; а также, последнее по счету, но не по значению, образ жизни шимпанзе и гориллы. К этому необходимо добавить все данные о палеоклимате, полученные в результате изучения литологии слоев, содержащих ископаемые останки.
Судя по данным о палеоклимате, полученным при анализе брекчии трансваальских пещер, наиболее вероятно, что природная среда, в которой обитали австралопитековые, была в этом регионе несколько засушливее чем теперь. […] Большие размеры мозга и характерные особенности скелета свидетельствуют о том, что те операции, которые делает шимпанзе, австралопитековые должны были выполнять намного лучше; более того, сам объем их операций был шире, чем у шимпанзе. […]
Переход от жизни в лесу к жизни в саваннах повлек за собой изменение характера питания. Первоначальное употребление исключительно растительной пищи сменилось всеядностью, причем мясо приобретало всевозрастающее значение. […]
Надо полагать, однако, что в условиях саванн значительно возросшие источники получения животного белка наряду с нерегулярным потреблением фруктов должны были всячески содействовать характерной для ранних гоминид склонности к охоте. Другая вероятная причина особого значения животной пищи могла заключаться в необходимости пополнения сокращающихся растительных ресурсов природной среды, которая становилась все более и более засушливой (с. 57–59).
Базовая стоянка является одной из наиболее важных, ^характерных черт образа жизни ранних гоминид, поскольку она представляет собой место длительного, хотя и временного обитания. Существование базовых стоянок, вероятно, может быть объяснено продлением периода несамостоятельности молодых членов коллектива и большей их зависимостью от взрослых, что придает особое значение отношениям матери и ребенка. Исходя из сроков прорезывания зубов у австралопитековых, эта зависимость длилась примерно столько же, сколько и у современного человека. Исследования приматов показывают, что подобное удлинение периода, предшествующего достижению полной зрелости, тесно связано с усвоением навыков и образа поведения, необходимых для самостоятельной жизни. Молодой шимпанзе достигает самостоятельности между семью и восемью годами, и передача более сложных навыков, которыми владели ранние гоминиды, должна была потребовать еще более длительного времени. Возникновение базовых стоянок, таким образом, может рассматриваться как следствие ограничения подвижности коллектива, обусловленное длительным периодом обучения. […]
Все эти древние стоянки находились у воды, что, возможно, отражает неспособность человека жить вдали от постоянных водных источников. И человек, и животные, бесспорно, отдавали предпочтение именно таким районам. Вероятно, не существовало и соответствующих средств для хранения и транспортировки воды, а стоянки, расположенные у воды, обеспечивали не только наилучшие возможности для охоты, но и постоянное снабжение водой для утоления жажды, которая непременно возникала в результате употребления в пищу сырого мяса (мясо, безусловно, использовалось в сыром виде). Возможно, именно этими причинами руководствовались при выборе места для стоянки, что в то же время могло быть связано с густым растительным покровом, типичным для расположенных близ воды участков в тропиках. Это не только давало изобилие растительной пищи, но и позволяло укрываться на деревьях в целях защиты от крупных хищников. Очевидно также, что использование палок и камней должно было служить одним из средств самозащиты. С другой стороны, уменьшение размеров клыков — одна из характерных особенностей расположения зубов у австралопитековых — совпало с более широким и более эффективным применением орудий, явилось его прямым результатом. Как было отмечено по результатам наблюдений, шимпанзе бросали палки и использовали их в качестве дубинок против леопардов. На стоянках встречается много необработанных камней — манупортов, как их называют Лики. Обнаруженное на участке в основании слоя I Олдувайского ущелья скопление необработанных камней, расположенных в круговом порядке, помимо любого прочего назначения могло служить запасом оборонительных средств для защиты от животных, особенно в ночные часы, съестных припасов (с. 65–67).
В настоящее время не существует надежных методов, с помощью которых можно было бы определить численность коллектива гоминид, однако размеры участка, занимаемого базовой стоянкой, дают основания полагать, что эти коллективы были невелики. Вместе с тем вполне вероятно, что действительная их численность фактически непрерывно менялась. Было подсчитано, что ископаемые останки австралопитековых из пещеры Сварткранс принадлежат 50–70 особям. Но, разумеется, это количество должно быть распространено на весь период, который потребовался для аккумуляции брекчией всех эти останков. Стаи, по всей вероятности, состояли из членов двух-трех сходных по составу семей, включавших матерей с детенышами и, возможно, трех-четырех взрослых самцов. Все члены стаи находились во взаимозависимости и делили между собой добычу, полученную охотой и собирательством. В самом деле, раздел пищи является основной характеристикой человеческого общества и одним из важнейших различий в образе жизни человека и млекопитающих (с. 65–66).
[…] По мере увеличения наших знаний об образе жизни африканских человекообразных обезьян становится все более очевидным, что австралопитековые не были агрессивными «вооруженными убийцами». […]
В основе агрессивности современного человека и многих животных лежит необходимость защиты своей территории, но для африканских человекообразных обезьян энергичная деятельность подобного рода, судя по наблюдениям, нехарактерна. К тому же, как мы уже видели, их коллективы, по существу, открыты для доступа, и состав их часто меняется. Следовательно, выделение определенной территории, признание ее своей собственностью, должно было появиться в человеческом обществе уже в достаточно поздние периоды плейстоцена» (с. 59–60).
Человек умелый (Homo habilis)
[…] Первоначально его назвали «презинджантроп (то есть предшественник зинджантропа), поскольку останки его обнаружили в немного более глубоком горизонте. Однако в дальнейшем выяснилось, что презинджантроп был современником зинджантропа. […]
Впрочем, последнее название просуществовало недолго. Дело в том, что в «слое зинджа» еще в 1959 г. были найдены и камни со следами искусственной обработки. Чаще всего это были гальки размером от грецкого ореха до 7—10 см, с немногочисленными сколами рабочего края и естественным округлением поверхности — торцом, заменявшим рукоятку. Такое примитивное «праорудие» получило название «чоппер», то есть «ударник», а сама эта древнейшая каменная культура стала именоваться галечной, или олдувайской, — по имени ущелья.
Кто же был ее творцом? Первоначально предполагалось, что это был зинджантроп, однако после новых открытий стало очевидно: или орудия изготовлял более продвинувшийся по пути гоминизации презинджантроп, или оба обитателя берегов ископаемого озера были способны к такой начальной обработке камня.
Первое казалось вероятным, особенно после того, как выяснилось, что чопперы в 7 случаях были обнаружены вместе с костями презинджантропа.
В 1964 г. Л. Лики (Кения), Ф. Тобайяс (ЮАР) и Дж. Нэйпир (Англия) выделили по этим находкам новый вид Homo habilis (гомо хабилис — человек умелый)» (С. 55–56).
«Homo habilis представлял собой двуногое существо ростом 120–140 см. Верхняя и нижняя челюсти были меньше, чем у австралопитека бойсеи (зинджа), но почти не отличались от челюстей питекантропа и современного человека. Кисть руки человека «умелого» была способна к силовому захвату большой мощности; об этом свидетельствовали широкие ногтевые фаланги и массивные трубчатые кости кисти (Хрисанфова, 1967). Морфологически Homo habilis тесно примыкает к австропитековым. Некоторые исследователи (Якимов, 1976; Кочеткова, 1969) не отделяют его от австралопитековых. Другие же объединяют человека «умелого» с питекантропами, синантропами и атлантропами в один вид — Homo erectus (человек прямоходящий). […]
Озеро (или водный поток), существовавшее на месте нынешнего Олдувайского ущелья около 2 млн. лет назад, привлекало на свои берега разнообразных животных, а также людей. […] В самом низу — слой (I) толщиной до 40 м. Именно здесь были обнаружены останки австралопитековых — зинджантропа и человека «умелого» и вместе с ним самые древние орудия человека, названные олдувайскими. Возраст этих находок по калийаргону — 1,75—1,85 млн. лет» (с. 32–33).
«Homo habilis («человек умелый»), по общему мнению, представлял собой первый известный вид нашего рода Homo. У Homo сравнительно более крупный мозг, чем у австралопитека; таким образом, мозговая коробка была больше, а лицо меньше и менее выдвинуто вперед, коренные зубы тоже были сравнительно меньше, но резцы крупнее, и зубной ряд имел открытую форму, похожую на латинскую букву U. Руки были короче по сравнению с ногами, а форма тазовых костей позволяла как ходить на двух ногах, так и рожать детей с крупными головами.
Ростом Homo habilis был не выше 5 футов (1,5 м). Его лицо имело еще архаичную форму с надглазничными валиками, плоским носом и выступающими вперед челюстями. Но голова человека умелого стала более округлой формы, чем у австралопитеков; мозг также стал крупнее, хотя и составлял все еще лишь половину нашего. Выпуклость внутри тонкостенного черепа говорит о наличии у них центра Брока — центра речи, но гортань, возможно, еще не была способна производить столько же звуков, сколько наша гортань. Челюсти были менее массивные, чем у австралопитека; кости рук и бедер кажутся более современными, а ноги имели уже вполне современную форму.
Этот вид существовал около 2–1,5 миллиона лет назад, а возможно, и более длительное время. Он произошел, вероятно, от Australopithecus afarensis или africanus. Но отдельные архаичные особенности его анатомии заставляют некоторых ученых причислять все ранние находки Homo habilis к австралопитекам» (с. 110).
«[…]Средняя емкость мозгового черепа у четырех хабилисов составляет 642 см3, а возможно, и выше. Сейчас заново переисследована самая первая находка хабилиса презинджантропа 1960 г. Это была молодая особь 11–12 лет. Повторное определение известным специалистом по изучению мозга ископаемых приматов Р. Холоуэем объема ее эндокрана, реконструированного Ф. Тобайясом на основе двух теменных костей, дало значение примерно 700–750 см3. Правда, не все согласны с такой высокой цифрой: другой специалист М. Вольпофф приводит, например, более скромную величину — 570–605 см3. И все же в обоих случаях мозг малорослого презинджантропа оказался более крупным, чем у массивного зинджантропа, имевшего емкость черепа всего 530 см3» (с. 58).
«Человек умелый жил в Восточной Африке и, возможно, в Южной Африке («Telanthropus») и в Юго-Восточной Азии («Meganthropus»). […]
Ранние следы материальной культуры
Ранний человек был медлительнее и слабее, чем крупные хищники, и не имел такого естественного оружия, как клыки и когти. И все-таки ранние гоминиды научились компенсировать эти недостатки. Они стали придавать кускам камня, костей и дерева форму, позволяющую резать, скрести и копать. В отличие от клыков и когтей, такие орудия можно было собирать, хранить или по своему желанию менять одно на другое. Со временем эти орудия дали человеку беспрецедентную власть над окружающей средой.
Первыми орудиями, вероятно, были осколки костей, острые палки и подносы из коры для сбора пищи. Такие, в основном непрочные орудия не сохранились. Но камень оказался долговечнее. Мы знаем, что ранние гоминиды в Эфиопии сознательно расщепляли небольшие камни, возможно для того чтобы получить твердые, острые края для резки мяса» (с. 111–112).
Образ жизни и труда Homo habilis
«[…] Каменные орудия на жилых стоянках являются для нас еще более убедительным свидетельством того, что человек главным образом в поисках и приготовлении пищи, а также самозащиты полагался на отобранные или изготовленные своими собственными руками орудия. Оставив на время спорные «орудия» из костей в пещерах Южной Африки, обратим внимание на не вызывающие сомнений в своем назначении каменные орудия, относящиеся к жизни на определенном месте и представляющие собой не оружие, а хозяйственный инвентарь. Эти орудия относятся к культуре, которая получила название «олдувайская», по характерной стоянке в Олдувайском ущелье. […]
Жилые стоянки обнаружены в слое I и в основании слоя II Олдувайского ущелья. Они дают уникальные данные о характере поселений ранних гоминид. Эти стоянки представляют собой небольшие скопления хозяйственных отходов. Один такой участок (FLKI), с которым связано обнаружение зинджантропа — овальной формы, размером 21X15 футов — содержал некоторое количество костных фрагментов, каменные орудия и стружку. На стоянках находят необработанные камни, принесенные издалека, — манупорты и камни, которыми колотили и наносили сильные удары. Здесь встречаются каменные орудия, выполненные техникой скола, — чопперы с одно или двусторонней обработкой, придающей рубящему краю неправильную форму; многогранники, дискоиды, скребки, сверла и сфероиды, а также некоторое количество использовавшихся в качестве орудий отщепов. Встречаются и неиспользованные отщепы. Господствуют три основных вида орудий: камни-многогранники для нанесения удара, чопперы и ножи из отщепов. Их производство не содержит никакого секрета; это орудия малых размеров, для выделки которых не существовало каких-либо установленных норм. Однако рубящие края орудий из отщепов явно свидетельствуют о наличии зачаточных знаний по обработке камня. Подобные коллекции орудий могут относиться к самому началу эпохи обработки камня. […]
Одна особенно интересная базовая стоянка (DKI), обнаруженная в самом основании Олдувайского ущелья, содержит четко выделенное скопление камней вместе с обычными отходами обработки камня и кости, а также орудиями олдувайской культуры. Это позволяет предположить намеренное складывание камней, возможно, в форме какого-либо укрытия. […]
Орудия олдувайской культуры из слоя I Олдувайского ущелья: 1,2 — отщепы с несколькими сколами; 3 — обработанный каменный желвак с выемчатым лезвием, носящим следы использования; 4.5 — чопперы с двусторонней обработкой; б — скребок из отщепа; 7 — проторубило; 8 — чоппер с односторонней обработкой. Кварц и лава.
Укоренилось неправильное представление, что олдувайские орудия изготовлялись из гальки, и термин «галечная культура» употреблялся в качестве синонима термина «олдувайская культура». Там, где галька и булыжник встречались в большом количестве, они действительно часто использовались, но исследования в Олдувае показали, что для изготовления орудий в равной мере применялись глыбы и крупные куски лавы и кварца. Помимо Олдувайского ущелья существует очень много стоянок, где были обнаружены точно датируемые материальные предметы олдувайской культуры. Такие стоянки встречаются в древнейших отложениях осадочных пород Атлантического побережья Марокко и в речных осадочных отложениях в Айн Ханеш (Тунис).
[…] Многочисленные многогранники и другие крупные камни служили, по-видимому, не только для дробления костей и разделки плотных кусков кожи животных (также употребляемой в пищу современными охотниками), но и для раскалывания орехов и толчения волокнистых частей растений. Как показал эксперимент, так называемые чопперы могут эффективно использоваться для заострения палки, которой легко выкопать скрытые в земле съедобные растения или обитающих в норах мелких животных; чопперы могут также употребляться для резки, если их использовать по принципу работы пилы. Необработанные отщепы представляют собой эффективные орудия для резки и свежевания. Встречающиеся время от времени на костях следы износа также предполагают их использование (хотя и не преднамеренную обработку) гоминидами. На двух сломанных костях, обнаруженных вместе с материалом олдувайской культуры в слое I (FLK NNI и FLK северный), заметны бороздчатые следы и отшлифованная поверхность, которые сходны со следами изнашивания, получающимися в результате скобления кожи или копки земли. […]
Таким образом, орудия олдувайской культуры представляют собой основной инвентарь, необходимый для того, чтобы обеспечить снабжение разнообразной растительной и животной пищей, которая доставлялась на базовую стоянку. Очевидные свидетельства подобного образа жизни дают нам костные останки животных, обнаруживаемые на стоянках, однако детали до сих пор не опубликованы. По описанию фаунистических останков с одной стоянки (FLKI), они принадлежали в основном животным мелких и средних размеров, хотя в то же время там встречались кости и более крупных животных. Находки отдельных особей, как правило, состоят только из немногих частей скелета, что в наибольшей степени относится к немногочисленным находкам крупных животных. Это, по всей вероятности, указывает на важную роль, которую играло употребление в пищу падали в дополнение к питанию мясом, хотя вместе с тем это может отражать обычаи охотников, по которым туши убитых животных разделывались и частично съедались или же распределялись вне пределов базовой стоянки. […] Отдельные животные вместе с тем могли служить добычей лишь при наличии навыков коллективной охоты, и новейшие исследования охотничьих привычек шимпанзе показали, что к настоящему времени навык коллективной охоты стал у них неотъемлемой частью образа жизни (с. 60–64).
Подходя к исследованию доисторического периода через изучение приматов, в особенности шимпанзе, наиболее близких из ныне существующих родственников человека, мы получаем возможность определить минимальный уровень умственного и социально-экономического развития, который был достигнут гоминидами раннего плейстоцена. То, что было в действительности, находится посередине, хотя, пожалуй, несколько ближе к шимпанзе.
На тесную связь между эволюцией мозга и развитием технических навыков было обращено особое внимание [255]. Более эффективное приспособление к охотничье-собирательскому образу жизни явилось следствием развития технических навыков, что, в свою очередь, оказалось возможным в результате увеличения частей мозга, связанных с умением передвигаться и способностью к общению. Таким образом, культурная эволюция и увеличение размеров мозга находятся по отношению друг к другу в прямой зависимости. Сравнительная быстрота, с которой (как предполагается) австралопитек африканский превратился в Homo habilis (в то время как австралопитек массивный оставался биологически законсервированным, пока не вымер в результате борьбы за существование), оказалась возможной лишь благодаря умелому изготовлению и использованию орудий, что впервые практиковалось грациальным видом» (с. 67–68).
Филогения гоминид
«Значительное увеличение числа ископаемых находок, а также улучшение их сохранности позволяют нам с некоторой точностью реконструировать процесс филогении гоминид. Ушли в прошлое представления об однолинейном характере эволюции, где, как по лестнице, осуществляется переход к высшим формам. На смену им пришла более разнообразная и сложная эволюционная история. Однако даже сейчас наука не пришла к полному согласию относительно всех деталей этой филогении (рис. 2.11)» (с. 5254).
Рис. 2.11. Альтернативные филогенетические схемы эволюции ранних гоминид: A. Walker, Leakey, 1978; В. Johanson, White, 1979.
Человек прямоходящий (Homo erectus) (Архантроп)
«Первые останки Homo erectus были найдены в 1891 г. на Яве Дюбуа (Dubois), который ввел для их обозначения родовое название Pithecantropus. Более поздние находки были сделаны на Яве Кенигсвальдом, Джекобом и Сартоне (Koenigswald, Jacob a. Sartone) в основном в районе Сангирана. Ископаемые останки обнаружены в двух геологических горизонтах: 1) тринильском, относящемся к среднему плейстоцену, абсолютный возраст которого оценен в 700 тыс. лет у основания и в 500 тыс. лет — у вершины. […] Найденные в триниле формы весьма однородны, и средний объем мозговой коробки (для 5 черепов) составляет 860 см. В их число включен, однако, и недавно найденный, хорошо сохранившийся череп (образец VIII) с объемом мозговой коробки 1029 см3. […]
Ископаемые останки из нижней пещеры Чжоу коудянь близ Пекина (их раньше относили к роду Sinanthropus) характеризуются более прогрессивной морфологией, чем яванские останки, и относятся они к более позднему времени, чем формы, найденные на Яве. Объем мозговой коробки варьирует от 915 до 1225 см. Вейденрейх провел детальное сравнение всех ископаемых, обнаруженных на Яве и вблизи Пекина. Из 120 морфологических признаков синантропа 74 можно было использовать для прямого сравнения. При этом оказалось, что по 57 признакам (из 74) обе формы весьма сходны; выраженные различия отмечены лишь по 4 признакам. […]
Ископаемые останки Homo erectus в Европе и в Африке крайне скудны. Они относятся примерно к тому же периоду, что и пекинская или трипильская формы, и сходны с последними по многим признакам, […] лучше сохранившегося черепа из Петралопы объем мозговой коробки составляет лишь 1120 см (с. 88–89).
В таблице 4.2 перечислены ископаемые останки, которые обычно относят к этому виду, с указанием географического местоположения находок, (сокращенный вариант).
| Страна | Место находки | Что найдено | Общепринятое наименование | Возраст находки или геологический горизонт |
|---|---|---|---|---|
| Ява | Триниль | Крыша черепа и бедренная кость | Питекантроп I (P. erectus) | Тринильский, 500–700 тыс. лет |
| Ява | Сангирап | Крыша черепа | Питекантроп II (P. erectus) | Тринильский, 500–700 тыс. лет |
| Китай | Чжоу-коу | Примерно 14 индивидуумов (в основном черепа и зубы) | Синантроп (Sinanthropus pekinensis) | 300 тыс. лет |
| Алжир | Тернифин | 3 нижние челюсти и небольшой обломок теменной кости | Атлантроп (Atlanthropus mauritanicus) | 300 тыс. лет |
| Танзания | Олдувай | Фрагменты крыши черепа и несколько костей скелета | – | Верхний пласт II, 700 тыс. лет (пласт IV) |
| Германия | Гейдельберг | Нижняя челюсть | Homo heidelbergensis | Гюнцминдельское межледниковье |
| Греция | Петралона | Череп | – | Ср. плейстоцен |
Хотя мы знаем очень мало об этих западных формах, имеющиеся данные говорят о том, что они в целом соответствуют яванским и пекинским формам и относятся к одному с ними виду. При этом следует учитывать возможность значительной географической изменчивости в пределах вида. […]
У Homo erectus мы ясно обнаруживаем как «примитивные», так и более «прогрессивные» признаки и можем рассматривать его морфологический статус как промежуточный между Australopithecus и Homo sapiens.
Основные примитивные признаки Я. erectus таковы:
1. Кости черепа очень толстые.
2. Сильно развитый надглазничный валик, не прерывающийся на всем протяжении.
3. Очень покатый лоб.
4. Мощный затылочный гребень. […]
10. Массивная нижняя челюсть.
11. Отсутствие выдающегося вперед подбородка.
12. Образование нескольких подбородочных отверстий.
13. Крупные верхние резцы.
Прогрессивные признаки Н. erectus следующие:
1. Объем мозговой коробки превосходит минимальные величины для Н. sapiens; выпуклый черепной свод.
2. […]
3. Относительные размеры лицевого черепа меньше, чем у австралопитека.
4. […]
6. Зубная дуга параболической формы.
7. Морфология зубов ближе к Homo sapiens, чем к австралопитеку.
8. Начальная стадия развития подбородка (у пекинского человека).
9. Кости конечностей по размерам и пропорциям аналогичны костям Homo sapiens.
Особенность, которая бросается в глаза, — это резкое отличие формы черепа у Homo erectus от таковой у австралопитека, не исключая и наиболее развитых его форм, подобных «Н. habilis» (из Олдувая). […] Все имеющиеся данные указывают на то, что общая морфология скелета у Н. erectus и современного человека одинакова. Н. erectus обладал всеми необходимыми приспособлениями для прямохождения. […] Древнейшие останки Homo erectus, по-видимому, не старше 1 миллиона лет.
Мы не можем сказать, где именно произошел переход от австралопитека к Н. erectus, тем более, если согласиться с тем, что «мегантроп» представлял собой азиатскую разновидность австралопитека. […] Принято считать, однако, что предки гоминид обитали в Африке, и что именно на этом континенте происходила начальная стадия их эволюции. В пользу этого говорят находки ряда последовательных форм австралопитеков на Африканском материке и близкое родство человека и современных человекообразных обезьян, обитающих в Африке. Тем не менее стоит вспомнить о рамапитеке, существовавшем в Азии. Не исключено, что на Азиатском континенте происходила параллельная эволюция гоминид в направлении Homo. Наиболее вероятно, что более поздние формы австралопитеков или ранние формы Н. erectus распространились из Африки в Азию. Каков бы ни был истинный ход эволюции гоминид, можно быть уверенным в том, что с появлением Н. erectus гоминиды значительно расширили область своего обитания в Старом Свете, постепенно заселив более удаленные от экватора области и страны умеренного пояса. Имеются указания на то, что пекинский человек умел добывать огонь» (с. 91–92).
Ламберт Д. «Доисторический человек: Кембриджский путеводитель»,1991:
«Homo erectus жил от 1,6 миллиона до 200 тысяч лет назад, а возможно, и в течение более длительного периода. Появившись впервые, вероятно, в Африке, отдельные группы распространились потом в Европу, Восточную Азию (сюда относится пекинский человек, или Sinanthropus) и Юго-Восточную Азию (яванский человек, или Pithecantropus). По всей видимости, темпы эволюции отдельных изолированных популяций были различны.
Передовая технология, включавшая применение стандартного набора орудий труда, охота на крупную дичь, пользование огнем и усовершенствование методов строительства продвинули человека прямоходящего далеко вперед по сравнению с предшествовавшими ему гоминидами, предоставив этому виду возможность существовать в новых природных и климатических условиях» (с. 120–121).
Образ жизни
«Скопления костей и каменных орудий находят на тех местах, где семейные группы или более крупные объединения Homo erectus разбивали свои стоянки. Большинство из стоянок служило пристанищем лишь в течение нескольких дней, пока люди планировали охоту, свежевали туши убитых животных и делили между собой их мясо, собирали съедобные растения. […].
Но человек прямоходящий нередко сооружал и укрытия, которые известны по находкам в прохладных северных районах. В Торральбе и Амброне (Испания) обнаружены выложенные но кругу камни. Подобные каменные круги остаются и сейчас на местах установки эскимосских жилищ — сшитых из шкур шатров, средняя часть которых поддерживается центральным шестом, а края придавливаются к земле тяжелыми камнями. На стоянке Терра Амата близ французского города Ниццы на площади 90 кв. миль (235 км2) сохранились старые жилые площадки. […] Самые крупные хижины этой сезонной стоянки на морском берегу могли вмещать до 20 человек.
Близ Тотавеля во Французских Пиренеях и Чжоукоудяне около Пекина охотники жили в пещерах. По-видимому, в пещеру Араго (Франция) они приходили в те или иные сезоны вслед за мигрирующей дичью. Но обнаруженный в Чжоукоудяне слой пепла толщиной 19,7 футов (6 м), может быть, является следствием длительного пребывания людей.
Огонь был, по-видимому, знаком людям еще до появления Homo erectus. […] Но можно утверждать, что именно Homo erectus первым начал систематически использовать огонь для обогрева, приготовления пиши, защиты от хищников и для охоты на диких животных.
Для человечества все эти достижения означали важные изменения — культурное развитие теперь приобретало большее значение, чем биологическая эволюция (с. 134–135).
На ряде стоянок человека прямоходящего найдены серьезные доказательства того, что эти предприимчивые гоминиды не просто собирали растения и срезали мясо с туш убитых хищниками животных, но и сами активно охотились на крупную дичь, объединяясь для этого в группы с тем, чтобы спланировать и осуществить совместное преследование или засаду. Находки, обнаруженные на трех континентах, дают представление о приемах охоты и о животных, которые были ее объектом. […]
В Олоргесэйли (Кения) имеется одна стоянка с останками 50 обезьян — симопитеков. Древние люди, вероятно, забили дубинками целое спящее стадо этих крупных вымерших к настоящему времени бабуинов точно так же, как это еще делают и по сей день некоторые танзанийские племена, охотясь на современных потомков этих обезьян. […]
Самые впечатляющие данные из Азии относятся к пещере Чжоукоудянь близ Пекина. Здесь, судя по пещерным отложениям, человек прямоходящий убивал и поедал кабанов, бизонов, оленей, газелей, лошадей и носорогов. Разбитые кости человеческих конечностей и человеческие черепа с выломанным основанием свидетельствуют о том, что эти охотники были каннибалами, которые любили головной и костный мозг особей, принадлежащих к их же собственному виду. […]
Некоторые данные позволяют думать, что при этом они пользовались деревянными копьями с каменными наконечниками. Но, какие бы способы ни применялись, охота была связана с риском, и этим можно объяснить то, что большинство черепов Homo erectus имеют следы старых заживших повреждений» (с. 132–133).
Орудия труда
Ламберт Д. «Доисторический человек: Кембриджский путеводитель», 1991:
«Около 1,6 миллиона лет назад в Восточной Африке появился новый своеобразный тип каменных орудий. Это так называемое ручное рубило состояло из куска камня размером с кулак, которому была придана форма, напоминающая ладонь или сплющенную грушу; острые кромки камня были образованы путем скалывания отщепов с обеих сторон. Эксперименты показывают, что это орудие использовалось главным образом при разделке туш, которые были предварительно освежеваны при помощи острых каменных отщепов, имевших форму топоровидных лезвий (кливеров).
Самые первые ручные рубила появились примерно в то же время, что и Homo erectus. Поскольку для изготовления подобных однотипных орудий требовалась немалая сообразительность, можно заключить, что их вероятным изобретателем был именно этот высокоразвитый гоминид.
К числу орудий древнего каменного века относятся рубила, топоровидные кливеры, скребла и отщепы; они называются ашельскими по находкам в СентАшеле на севере Франции; их возраст насчитывает 300 тысяч лет. Ашельская технология изготовления орудий распространилась в Индии и Европе, где она продолжала существовать примерно еще 100 тысяч лет назад, но, очевидно, так и не дошла до Индонезии и Китая» (с. 130).
Кларк Дж. Д. «Доисторическая Африка», 1977:
«Ашельский культурный комплекс представляет собой наиболее распространенную и после олдувайской культуры наиболее длительную известную нам традицию изготовления каменных орудий. Однако до сих пор нет достаточно надежных средств для точного датирования ашельского периода. […] Единственная калийаргоновая датировка для материала образования Хумбу — 1,4–1,6 миллиона лет назад. […]
Коллекции орудий заключительных стадий позднего ашеля имеют возраст приблизительно 60 тысяч лет [61, с. 236]. В других районах ашельская традиция в своей развитой форме продолжалась, как полагают, до 40 тысяч лет назад, приобретя к тому времени более специализированные черты и более ярко выраженные региональные особенности. Таким образом, ашельский культурный комплекс длился, вероятно, один миллион лет. […]
Можно было ожидать, что в течение столь длительного времени, каким явился ашельский период, каменные орудия должны были претерпеть определенные видоизменения, став разнообразнее по составу и сложнее в изготовлении. В действительности так и произошло, хотя степень усовершенствования орудий оказалась не столь значительной, как можно было предполагать для периода более чем в полмиллиона лет. Все данные указывают на то, что эволюция предметов материальной культуры характеризовалась чрезвычайно замедленными темпами (с. 71–73).
Орудия нижнего ашеля: 6 — рубило с долотообразным концом (Тернифин, Алжир); 8 — кливер, изготовленный из отщепа типа комбева (Тернифин, Алжир)
[…] Одной из наиболее разительных особенностей материальной культуры среднего плейстоцена является всеобщее «единообразие», которое наблюдается в каменных орудиях. Всеобъемлющее сходство между коллекциями предметов материальной культуры ашеля и развитого олдувая, вне зависимости от их местоположения, позволяет сделать вывод о едином образе жизни. Характерные особенности и различная распространенность отдельных типов орудий, как мы уже убедились, вполне очевидны. Однако здесь нигде не существует той основной региональной специализации, которая характерна для орудий верхнего плейстоцена. Рубила из Европы, Южной Африки и с Индостанского полуострова являются, по существу, однотипными орудиями, и это также относится к остальному крупному и мелкому инвентарю» (с. 96).
Ламберт Д. «Доисторический человек: Кембриджский путеводитель», 1991:
«Между тем культуры изготовления более грубых рубящих орудий (чопперов), принадлежащие к тому типу, который называется олдованским, распространились в Европе и Азии от Ближнего Востока до Явы, Филиппин и Чжоукоудяня в Северном Китае.
[…] В одних местах ашельская технология и изготовление чопперов из ядрищ существовали бок о бок, а в других местах способы изготовления орудий, вероятно, зависели от тех материалов, которые имелись в наличии в том или ином месте, либо от того конкретного вида работы, для которой они предназначались.
К остаткам других орудий человека прямоходящего относятся «наковальни» (рабочие плиты) и ударники (отбойники). Некоторые из первых известных нам сверл, лезвий и зубил и ранние образцы костяных и деревянных орудий происходят из Амброны и Торральбы в Испании; остатки деревянной чаши найдены в Ницце во Франции» (с. 130–131).
Возможное развитие речи у Homo erectus
Кларк Дж. Д. «Доисторическая Африка», 1977:
«[…]Масштабы охотничьей деятельности указывают на возможность существования какого-то более высокоорганизованного, чем прежде, вида коллективной охоты. Достигшая таких форм коллективная охота в сочетании с высоким мастерством техники скола и ретуши (о чем свидетельствует каменный инвентарь) подразумевают более развитую форму коммуникации по сравнению с существовавшей у человекообразных обезьян. Предполагается также, что овладение подобными навыками в изготовлении орудий могло произойти лишь при возможности общения, т. е. появлении речи. […]
Предметы материальной культуры, однако, дают основания предполагать, что если человек среднего плейстоцена в действительности обладал способностью говорить, то язык этот, несомненно, отличался меньшей выразительностью по сравнению с языком, на котором разговариваем мы» (с. 95).
Человек разумный (Homo sapiens)
«Кроме ископаемых останков гоминид, которых мы относим к роду Abstralopithecus и Homo erectus, было найдено много других и почти каждой вновь открытой форме давалось свое особое видовое или даже родовое название. […] Однако у всех этих форм имеется много общих признаков, и поэтому нет особых оснований выделять несколько видов. Этот единственный вид получил название Homo sapiens. Мы приводим в несколько сокращенном виде определение этого рода, данное Ле Гро Кларком.
Homo sapiens — вид Homo; его характерные признаки: большой объем мозговой коробки — в среднем больше 1000 см3; надглазничные гребни развиты в различной степени; для лицевого скелета характерен ортогнатизм или слабый прогнатизм. […] Клыки относительно малы и не перекрываются уже после начальной стадии стирания; скелет конечностей приспособлен к прямохождению.
При рассмотрении ископаемых останков Homo sapiens удобно выделить, с одной стороны, формы, близкие к современному человеку, и формы, которые отличаются от современного человека в большей степени, чем различаются представители различных рас живущих ныне людей. […]
Предшественником современного человека в Западной Европе был неандерталец, который один населял эту область во время первого вюрмского оледенения (70–40 тыс. лет назад)» (с. 92–93).
Основные гипотезы эволюции человека в период становления Homo sapiens
«В течение второй половины XIX в. большинство сторонников эволюционной теории не сомневалось в том, что предками современного вида были европейские неандертальцы. Эта точка зрения отстаивалась многими антропологами и позднее. […]
Важнейшими аргументами в пользу теории «неандертальской фазы» служили следующие факты.
Во-первых, все сколько-нибудь достоверно датированные останки древних людей располагаются в определенной последовательности: неандертальцы всегда залегают в слоях более ранних, чем кости неоантропов.
Во-вторых, остатки неандертальцев, как правило, были обнаружены вместе с мустьерскими орудиями, а люди современного строения связаны с орудиями позднего палеолита; мустьерская культура всегда залегает в более древнем слое, чем ориньякская и солютрейская.
В-третьих, скелеты неандертальцев, главным образом, их черепа гораздо более примитивны по своему строению, чем современные, и, отвлекаясь от некоторых особенностей, в общем могли занять место промежуточного звена между человеком и его гипотетическим животным предком. […]
В-четвертых, некоторые ранние формы людей позднего палеолита обладают отдельными чертами, которые сближают их с неандертальцами и, тем самым, свидетельствуют об их прямой родственной связи.
В-пятых, среди европейских неандертальцев встречаются индивиды с более прогрессивными чертами.
Наконец, указывалось, что и археологический разрыв между мустье и ориньяком вовсе не так резок, как это иногда утверждали, и что в некоторых французских стоянках отмечены зачаточные черты позднего палеолита в мустьерское время и пережиточные мустьерские типы орудий в ориньякских слоях. […]
В подробной и тщательно проанализированной сводке данных И. К. Ивановой (1965) можно видеть, что неандерталоидные формы человека во всех областях предшествуют сапиентным. […]
Однако остается совсем неясной судьба пресапиенса в Передней Азии. […]
Как известно, мустьерские люди из пещеры Схул характеризовались сочетанием резко выраженных неандертальских черт, в частности, надглазничного валика, с очень большим числом признаков нового человека, например, с наличием подбородочного выступа.
Теоретически рассуждая, могут быть разные объяснения генезиса этого сложного типа палестинцев. Один из вариантов решения этой задачи таков: скелетные остатки из Схул, Табун, Кафзех — представители переходной стадии в процессе превращения палеоантропа в неоантропа» (с. 100–114).
«300 тысяч лет назад Homo erectus уже начал превращаться в человека вполне современного типа. […] Но темпы эволюции были разными в различных местах, что зависело от таких факторов, как мутации, все более широкое использование орудий для тяжелых работ, выполнявшихся раньше при помощи зубов или мышц, миграция и изоляция некоторых популяций. Даже эволюция различных частей человеческого тела проходила неравномерно, что приводило, например, к появлению черепов, сочетавших в себе характерные современные и архаичные черты. Несмотря на различия, палеоантропологи относят большинство человеческих остатков позднего ледникового периода к одному виду, считая их архаичными формами Homo sapiens. Сюда причисляют также ответвившийся специфический подвид — неандертальцев. […]
Здесь мы даем примеры архаичных форм Homo sapiens, включая некоторых так называемых «протонеандертальцев». […]
Человек из Сванскомба; фрагменты женского черепа с толстыми стенками, округлым затылком и большим объемом мозга (1300 см3). Возраст — возможно, 250 тысяч лет. Место — Сванскомб около Лондона, Англия.
Человек из Штейнгейма; низкий череп с надглазнич ными валиками и объемом мозга 1100 см3, но с округлым затылком, относительно маленькой выпрямленной лице вой частью и мелкими зубами. Возраст — более 300 тысяч лет. Место — Штейнгейм около Штутгарта, Германия.
Человек из БрокенХилла («родезийский человек» или «череп из Кабве»); череп с покатым лбом, мощными надглазничными валиками и угловатым затылком, но с кру тыми, «современного типа», скулами; объем мозга 1300 см3. Возраст — возможно, 200 тысяч лет. Место — Кабве, Замбия. […]
Человек с реки Соло; черепная коробка с толстыми стенками, покатым любом, сплющенной лобной костью и развитым в задней части гребнем; объем мозговой полости 1035–1255 см3; очень похож на череп более раннего пекинского синантропа. Возраст — возможно, более 100 тысяч лет. Место — Нгандонг, река Соло, остров Ява» (с. 138–139).
«Эволюционные связи между различными формами Homo служили предметом живой полемики. В настоящее время большинство специалистов согласны с тем, что все формы Homo sapiens произошли от Homo erectus. Основные изменения касались размеров мозга, а значит, и размеров черепа. […]
При рассмотрении последних фаз эволюции гоминид важно иметь в виду, что между популяциями, по-видимому, существовал интенсивный поток генов, который в противовес тенденциям к дивергентному развитию приводил к эволюции по сетевидному типу. Наиболее вероятно, однако, что в Африке в условиях сравнительной изоляции Homo erectus эволюционировал в родезийского человека, а человек, остатки которого найдены в районе реки Соло, был прямым потомком восточных питекантропоидов. Несколько сложнее ситуация в Евразии. […]
Многие уверены сейчас в том, что сванскомбский человек принадлежал к прогрессивным неандертальцам, хотя и представлял собой наиболее неоантропный вариант группы. Если это соответствует действительности, то не остается никаких данных, которые свидетельствовали бы о том, что современный человек появился раньше последнего межледниковья: следует предположить, что его предками были прогрессивные неандертальцы, крайние стадии дифференциации которых найдены в Схуле, Джебель Кафза и Фонтешеваде. Эта наиболее широко распространенная сейчас точка зрения схематически представлена на рис. 4.2,6. […]
Подразделение ветвей родословного древа (рис. 4.2) на дискретные таксоны неизбежно оказывается условным. В прошлом классическому неандертальцу, человеку «Соло», родезийскому человеку и даже некоторым формам прогрессивных неандертальцев приписывали самостоятельный эволюционный статус. Подобная практика приводит, однако, к многочисленным трудностям. Поэтому в настоящее время принято включать все эти формы в один-единственный вид Homo sapiens, подразделяя его на большое число подвидов, таких, как Н. neanderthalensis, Н. rhodesiensis, H. soloensis» (с. 103–106).
…«По утверждению Эндрюса (Andrews, 1984b), Homo erectus, который обычно понимают как гоминид среднего плейстоцена, может быть в действительности представлен двумя отдельными линиями, лишь одна из которых — африканская — дала впоследствии начало Homo sapiens. Таким образом, и в отношении более поздних стадий эволюционного развития человека ученые не пришли к полному согласию в выборе моделей эволюционного процесса (рис. 2.12)» (с. 56).
Неандертальский человек (Палеоантроп)
«Homo sapiens neanderthalensis получил свое имя по ископаемым остаткам, найденным в долине Неандерталь близ Дюссельдорфа, Германия. Так называемый классический неандерталец из Европы имел крупную удлиненную голову; мозг его был больше нашего, а стенки черепа толще, чем у нас, но тоньше, чем у Homo erectus. На человека прямоходящего неандерталец был еще несколько похож своими мощными надглазничными валиками и покатым лбом. У неандертальца был четко выраженный, похожий на шишку затылочный бугор с большим основанием, к которому прикреплялись шейные мышцы. Широкая лицевая часть сильно выдвинута вперед и скошена назад по бокам, что придавало скуловым костям «обтекаемую» форму. […]
Классические неандертальцы были невысоки, чрезвычайно мускулисты и коренасты, с большими суставами ног и рук. Пропорциями тела они похожи на эскимосов, чье плотное сложение помогает им сохранять тепло в условиях холодного климата. Но, как будет видно из последующего изложения, отдельные особи и популяции имели свои особенности.
Неандертальский подвид произошел от архаичной формы Homo sapiens, возможно, еще 200 тысяч лет назад. Физические данные и передовые технические приемы неандертальцев сделали некоторых из этих людей среднего палеолита, возможно, первыми гоминидами, способными выносить тяготы зимы в условиях холодного климата. Кроме того, ритуальное поведение неандертальцев свидетельствует о достижении ими более высокого уровня развития человеческих эмоций и самосознания.
Несмотря на все это, около 30 тысяч лет назад эта группа, очевидно, вымерла. Некоторые ученые предполагают, что неандертальцы были уничтожены новым, вполне современным типом человека, который сформировался где-то в другом месте. Иные объяснения состоят в том, что неандертальцы скрестились с нашим подвидом или сами эволюционировали, превратившись в него. […]
К восьмидесятым годам XX века ученые нашли в Европе остатки примерно 200 неандертальцев или «протонеандертальцев»; находки были сделаны большей частью в пещерах. Сюда относятся самые древние крупные остатки ископаемых людей из найденных на каком бы то ни было континенте. По некоторым из них видно, что даже особи, проживавшие совместно в одной группе, значительно отличались друг от друга по строению черепа и челюстей.
Более половины всех найденных особей происходят из Франции — это фрагменты остатков 116 человек примерно с трех десятков стоянок. […] Черты, характерные для неандертальцев, присущи также примерно двум десяткам особей со стоянки Крапина (Югославия), одиннадцати из Италии, десяти из Бельгии, восьми из Германии. […]
Возраст находок колеблется, возможно, от 250 до 30 тысяч лет, но наиболее «зрелые» неандертальцы относятся к первой половине последнего (вюрмского) оледенения: 70–30 тысяч лет назад. Среди наших примеров представлены находки, относящиеся к различным периодам и регионам.
Череп из Эрингсдорфа. К этим остаткам относится череп неандертальского типа, но с высоким лбом и челюсть без подбородочного выступа, но с маленькими зубами. Возраст — возможно, 200 тысяч лет. Место — Эрингсдорф, Германия.
[…] Фонтешевад. На этой стоянке найдены фрагменты черепов с надглазничными валиками и без них. Возраст — возможно, 150 тысяч лет. Место — Фонтешевад, Западная Франция.
Ла-Шапельо-Сен. Эта стоянка известна скелетом классического неандертальца — старика, больного артри том. Возраст — возможно, 50 тысяч лет. Место — Ла-Шапельо-Сен, южная часть Центральной Франции.
[…] Неандер. Первый из описанных в литературе скелетов неандертальцев был найден в пещере на берегу этой реки. Возраст — возможно, 50 тысяч лет. Место — пещера Фельдхофер, Неандерталь («долина Неандер»), Дюссельдорф, Германия (с. 142–144).
[…] Неандертальцы обитали также в Юго-Западной Азии и, возможно, в Африке, но у некоторых из них отсутствовали те грубоватые черты, которые были характерны для классической европейской формы. Вероятно, у европейских неандертальцев такие черты возникли в результате приспособления к сильным холодам ледникового периода. Некоторые из азиатских и африканских неандертальцев имели более прямые и тонкие конечности, менее мощные надглазничные и укороченные, менее массивные черепа. Наряду с надглазничными валиками и выдвинутым вперед лицевым отделом некоторые черепа имели высокий лоб и высокую округлую черепную коробку. За пределами Европы и Юго-Западной Азии не было найдено типично неандертальских остатков. Примерно 40 тысяч лет назад последние неандертальцы Юго-Западной Азии, очевидно, существовали одновременно с людьми, имевшими вполне современный облик. Некоторые из черепов, описанных ниже, тоже уже можно классифицировать как почти современные.
1. Табун; череп невысокий, с покатым лбом, надглазничными валиками и утолщенными резцами; тем не менее лицевая часть и затылок имеют современный вид. На нижней челюсти есть подбородочный выступ. Изогнутые кости конечностей напоминают кости европейских неандертальцев. Возраст 50 тысяч лет. Место — пещера Табун, гора Кармель, Израиль.
2. Схул-5; сочетаются большой объем мозговой полости, надглазничные валики, довольно высокий лоб, а также лицевой отдел и затылок современного типа. Возраст 40 тысяч лет. Место — каменное укрытие Схул, захоронение на горе Кармель, Израиль.
3. Амуд-1; череп неандертальского типа объемом 1740 см (относится к числу крупнейших из ныне известных) и удлиненные кости конечностей. Возраст — возможно, 45 тысяч лет. Место — пещера Амуд около Тивериадского озера. Израиль» (с. 147).
Орудия труда
«Орудия неандертальцев называются мустьерскими по находкам в пещере Ле-Мустье во Францию. Они явились шагом вперед по сравнению с более ранними культурами рубил и чопперов.
К основным нововведениям относятся разнообразные специализированные, тонко отделанные каменные орудия, изготовленные не из ядрища (нуклеуса), а из отколотых от него отщепов. Используя тонкозернистые стекловатые породы, такие как кремень и обсидиан, неандертальцы усовершенствовали уже давно сложившуюся так называемую леваллуазскую технологию откалывания от подходящего ядрища одного или двух крупных отщепов. Кроме того, они откалывали от каждого ядрища много мелких тонких отщепов с острыми краями, а затем обрабатывали эти края с тем, чтобы получить боковые скребла, остроконечники, ножи с оббитой тыльной стороной, орудия для заточки палок, маленькие пилки и сверла. Эти изделия могли служить различным целям: для забоя дичи, свежевания и разделки туш, изготовления деревянных орудий и одежды. […]
Мустьерские орудия явились дальнейшим развитием старой ашельской технологии и культуры рубил — чопперов, они изготовлялись от 100 до 35 тысяч лет назад в Европе, Северной Африке и ЮгоЗападной Азии. Похожие на них орудия были найдены даже в Южной Африке и Китае.
Приведем в качестве примера пять характерных типов орудий.
1. Остроконечник; отщеп, отделанный в виде длинного острого треугольного наконечника, который, возможно, привязывали к деревянному древку или вставляли в рас щеп, изготовляя таким образом стрелу или копье.
2. Скребло; выпуклое скребло с утолщенной рабочей кромкой, применявшееся, возможно, для выделывания шкур.
3. Нож; длинный отщеп с острым лезвием и тупой (об битой) тыльной частью, на которую можно было нажимать рукой; применялся для свежевания туш, разделки мяса, обработки дерева.
4. Зазубренная пилка («дантикюле»); отщеп с отделанным пилообразным режущим краем, пригодным для обработки дерева.
5. Орудие с выемкой; отщеп с выемкой, пригодный для шлифования палок, которые, возможно, использовались как копья» (с. 148–149).
Образ жизни
«От 200 до 40 тысяч лет назад климат северных регионов определялся волнами похолоданий, которые чередовались с более теплыми промежутками. Именно к этому периоду времени относятся неандертальцы и их непосредственные предшественники. По традиции геологи делят эту часть плейстоценовой эпохи на две стадии оледенения (в Европе их часто называют рисе и вюрм), разделенных межледниковьем. […] Связанные с ними изменения климата влияли на уровень моря (с. 140). […]
Европейские неандертальцы смогли пережить суровые зимы ледникового периода только благодаря тому, что создавали для себя теплый микроклимат с помощью одежды и обогреваемых жилищ.
В некоторых местах естественными укрытиями от холода являлись пещеры. Группы людей численностью до 40 человек жили во многих десятках известняковых пещер в Дордони на Юго-Западе Франции; по крайней мере два десятка пещер известно на территории Европейской России. Ямка от столба у входа в пещеру Комб-Греналь во Франции говорит о том, что здесь имелся занавес из шкур, который защищал от ветра, снега и дождя. […]
Там, где не было пещер, группы охотников строили укрытия в открытых местах. Среди этих укрытий от стихий наиболее внушительное впечатление производят большие шалаши или хижины, построенные в долинах украинских рек, где было очень много крупной дичи. Здесь люди возводили из веток сооружения длиной до 30 футов (9 м), шириной до 23 футов (7 м) и высотой до 10 футов (3 м). Очевидно, эти каркасы покрывали шкурами, которые закрепляли тяжелыми костями мамонта (они были найдены вокруг хижин). Следы старых очагов свидетельствуют о том, что неандертальцы обогревали свои шалашы и пещеры, сжигая дрова или кости. Они уже знали, как разводить огонь, высекая искры из кусков колчедана и применяя в качестве трута сухие грибы-трутовики.
Об одежде можно судить главным образом по косвенным данным. Люди, очевидно, пользовались каменными ножами для раскройки меховых шкур, прокалывали дырочки в шкурах каменным или костяным шилом, а затем сшивали эти шкуры сухожилиями (с. 152–153).
[…] Неандертальцы были, вероятно, самыми умелыми охотниками своего времени. Иначе они не смогли бы выжить в условиях сурового холодного климата ледникового периода. Летом можно было питаться корнями и ягодами. Но зимой группы неандертальцев могли рассчитывать только на добычу мяса во время совместной охоты на млекопитающих, обитающих в тундре и лесах холодного пояса.
По костям, найденным в пещерах и на открытых стоянках, можно сказать, что основную добычу европейских неандертальцев составляли такие крупные животные, как бизоны, пещерные медведи, лошади, северные олени, дикие быки, волосатые мамонты и шерстистые носороги. Так, одни охотники специализировались по бизонам (стоянка Ильская на Северном Кавказе), а другие — по северным оленям (Зальцгиттар-Лебенштадт, Германия). Мелкая добыча включала лис, зайцев, птиц и рыб. Только на одной венгерской стоянке было найдено свыше 50 тысяч костей 45 крупных и мелких животных. (Однако кажется, что многие кости медведей и мамонтов на некоторых стоянках были взяты от туш животных, погибших естественной смертью).
[…] Добычей охотников становились больные, старые, совсем молодые или ослабленные животные и даже пребывающие в зимней спячке медведи. С помощью огня люди могли загонять целые стада испуганных лошадей на утесы или в каньоны, заканчивающиеся тупиками, и устраивать там массовую бойню. […]
Необходимо было также тщательно планировать охоту и обеспечивать взаимодействие ее участников.
В Юго-Восточной Азии, вне зон периодических похолоданий, группы мужчин, без сомнения, проходили большие расстояния, преследуя и убивая крупных животных, таких как дикие быки, овцы, козлы. Тем временем женщины и дети прочесывали местность вокруг стоянки в поисках грызунов, пресмыкающихся, насекомых, ягод, смолы, меда, корней и клубней (с. 150–151).
[…] Захоронения, ритуалы и зачатки искусства говорят о том, что неандертальцы в большей степени обладали самосознанием, общественными интересами и в целом были более способны к абстрактному мышлению, чем их предок Homo erectus.
Неандертальцы явились первыми людьми, которые систематически хоронили своих мертвых. К началу второй половины XX века ученые раскопали 68 захоронений, главным образом в Европе, и почти все в пещерах, где было найдено более 150 тел.
Имеются несомненные доказательства того, что погребение умерших было обрядом. Скелеты лежали в ямах, вырытых в полу пещер. Многие были уложены в позу спящего человека и снабжены предметами, которые, как считалось, должны были сопутствовать умершему в его могиле: от каменных орудий и кусков жареного мяса до каменных подушек, подстилки из лесного хвоща и разбросанных вокруг поздних весенних цветов (о чем можно судить по оставшейся от них пыльце). […] Они проявляли также и сострадание друг к другу. На стоянке Шанидар в Ираке только заботливые соплеменники могли долго ухаживать за полуслепым, больным артритом стариком с высохшей рукой, пока он не умер.
Но все же, подобно своим предшественникам, эти люди, по-видимому, иногда ели друг друга, раскалывая черепа и кости конечностей, чтобы извлечь мозг. […]
Кроме каннибализма, очевидно, существовали и другие ритуалы. В одной пещере неандертальцы расположили кольцом рога горных козлов, в другой сложили груду черепов пещерного медведя. Может быть, они хотели умилостивить духов тех животных, которых убивали.
Ритуальный характер, возможно, имело и искусство неандертальцев, о котором мы знаем только по таким предметам, как костяной амулет, испещренная царапинами галька, куски красной окиси железа и растертый в порошок марганец, очевидно применявшиеся для раскрашивания тела» (с. 154–155).
Человек современного типа Homo sapiens (Неоантроп)
«Вполне современный человек — подвид Homo sapiens sapiens — широко представлен ископаемыми остатками, найденными на стоянках, возраст которых 40 тысяч лет, в столь удаленных друг от друга местах, как остров Борнео (Калимантан) и Европа.
В некоторых древнейших скелетах даже обнаруживается конкретное сходство с той или иной современной расой: европеоидами, негроидами, монголоидами или австралоидами.
Наиболее известны костные остатки ранних современных европейцев, совокупность которых называют кроманьонцами по скелетам, найденным в гроте Кро-Маньон в Юго-Западной Франции. Кроманьонцы были выше ростом и менее грубо сложены, чем неандертальцы; их кости были тоньше, чем у Homo erectus. По сравнению с неандертальцами голова у кроманьонцев была относительно высокая, укороченная в направлении лицо — затылок, а черепная коробка была более округлая и содержала несколько меньший мозг, средний объем которого составлял 1400 см3. Имелись и другие новые характерные особенности: голова посажена прямо, лицевая часть прямая и не выступает вперед, надглазничные валики отсутствуют или развиты слабо, нос и челюсти сравнительно невелики, зубы сидят теснее, подбородочный выступ хорошо развит.
Некоторые палеоантропологи считают, что вполне современный человек появился на одном континенте (скорее всего, в Африке), а потом распространился на все остальные, сменив архаичные местные формы Homo sapiens. Другие специалисты доказывают, что архаичные местные формы превратились в наш подвид независимо друг от друга. Согласно компромиссной теории, современный человек появился в одном месте, но его скрещивание с более древними местными формами привело к возникновению так называемых современных рас.
По ископаемым остаткам нельзя установить, почему наш подвид оказался столь удачливым. И действительно, свыше 10 тысяч лет назад, в эпоху палеолита, наши предки еще бродили стадами, занимаясь охотой и собирательством. И все же они смогли освоить все континенты, за исключением Антарктиды, и создали такие орудия, технические приемы и новые формы поведения, которым предстояло в корне преобразовать образ жизни людей и вызвать резкое повышение численности населения» (с. 158–159).
Орудия труда
«С появлением первых вполне современных людей палеолит (древний каменный век) вступил в позднюю, или новую, стадию развития — период своего наивысшего расцвета. В Европе он продолжался от 35 до 10 тысяч лет назад и совпал со временем последнего плейстоценового похолодания.
Как и в мустьерских культурах неандертальцев, в культурах кроманьонцев позднего палеолита преобладали каменные инструменты и оружие, предназначенные для охоты. Но имелись также и удивительные новшества, вероятно, заимствованные у культур Ближнего Востока.
Во-первых, кроманьонцы разработали новый очень эффективный способ изготовления каменных лезвий. Прижав к краю удлиненной каменной заготовки долото, изготовленное из отростка оленьего рога, мастер ударял по нему молотком, сделанным из камня, кости, дерева или рога. В результате этого направленного под углом удара от заготовки откалывался узкий плоский отщеп с острой кромкой. Надавливая на этот отщеп в надлежащих местах острыми каменными клиньями, можно было получить другие, более мелкие, отщепы. С помощью этих способов из одного камня удавалось изготовить значительно большее количество тщательно отделанных орудий, чем это позволяли ранее применявшиеся технологии.
По сравнению со своими предшественниками — неандертальцами, кроманьонцы производили значительно более широкий круг более тщательно изготовленных ножей, скребков, пил, наконечников, сверл и других каменных орудий. Около половины всех инструментов кроманьонцев было сделано из кости, которая прочнее и долговечнее дерева. Каменные резцы применялись также для изготовления изделий из рога, дерева и слоновой кости.
Из этих материалов кроманьонцы делали и такие новые орудия, как иглы с ушками, крючки для ловли рыбы, гарпуны и копьеметалки. Вместе взятые все эти кажущиеся простыми орудия в огромной степени усилили власть человека над природой. […]
Набор орудий, применявшихся европейскими кроманьонцами, менялся в зависимости от времени и места. Некоторые археологи думают, что теми или иными орудиями пользовались разные группы людей. Другие специалисты доказывают, что эти наборы орудий просто представляют различные школы мастерства.
На основании орудий и других предметов выделяют пять основных культур позднего палеолита для Западной Европы; их остатками особенно богата Юго-Западная Франция. (В прочих регионах мира имеется много других культур).
Для перигорской культуры (Франции) возрастом примерно 35–32 тысячи лет характерны скребла, пилы и ножи с округлой тыльной стороной, которые, возможно, берут начало еще в мустьерских традициях и продолжают изготовляться во времена шатель-петронской культуры неандертальцев.
Более поздняя — граветтийская — культура с длинными сужающимися остроконечниками типа граветт, с многочисленными резцами и костяными орудиями имела широкое географическое распространение — от Франции до России, где она существовала еще 10 тысяч лет назад.
От ориньякской культуры (примерно 35–29 тысяч лет назад) сохранилось много скребел, сверл и долот, но она была сравнительно бедна резцами типа ножей. На Ближнем Востоке встречались аналогичные технологии даже в более древнюю эпоху» (с. 162).
Образ жизни
«Археологические находки говорят о том, что оружие и способы кроманьонцев были значительно совершеннее, чем у неандертальцев; это имело огромное значение для увеличения пищевых ресурсов и роста населения.
Копьеметалки, напоминающие по внешнему виду огромные крючки для вязания тамбуром, давали человеческой руке выигрыш в силе, удваивая расстояние, на которое охотник мог метнуть свое копье. Теперь он был способен поразить добычу на большом расстоянии еще до того, как она успеет испугаться и убежать. В числе зазубренных наконечников был изобретен гарпун, которым можно было добывать лосося, идущего из моря вверх по реке метать икру. Рыба впервые стала важным продуктом питания, особенно в Юго-Западной Франции. Канавки, выдолбленные в Наконечниках копий, увеличивали сток крови у раненого животного, ускоряя его гибель. Кроманьонцы ловили птиц в силки; почти нет сомнения, что именно они придумали смертельные ловушки для птиц, волков, лис и значительно более крупных животных. Некоторые специалисты считают, что именно в такую западню попала та сотня мамонтов, чьи останки были найдены около Павлова в Чехословакии.
Кроманьонцы были, возможно, самыми искусными из когда-либо существовавших охотников на крупного зверя. Сезонное проживание на избранных участках говорит о том, что они преследовали северного оленя и каменного козла (козерога) во время их сезонных миграций на новые пастбища и обратно. Огромные груды костей свидетельствуют о том, что охотники научились загонять стада на те участки, где животных было легко забить. Этим можно объяснить находку тысячи бизонов, очевидно, убитых в одном из оврагов Южной России. […]
Используя подобные приемы и орудия, кроманьонцы получили почти неиссякаемый источник высокопитательной пищи. Это, очевидно, способствовало их размножению и помогло им заселить даже суровые холодные районы Сибири.
Европа позднего каменного века кишела крупными дикими млекопитающими, от которых можно было получить много мяса и мехов. После этого никогда уже их количество и разнообразие не были столь велики. […]
Вот пять видов животных, которые были основными источниками питания кроманьонцев.
1. Rangifer tarandus, северный олень. […] Время — от плейстоцена до наших дней. Место — Заполярье.
2. Cervus elephas, благородный олень. […] Время — от плейстоцена до наших дней. Место — Евразия и Северная Африка.
3. Bos primigenius, тур — огромный бык. […] Время — от плейстоцена до 1627 г. н. э. Место — Евразия и Северная Африка.
4. Equus caballus, лошадь; маленький дикий подвид со временной домашней лошади. […] Время — от плейстоцена до наших дней. Место — континенты Северного полушария.
5. Capra pyrenaica, горный подвид пиренейского каменного козла. […] Время — от плейстоцена до наших дней. Место — Испания и одно время Юго-Западная Франция. […]
В строительстве кроманьонцы в основном следовали старым неандертальским традициям, однако в некоторых их жилищах и, возможно, во всей одежде имелись существенные нововведения, которые способствовали выживанию в условиях последнего холодного тысячелетия плейстоцена.
Как и их предшественники — неандертальцы, которые жили в пещерах, европейские кроманьонцы пользовались известняковыми приречными утесами в Юго-Западной Франции, особенно в Дордони, а также и на северных склонах Пиренеев. Многие пещеры имели выход на юг, обогревались солнцем и были защищены от холодных северных ветров. […] В некоторых пещерах мы видим только сезонные следы пребывания человека.
И опять же подобно неандертальцам, представители граветтийской культуры в России строили зимние жилища в речных долинах. Одни жилища были сложены из камня, другие вырыты в земле. У многих стены и крыша были сделаны в виде шатра из шкур, подпертых бедренными костями мамонта и закрепленных внизу по краям другими тяжелыми костями и бивнями. […]
По находкам и старым рисункам во Французских пещерах видно, что кочующие охотники возводили также легкие летние шалаши. […]
Возможностью жить и трудиться в условиях ледникового периода кроманьонцы были обязаны новым видам одежды не в меньшей степени, чем новым методам строительства и использованию огня. Костяные иглы и изображения одетых в мех людей говорят нам о том, что они носили сохранявшие тепло тела тесно прилегающие штаны, парки с капюшонами, обувь и рукавицы с хорошо прошитыми швами (с. 164–168).
В эпоху с 35 до 10 тысяч лет назад Европа пережила великий период своего доисторического искусства. Круг произведений был широк: гравюры животных и людей, сделанные на небольших кусочках камня, костей, слоновой кости и оленьих рогов; глиняные и каменные скульптуры и рельефы; рисунки охрой, марганцем и древесным углем, а также изображения, выложенные на стенах пещер мхом или нанесенные краской, выдутой через соломинку.
Исследование более 100 пещер и скальных укрытий привело некоторых ученых к выводу, что искусство кроманьонцев прошло четыре стадии развития. Для первого периода (32–25 тысяч лет назад) характерны изображения животных и других объектов, большей частью плохо нарисованные на маленьких предметах, которые люди носили с собой. Ко второму периоду (25–19 тысяч лет назад) относится ранее пещерное искусство, включая отпечатки рук, а также гравированные и нарисованные силуэты животных с дугообразно изогнутыми спинами. Третий период (19–15 тысяч лет назад) явился вершиной пещерного искусства, что можно видеть по прекрасно выполненным, динамичным рисункам лошадей и туров в пещере Ляско на юго-западе Франции и по другим образцам рельефной скульптуры. Для четвертого периода (15–10 тысяч лет назад) особенно характерны изображения на мелких предметах, а также символические знаки и великолепно выполненные в реалистической манере изображения животных в пещерах Альтамира в Северной Испании и Фон-де-Гом во Франции.
Большинство изображений находятся глубоко в пещерах, где художники, очевидно, работали при свете горящих поленьев или ламп с фитилями из мха. Возможно, их искусство имело ритуальное значение. […]
Захоронения, находящиеся в столь удаленных друг от друга местах, как Франция и Россия, дают ключ к пониманию жизни кроманьонцев.
Изучение скелетов говорит о том, что две трети кроманьонцев достигали 20-летнего возраста, тогда как у их предшественников — неандертальцев число таких людей не составляло и половины; один из десяти кроманьонцев доживал до 40 лет по сравнению с одним человеком на двадцать у неандертальцев. Хотя эти цифры основаны на небольшом количестве образцов, исходя из них можно думать, что продолжительность жизни возрастала.
С большей уверенностью по погребениям кроманьонцев можно судить о их символических ритуалах и росте богатства и социального статуса. Хоронившие часто посыпали мертвых красной охрой, которая, как предполагают, символизировала кровь и жизнь, что, может быть, свидетельствует о наличии у кроманьонцев веры в загробное существование. Некоторые трупы были захоронены с богатыми украшениями; это ранние признаки того, что в сообществах охотников-собирателей начали появляться богатые и уважаемые люди. […]
Возможно, самые удивительные вещи найдены в захоронении охотников, сделанном 23 тысячи лет назад в Сунгири к востоку от Москвы. Здесь лежал старик в меховых одеждах, искусно украшенных бусами. Поблизости были захоронены два мальчика, одетые в украшенные бусинами меха, с кольцами и браслетами из слоновой кости; около них лежали длинные копья из бивней мамонта и два странных, вырезанных из кости и похожих на скипетры стержня того типа, который называют batons de commandement (жезл командующего).
10 тысяч лет назад холодная эпоха плейстоцена уступила место голоцену, или «совершенно новой» эпохе. Это время мягкого климата, в которое мы живем и сейчас. По мере потепления климата Европы территория, занятая лесами, расширялась. Леса наступали, занимая огромные участки бывшей тундры, а море, уровень которого повышался, затопляло низкие побережья и долины рек. Климатические изменения и усиленная охота привели к исчезновению огромных диких стад, за счет которых кормились кроманьонцы. Но на суше оставались в обилии лесные млекопитающие, а в воде — рыба и водоплавающая дичь.
Инструменты и оружие […] позволили северным европейцам использовать источники пищи. Эти специфические группы охотников и собирателей и создали культуру мезолита, или «среднего каменного века». Он был так назван, потому что последовал за древним каменным веком, который характеризовался охотой на стада животных и предшествовал появлению в Северной Европе земледелия, свойственного для нового каменного века. Продолжавшийся только от 10 до 5 тысяч лет назад мезолит явился лишь кратким мгновением доисторического периода. По костям, найденным на мезолитических стоянках, видно, что добычей охотников мезолита были благородный олень, косуля, кабан, дикие быки, бобры, лисы, утки, гуси и щуки. Огромные кучи раковин моллюсков говорят о том, что ими питались на побережье Атлантики и Северного моря. Люди мезолита занимались также сбором корней, плодов и орехов. Группы людей, очевидно, мигрировали с места на место, следуя за сезонными изменениями источников пищи.
Археологи считают, что люди эпохи мезолита жили меньшими группами, чем их возможные предки — кроманьонские охотники на крупного зверя. Но добыча пищи держалась теперь на более устойчивом уровне в течение круглого года, в результате чего количество стоянок и, следовательно, численность населения возрастали. Продолжительность жизни тоже, по-видимому, увеличилась. […]
Новые каменные инструменты и оружие помогли людям мезолита осваивать леса и моря, которые заняли часть Северо-Западной Европы после таяния северного ледяного щита.
Одним из основных видов охотничьего оружия являлись лук и стрелы, которые, вероятно, были изобретены в позднем палеолите. […] Искусный стрелок мог поразить каменного козла на расстоянии 35 ярдов (32 м), и, если его первая стрела не попадала в цель, у него было время послать вслед за ней другую.
Стрелы были обычно зазубренными или имели наконечники в виде маленьких острых кусочков кремня, которые называют микролитами. Многие из микролитов не превышали 1 см в длину и имели стандартную форму полукруга, стержня, треугольника или трапеции. Микролиты приклеивались смолой к древку из оленьей кости. […]
Новые образцы крупных каменных орудий помогали людям эпохи мезолита изготовлять челноки, весла, лыжи и сани. Все это вместе взятое позволило освоить огромные водные участки для ловли рыбы и облегчило передвижение по снегу и заболоченной местности (с. 170–177).
Распространение современного человека
В Африке были найдены более древние ископаемые остатки, чем на каком-либо из других континентов. Так, в Южной Эфиопии нашли Омо-1 — неполный череп со многими современными признаками, возраст которого, вероятно, более 60 тысяч лет. В устье южноафриканской реки Клазис обнаружены «современные» остатки, возраст которых 100 тысяч лет, а в пещере Бордер найдена «современная» нижняя челюсть возрастом 90 тысяч лет.
Некоторые другие древние остатки можно увязать с современными неграми и бушменами. Предполагается, что наследственные особенности, характерные для этих групп, обнаруживаются в черепе из Флорисбада (Южная Африка), которому более 100 тысяч лет. Но специфические, похожие на детские черепа бушменского типа имеют большую древность, чем первые известные нам остатки негров давности 17 тысяч лет. По всей видимости, бушмено-готтентотская группа когда-то занимала всю Южную Африку. Группы бушменов охотников-собирателей и сейчас еще ведут почти палеолитический образ жизни в пустыне Калахари на территории Ботсваны. […]
Ископаемые черепа 40 тысячелетней давности, которые относятся к вполне современному типу, встречены в самых различных районах Азии — от Израиля до Явы. У всех них есть подбородочный выступ или другие явно «современные» признаки. Но на западе и юго-востоке Азии попадаются также формы с архаичными особенностями, характерными для неандертальцев (см. с.146–147). Некоторые дальневосточные формы приводят в замешательство исследователей, будучи похожими на еще более раннего человека Homo erectus, Специалисты объясняют это по-разному (с. 182–184). […]
Впервые люди появились в Северной Америке, вероятно, между 70 и 12 тысячами лет назад. В периоды наибольших похолоданий в это время море отступало и образовывалась широкая сухопутная перемычка Берингия, которая сейчас затоплена Беринговым проливом. Охотники-собиратели, вероятно, прошли по ней не замочив ног из Сибири на Аляску. Продвинувшись на юг по одному из свободных от льда путей, они распространились по Великим равнинам и проникли в Южную Америку, достигнув Патагонии. […]
Но все еще вызывает споры вопрос о том, когда именно пришли в Америку их предки. Сторонники более поздней датировки указывали на то, что наиболее ранние ископаемые остатки имеют возраст всего лишь 12 тысяч лет. […]
Сторонники более ранней даты утверждают, что человек пришел в Америку более 40 тысяч лет назад. Но после того, как была уточнена датировка черепа человека из Дель-Мар в Калифорнии, которому, как предполагали раньше, было 48 тысяч лет, его возраст был уменьшен до 11 тысяч лет.
Таким образом, мы приходим к средней дате — человек появился в Америке около 30 тысяч лет назад. Эта дата подкрепляется находками из бассейна Старого Ворона на Юконе; там был найден, в частности, костяной скребок для очистки шкур, которому, очевидно, 27 тысяч лет. К другим достоверным находкам, которым 20 тысяч лет или более, относятся очаги и кости 22тысячелетнего возраста из Мексики. [.„]
Не подлежит сомнению лишь тот факт, что 11 тысяч лет назад эти два последних незаселенных, но пригодных для обитания человека континента были уже населены людьми от одного конца до другого.
В период от 12 до 5 тысяч лет назад словно огромной волной вымирания было сметено много крупных животных Северной и Южной Америки. Ее жертвами стали семь доисторических разновидностей слонов (четыре вида мамонтов и три вида мастодонтов), три вида верблюдов, длиннорогий бизон, лошадь, некоторые вилорогие антилопы и мускусные быки, гигантские наземные ленивцы (мегатерии), гигантские броненосцы (глиптодонты) и саблезубые кошки.
Пик вымираний приходится на период от 12 до 10 тысяч лет назад — на то время, когда палеоиндейцы завладели обоими континентами. Поэтому некоторые ученые считают, что эти виды животных были истреблены человеком. Согласно этой теории массового уничтожения, избиение животных было совершено копьями с каменными наконечниками, которые метались с помощью специальных приспособлений. […]
Но это вымирание животных совпало по времени с радикальными климатическими изменениями, связанными с таянием северных ледяных щитов. […]
Согласно третьей теории, в вымирании виноваты как человек, так и климат. По этой теории, изменения климата, повлиявшие на растительность, привели к сокращению площади питания определенных видов животных. Сосредоточенные в этих районах и ослабленные нехваткой пищи целые стада становились жертвой охотников, (с. 186–189).
Следы очагов и ископаемые остатки, возраст которых установлен, свидетельствуют, что современный человек жил в Австралии по крайней мере уже 40 тысяч лет назад. […]
Вероятнее всего, люди впервые появились здесь в период от 55 до 45 тысяч лет назад, когда уровень океана был на 160 футов (50 м) ниже, чем сейчас, и многие острова составляли единое целое. Жителям Юго-Восточной Азии достаточно было пересечь на каноэ или плотах всего лишь 40 миль (65 км) моря, чтобы попасть в Меганезию — материк, частью которого являлась Австралия.
Перед тем как в Австралии два века назад высадились европейцы, все аборигены вели жизнь, характерную для позднего палеолита. Небольшие полукочевые группы почти голых людей бродили каждая по своей собственной постоянной территории. Мужчины, вооруженные копьями и бумерангами охотились на дичь. Женщины собирали растения и насекомых. Мифы и ритуалы играли большую роль в их жизни, что нашло отражение в танцах, живописи, песнях и легендах, передаваемых изустно. Все это сохранилось и в настоящее время, поэтому изучение обычаев австралийских аборигенов позволяет нам лучше понять образ жизни доисторических людей и в других частях света, (с. 190–191).
Схемы, гипотезы, причины и факторы эволюции человека
Этот подраздел охватывает ряд теоретических вопросов антропогенеза. Как уже упоминалось, до сих пор у антропологов нет единого взгляда на то, какая из ископаемых форм была непосредственным родоначальником линии приматов, ведущей к Homo sapiens (может быть, эта форма еще даже не найдена), так же как и на время отделения от эволюционного древа человеческой линии. Это и понятно, ведь в палеонтологической летописи довольно много пробелов, которые можно заполнить лишь теоретическими построениями. Разные ученые по-разному представляют себе филогению человека и в соответствии со своими представлениями строят его генеалогическое древо. В настоящее время, по крайней мере, сложился общепринятый взгляд на прародину человечества — ею была Африка. Следует помнить о трех важнейших качественных скачках в эволюции человека: во-первых, переход к прямохождению и появлению «обезьянолюдей», во-вторых, начало регулярной трудовой деятельности, и в третьих, так называемая неолитическая революция, знаменующая рубеж между мезолитом и неолитом. Слово «скачок» не стоит понимать буквально: до сих пор идут споры о том, какой характер носила эволюция приматов — постепенного развития комплекса признаков, существовавших у их животных предков, или скачкообразный, при котором появление формы, обладавшей качественно новыми свойствами прямохождением, а главное, систематическим применением и изготовлением орудий труда — произошло в результате крупных мутаций. Точно так же до сих пор не решен вопрос о том, следует ли считать неандертальца непосредственным предком современного человека. Возникает еще больший круг вопросов, связанных с факторами и причинами эволюции гоминид, и самый интересный из них — причина возникновения предчеловека. На этот счет есть по меньшей мере три основных гипотезы. До недавнего времени общепринятой была так называемая «саванная теория», связывающая переход к прямохождению с глобальными изменениями климата планеты. Существуют также варианты «водяной гипотезы», и наконец, большой интерес представляют воззрения, изложенные в книге Г. Н. Матюшина «У истоков человечества», где приведены возражения против «постепенности» эволюции предков человека и новая гипотеза, представляющаяся весьма убедительной. В «Хрестоматии» даны материалы, представляющие различные точки зрения по некоторым из перечисленных проблем.
Генеалогическое древо человека
Большинство ученых предполагают, что рамапитек проник в Индию и в Европу из Африки. Многие исследователи[3] считают его «прямоходящим» предком человека, пока еще не найдено ни целого черепа рамапитека ни других важных частей его скелета, по которым можно было бы судить об этом достоверно. Имеются лишь зубы и фрагменты челюстей. (Получаются «прямоходящие» зубы и челюсти). В 1980 г. в Египте найдены останки более древнего существа — египтопитека. Возраст его почти вдвое старше рамапитека — около 30 млн. лет. Зубы более сходны с человеческими, чем с обезьяньими, но и по египтопитеку, как и по другим, еще более древним видам, материалов маловато.
Учитывая все это, вряд ли целесообразно привлекать их для широких схем. Надежно опираться пока можно лишь на хорошо изученного австралопитека. Можно, конечно, предполагать, что гоминиды отделились от семейства обезьян около 14 (или даже 20) млн. лет назад, но достоверно известно лишь, что около 4–6 млн. лет назад, они разделились по меньшей мере на два-три разных вида, из которых выжил лишь один — человек, остальные (зинджи — парантропы, австралопитеки африканские, робустусы и т. п.) вымерли по крайней мере около миллиона лет назад.
Как же выглядит сейчас генеалогическое древо человека в результате этих открытий? Одно перечисление их указывает на большую сложность его составления. М. Иди в книге «Недостающее звено» (1977) попытался систематизировать все точки зрения на родословную человека и изобразить ее в таком виде, в каком она представляется современной науке. Он вынужден был, во-первых, нарисовать не одну, а несколько родословных, так как точки зрения у разных ученых существенно различались, во-вторых, отказаться от дат на этих схемах, поскольку составители их — маститые ученые не могли прийти к единому мнению относительно того, когда именно возник и сколько времени существовал тот или иной вид (например, рамапитек). […]
Первое древо составил английский палеоантолог У. Ле Гро Кларк в 1959 г. По его схеме, где-то в конце олигоцена — начале миоцена происходит разделение единой линии гоминоид на несколько ветвей. Одна из них дает несколько видов вымерших человекообразных и современного гиббона, другая — вымерших дриопитеков и современных человекообразных — гориллу, шимпанзе, орангутанга. В середине миоцена от единого ствола отделяется линия австралопитеков, от которых происходят питекантропы, а от питекантропов — современный человек, и параллельно ему ответвляются две тупиковые линии — неандертальского и родезийского человека.
По родословной, составленной Д. Нейпьером в 1971 г., все происходят от египтопитеков, которые в миоцене разделились на проконсулов — дриопитеков (от них произошли современные шимпанзе и гориллы) и рамапитеков. От последних отходит линия человека «умелого» — человека прямоходящего — современного человека и две боковые линии — австралопитеков (африканских) и парантропов (австралопитеков бойсеи).
Ф. Тобайас составленное им в 1965 г. генеалогическое древо начинает от общего предка — праавстралопитека, от которого отделяются австралопитеки бойсеи и африканский. Оба этих вида вымирают, а тем временем остальная часть общего предка (австралопитековых) трансформируется последовательно в человека «умелого» (Homo habilis), прямоходящего (Homo erectus), неандертальского (Homo neandertalus) и современного (Homo sapiens).
Л. Брейс смотрит на эволюцию гоминид просто: по составленной им в 1971 г. генеалогии от египтопитека до современного человека ведет одна линия. (Всех австралопитековых он объединяет в одну форму).
Пятое древо отражает взгляды Л. Лики. Здесь в основную линию помещен проконсул (по мнению некоторых, стоящий ближе к горилле, чем к гоминидам), которого он считает предком кениапитека (рамапитека). Лики признавал только одного австралопитека — сверхмассивного бойсеи. Австралопитека африканского он назвал человеком «умелым», и линия человека «умелого» у него ведет непосредственно к современному человеку с возможным тупиковым ответвлением через питекантропа яванского к неандертальцу.
В последние годы многие исследователи стали оперировать более общей схемой, по которой между 3 и 2 млн. лет назад от общего предка — австралопитека африканского (изящного) отделяется тупиковая линия австралопитеков робустус и линия Homo habilis — Homo erectus — Homo sapiens (Урысон, 1980). Однако в 1979 г. американские антропологи Д. Джохансон и Т. Уайт предложили новую схему генеалогии человека. Основываясь на своих находках в Эфиопии, они выделили новый вид предка человека — австралопитека афарского (Australopithecus afarensis). К этому виду они отнесли и находки М. Лики в урочище Летолил. По мнению Джохансона и Уайта, между летолилскими и афарскими формами существует поразительное сходство. И те, и другие относятся к одному виду — австралопитеку афарскому. Они считают, что это был исходный вид, который дал начало как линии более поздних австралопитеков (грацильных и массивных), так и эволюционной линии, ведущей к человеку разумному через человека «умелого», прямоходящего и т. п. […]
Однако и эта схема вызывает возражения.
Не следует удивляться разнобою во мнениях по генеалогии человека. Всего лишь 20 лет назад считалось общепринятым, что древнейшим человеком был питекантроп, кости которого найдены на острове Ява и который жил около 800 тыс. лет назад. […]
Открытия последних 10–15 лет показали, что устоявшиеся представления о происхождении человека нуждаются в коренном пересмотре. Установлено, что древнейшие обезьяноподобные люди, изготовлявшие грубые примитивные орудия и охотившиеся на крупных животных, выделились из мира животных не около 1 млн. лет назад, а свыше 2,6 млн. лет назад. Что древнейшим человеком был не яванский питекантроп, а восточноафриканский Homo habilis, ибо яванский питекантроп относится к более поздней стадии развития человека и отражает более высокий биологический уровень его развития. Что же касается грани между человеком Homo habilis и обезьяной (австралопитеком), то, как пишут французский нейрохирург Ж. Антони и советский антрополог М. И. Урысон, морфологически они идентичны, хотя и существенно отличаются от современных человекообразных. Единственный надежный критерий, отделяющий человека «умелого» от австралопитеков, — следы трудовой деятельности в виде орудий труда. В. П. Якимов (1976) и В. И. Кочеткова (1969) считают, что такой гранью между ними был «мозговой рубикон» в пределах 700–800 см3. Однако другой видный советский антрополог А. А. Зубов (1973) справедливо подчеркивает, что решающим должно быть не только наличие и количество признаков сходства с человеком, но и то, в какой мере они связаны с самой существенной особенностью — трудовой деятельностью.
Итак, обзор новейших находок свидетельствует, что в процессе перехода от австралопитековых к человеку можно видеть как бы вспышку формообразования. […]
Многие из предков сосуществуют с потомками — с человеком.
Колыбелью его оказалась Восточная и Южная Африка. Ископаемые останки предчеловека отсутствуют в Западной и Экваториальной Африке. Здесь обитали (и до сих пор обитают) его близкие сородичи — шимпанзе и гориллы.
Биологически предчеловек оформился задолго до того, как стал трудиться. Не менее чем за 1,5–2 млн. лет до первых каменных орудий у него появилось прямохождение, больший, чем у современных обезьян, объем мозга, рука стала более пригодной к использованию орудий и т. п. Одновременно с человеком «умелым» сосуществуют разнообразные виды ископаемых гоминид (австралопитеки: африканские — грацильные, сверхмассивные — бойсеи и массивные робустусы и т. п.). «Предки» (австралопитеки) и «потомки» (человек «умелый») длительное время сосуществуют, затем австралопитеки вымирают, а человек продолжает жить и развиваться. Биологически они одинаковы, поэтому изготовление и использование орудий труда — единственное главное и существенное отличие раннего человека от его предков — австралопитековых». (с. 40–45).
Факторы и критерии гоминизации
«Гоминизацией называют процесс очеловечения обезьяны, начало которому положило формирование первых специфических человеческих особенностей, а завершением было появление человека современного типа. Для человеческой линии эволюции специфично возникновение принципиально нового способа поведения — адаптации к трудовой деятельности. «Труд создал человека»[4] — ныне это положение, выдвинутое Ф. Энгельсом, является общепризнанным. Предполагается, что уже в основе выделения гоминидной линии могло быть приспособление к жизни в открытой местности, проявлявшееся в использовании различных природных предметов, а затем и изготовлении простейших орудий. Иными словами, основным фактором и критерием гоминизации, безусловно, является культура, прежде всего трудовая деятельность, С этой точки зрения понятна первостепенная роль археологического критерия.
Конечно, при счастливом стечении обстоятельств, когда с каменными орудиями, расколотыми костями животных обнаруживаются остатки одного морфологического типа гоминид, определить «изготовителя» этих орудий как будто нетрудно. И все же на ранних этапах становления человека даже и в таких случаях картина далеко не всегда достаточно ясна.
Зинджантроп до сих пор считался бы единственным творцом олдувайских орудий и древнейшим человеком, если бы вслед за ним не был обнаружен хабилис. Можно было ожидать, что после этой находки ситуация прояснилась: при одновременном «сосуществовании» в одном и том же слое с орудиями массивных австралопитеков и Homo изготовление орудий можно приписываться морфологически более прогрессивному гоминиду. Такова ситуация в Олдувае, такая же она в общем и в районе Восточного Туркана, и в Стеркфонтейне. […]
Но есть и исключения.
В Хадаре олдувайские орудия с датировкой около 2,5 млн. лет встретились в области обитания древнего афарского австралопитека. Здесь в верхней части горизонта Када Хадар, обнаружен 81 предмет: 72 % составляют чопперы и 28 % — отщепы. М. Лики отмечает:
[…] при наличии прямохождения и, следовательно, свободных рук использование различных метательных предметов, дубинок и тому подобного танзинийскими австралопитеками представляется весьма вероятным.
Можно также сослаться на сообщение об открытии в Эфиопии «кварцевой индустрии». […]
Это преимущественно маленькие гальки и гравий из кварца, значительно реже использовали базальт, кварцит, яшму или халцедон.
По определению французского антрополога И. Конпенса, это «индустрия на отщепах» с редкими следами ретуши и употребления, возможно, предшествовавшая олдовайской. […]
Но самое интересное, что орудия из Омо, как, возможно, и из Афара, пока ассоциируются не с хабилисом, а с австралопитеками, причем не с поздним массивным зинджантропом — современником хабилиса, но с более ранними их представителями. Если это предположение подтвердится, то сократится временной разрыв между приобретением двуногой походки и началом изготовления орудий — двумя событиями, логическая связь которых представляется достаточно очевидной.
Но из рассмотренных фактов следует и еще один важный вывод: даже при наличии орудий археологический критерий не всегда «срабатывает». […]
Очевидно, что таксономический[5] критерий семейства гоминид все-таки должен быть, в первую очередь, морфологическим, палеонтологическим. Только при этом условии можно объединить в рамках единой системы современные и ископаемые формы. Однако в основу такого морфологического критерия должен быть положен комплекс признаков, по которым человек наиболее четко отличается от других приматов. [„.]
Основными системами гоминизации являются: прямохождение, большой высокоразвитый мозг, приспособленная к трудовой функции рука, а также дентиция — строение зубной системы. Все эти морфологические признаки в той или иной степени отражают и изменения в поведении. То есть трудовая деятельность входит в морфологический критерий гоминид опосредованно, через «отпечаток» ее в анатомических структурах.
Возникает вопрос: на каком этапе эволюции можно достаточно отчетливо различить «отпечаток» поведенческих сдвигов в структуре основных комплексов гоминизации? Была ли «морфологическая грань» между существами, перешедшими к систематическому изготовлению орудий и еще не перешагнувшими этот рубеж?
Мнения по этому поводу различны. Одни полностью отрицают такую морфологическую грань при признании двуногих австралопитеков гоминидами; другие включают в семейство гоминид только поздних высокоразвитых «настоящих гоминид», начиная с питекантропов, у которых эволюция мозга и руки продвинулась достаточно далеко и «отпечаток» очевиден.
Существует и такая точка зрения, что Homo (человеком) следует считать лишь Н. sapiens. В последнем случае, как нам кажется, смешиваются различные подходы. Оставаясь в рамках систематики, нельзя изолировать «готового человека» от длинной цепи его предшественников.
Сложность проблемы состоит в том, что морфологическая эволюция гоминид характеризовалась неравномерностью, «мозаичностью». Не было строгого параллелизма в развитии отдельных систем гоминизации. Если комплекс прямохождения в своих основных чертах сформировался 3,6–3,8 млн. лет назад, а возможно, и ранее, то значительное увеличение массы мозга произошло много позднее, эволюционировала также и кисть древних гоминид. Следовательно, именно комплекс прямохождения должен быть положен в основу как древнейший из всех. […]
Нам представляется, что к семейству гоминид следует относить всех двуногих высших приматов, которые в той или иной степени приспособились к новой обстановке и были вынуждены прибегать к использованию, а затем и к изготовлению искусственных средств культурной адаптации.
Другими составными компонентами критерия могут быть: достаточно высокий уровень церебрализации и первоначальное приспособление руки к трудовой деятельности «силового» направления. […]
Реальность такого понимания морфологического критерия гоминизации доказывается прежде всего находкой олдувайского хабилиса и других ранних представителей рода Homo в Восточной Африке, чей статус гоминид определяется, как уже говорилось, прямохождением, высоким уровнем церебрализации, признаками «силовой» адаптации кисти и археологическим критерием.
А как же обстоит дело с австралопитеками? Мы видели, что они были двуногими и, следовательно, удовлетворяли первому и основному условию таксономического критерия гоминид. Уровень их церебрализации тоже обнаруживает тенденцию к положительному сдвигу сравнительно с современными понгидами. Наконец, появились новые данные о возможном изготовлении австралопитеками примитивнейших орудий. Большинство специалистов поэтому рассматривают австралопитеков как древнейших гоминид — австралантропов. (с. 62–66). […]
[…] Итак, если речь идет о грани между высокоразвитой обезьяной и двуногой человекообезьяной — австралопитеком (австралантроном), то она, несомненно, выражается в первую очередь в прямохождении как основном способе передвижения, чего не выявлено пока ни у одной ископаемой или современной обезьяны. […]
Вопрос о морфологической грани между «изготовителями» и «неизготовителями» орудий остается открытым. Ведь сходные австралопитеки из Афара и Омо, возможно, уже могли изготовлять примитивные орудия. […]
Это напоминает положение с пресловутым «мозговым Рубиконом», который неоднократно менялся в зависимости от расширения конкретных палеонтологических и археологических материалов. […]
Ныне ситуация иная: уже нельзя отрицать, что творцом древнейших каменных «праорудий» вполне могло оказаться существо с объемом мозга не 750 или 700 см3, как считали когда-то, а с малым мозгом — возможно, не большим, чем у шимпанзе. Как писал еще в 1969 г. Ф. Тобайяс, австралопитек уже сделал решающий шаг на пути перехода к адаптации с помощью культуры.
Однако совершенно очевидно: это был неравномерный и длительный процесс. Поэтому напрасно ожидать, что уже на самых ранних его этапах могут выявиться какие-то структурные индикаторы перехода к изготовлению орудий четкой «морфологической грани. […]
Еще сложнее уловить первоначальные преобразования мозга (эндокрана), наиболее ранние проявления которых должны были происходить на нейронном или даже молекулярном уровне. […]
В силу каких-то, пока не вполне ясных причин наибольшую степень адаптации с помощью культуры проявила линия Homo, возможно, первоначально зародившаяся в недрах какой-нибудь периферийной популяции австралопитеков. Основной отличительной чертой развития этой линии стало увеличение массы мозга и усложнение его структуры. […]
Размеры мозга увеличивались весьма медленно в линии собственно австралопитеков: в последовательности грацильные — массивные формы объем мозга изменился всего от 450 до 500–535 см3. С появлением же рода Homo скорость преобразования мозга в целом значительно возросла. Соответствие массы мозга ископаемых гоминид их геологическому возрасту играет особую роль. Правда и здесь есть периоды «отступления». Это, видимо, означает, что при общем возрастании массы мозга в линий человека периоды значительного ускорения сменялись другими, когда эволюция происходила замедленными темпами. […]
Безусловно общая картина морфологической эволюции человека еще далеко не выяснена. Пока нельзя говорить о какой-то единой общепризнанной модели, с помощью которой можно было бы описать этот процесс. […]
Применительно к эволюции гоминид в целом тоже разрабатываются и модель постепенного филогенетического развития, и модель так называемого прерывистого равновесия с чередованием длительных периодов относительной стабильности и быстрых изменений.
Палеонтология в действительности как будто дает примеры обоего рода. Так, если получат дальнейшее подтверждение данные о находке в Афаре миниатюрного австралопитека, очень похожего на «Люси», но значительно большей древности, то окажется, что примерно за миллион лет не произошло заметных изменений в строении этого примата.
Т. Уайт видит в этом доказательство, что эволюция видов протекала не постепенно, а в виде «коротких эпизодических вспышек». Это, по существу, совпадает со взглядами тех исследователей, которые придают решающее значение мутагенным факторам («мутаторные генотипы») или стрессовым условиям среды как причине «катастрофического видообразования».
Однако значительно больше палеонтологических фактов свидетельствуют о постепенности эволюционных преобразований, эволюционной непрерывности, возрастающей по мере заполнения неизбежных разрывов палеонтологической летописи. Известно, что основной механизм эволюции — накопление малых мутаций под контролем естественного отбора, тогда как крупные мутации обычно снижают жизнеспособность. […]
Специалистами обсуждается целый спектр факторов, которые могли оказать то или иное влияние на процесс гоминизации и его темпы: это повышение уровня радиации, геомагнитные инверсии, вулканизм, землетрясения, изменение характера питания, изоляция и др». (с. 66–68).
Экологические теории гоминизации(«Саванная гипотеза»)
«В предгорьях Гималаев в Индии, Пакистане, ЮгоВосточной Африке, Ближнем Востоке и Центральной Европе были найдены останки ископаемой крупной обезьяны — рамапитека, по строению зубов оказавшейся промежуточной между современными человекообразными обезьянами и человеком. Впоследствии было определено, что рамапитеки жили около 8—14 млн. лет назад. В это время, как показывают палеоклиматические данные, на Земле стало немного холоднее и на месте прежде необъятных тропических лесов стали возникать саванны. Именно в это время рамапитеки «вышли из леса» и стали приспосабливаться к жизни на открытом пространстве. Можно только догадываться, что послужило причиной этой экологической перестройки, возможно, поиски пищи, которой стало меньше в джунглях, или желание избегнуть каких-то сильных хищников.
На открытом пространстве потребовалась физическая перестройка организма обезьяны: преимущество получали те особи, которые могли дольше продержаться на двух ногах — в выпрямленном положении. В высокой траве для высматривания добычи и врагов такое положение тела несомненно более выгодно. И какие-то рамапитеки встали на ноги» (с. 257–258).
«Главный вывод, который можно извлечь из представленных в настоящей книге данных и рассуждений, заключается в том, что возникновение вида с признаками расценивающимися нами как сугубо «человеческие», не было неизбежным и предопределенным заранее результатом телеологического эволюционного процесса, но явилось теоретически объяснимым следствием существования предков человека в «подходящих» экологических и эволюционных условиях. Гоминиды и люди утвердились на Земле потому, что, подвергаясь действию основных биологических и эволюционных факторов и процессов, благодаря присущим им адаптивным характеристикам они могли «решать» проблемы, возникавшие перед ними в определенных филогенетических и экологических обстоятельствах. […] Прошлое человека, как и всякого другого вида, нужно анализировать в контексте тех событий и процессов, которые развивались тогда же, в прошлом, а не в свете последующих эволюционных явлений. Именно эти события и процессы давно прошедших времен, составлявшие движущую силу человеческой эволюции, обсуждались и моделировались в настоящей книге.
К числу главных из этих факторов относятся характеристики, унаследованные гоминидами и их предками в результате предшествовавшего эволюционного развития, — размеры тела и признаки млекопитающих и приматов. Как было показано, это филогенетическое наследие в значительной мере определило ход последующей эволюции гоминид. Оно явилось тем субстратом, на который должен был воздействовать естественный отбор. Реакции ранних гоминид на встававшие перед ними проблемы были обусловлены их предысторией. […]
Если филогенетическое наследие можно назвать внутренней движущей силой эволюции, то окружающая среда составляет ее внешнюю движущую силу, а следовательно, эволюцию человека необходимо рассматривать и в том аспекте. Как было показано, человеческая эволюция и необходимые для нее предпосылки определялись разнообразными условиями окружающей среды. На эволюцию гоминид наложили свой отпечаток и тропические среды Старого Света, и африканские саванны с сезонной изменчивостью, и плейстоценовые среды с умеренным, но, все более холодным, климатом; здесь играли роль и характер изменений среды обитания, и неустойчивость экологии. […]
Что можно сказать об адаптивных стратегиях ранних гоминид? По современным представлениям, эти стратегии возникли главным образом в Африке — отчасти в результате радиации африканских гоминоидов, отчасти в результате развития сообщества коэволюционировавших африканских млекопитающих. О таком более локальном, развитии ранних гоминид заставляют говорить сегодня многочисленные данные, которые должны заострить внимание исследователей на изучении роли африканских сред в формировании первичных этапов гоминидной эволюции. Эти данные должны способствовать и скорейшему признанию огромной эволюционной значимости исхода гоминид из Африки.
[…] Важнейшее значение для эволюции гоминид помимо их «африканской природы» имело прямохождение. Прямохождение — рано появившийся, в той или иной степени присущий всем гоминидам признак, который наложил отпечаток на всю их анатомию. Если раньше считалось, что толчок к человеческой эволюции дало укрупнение головного мозга с соответствующим повышением умственных способностей, то теперь полагают, что решающую роль в этом сыграл тип передвижения.
Ископаемые свидетельства этого обстоятельства заострили внимание палеоантропологов на вопросе, что делали ранние гоминиды на двух ногах?
Прежде чем ответить на этот вопрос, следует вспомнить, что гоминидных линий было несколько. Можно спорить по поводу точного числа видов гоминид, на тот факт, что в интервале между 3 и 1 млн. лет назад одновременно существовало не менее двух видов этих приматов, никаких сомнений в настоящее время не вызывает.
Пожалуй, за два последних десятилетия это — самое выдающееся заключение палеоантропологии, ибо оно доказывает, что эволюция человека происходила так же, как и эволюция других видов, и что гоминиды могли иметь разный облик. Адаптации гоминид явились теоретически объяснимым результатом эволюционных и экологических процессов, а потому не исключено, что адаптации эти менялись в ходе эволюции и были неоднозначными. Особенное впечатление производит мысль о том, что подобные эксперименты эволюция могла проводить и в более раннее время, создавая гоминидоподобные формы, с более поздними видами непосредственно не связанные. Быть может, когда-нибудь будут получены ископаемые свидетельства и этого предположения.
Что же касается количества существовавших видов гоминид, то, возможно, еще не все они открыты. Поскольку видовое разнообразие лишь оживляет палеоантропологическую картину, то чем больше их будет открыто — тем лучше! Учитывая все сказанное в этой книге, можно, однако, думать, что любой вновь обнаруженный вид в той или иной мере будет повторять уже известные адаптивные признаки гоминид. Как было показано, Australopithecus и Homo отражают собой соответственно тенденции к специализации и генерализации. Это — альтернативные пути эволюции гоминид, результат межвидовых взаимодействий и локальной конкуренции. Возможно, что подобные тенденции возникали и в других частях Африканского материка; это должно найти отражение в ископаемом материале.
Соответственно Australopithecus и Homo обнаружили и разные адаптивные характеристики. Australopithecus проявлял тенденцию к увеличению размеров и более массивному телосложению, a Homo — к большей грацильности. Подобные две дивергентные тенденции прослеживаются, однако, и внутри одной эволюционной линии, приведшей к возникновению современного человека. Такое повторение тенденций показывает, каким образом экологические проблемы и адаптивные изменения «преломляются» через одни и те же эволюционные процессы» (с. 333–336).
«Важно отметить, что оба рода (австралопитековых) были широко расселены в пределах Африки, а различия в размерах и при отсутствии серьезных естественных врагов гипертрофия скелета и мускулатуры являются вполне закономерным выражением адаптивной радиации в близких экологических нишах. Этими нишами были экосистемы с млекопитающими, преимущественно копытными и приматами, которые служили охотничьей добычей для парантропов и австралопитеков, перешедших к более или менее постоянному употреблению мясной пищи и характеризуемых резким отличием в этом отношении от миоценовых предшественников.
Что привело их к этому? На мой взгляд, ответ может быть только экологическим: он показывает, сколь при всей их наивности недалеки от истины были взгляды 20-х годов. Саваннизация Африканского материка в целом уменьшила обилие легкодоступных растительных ресурсов и потребовала большей двигательной активности для добывания пищи, а следовательно, и дополнительного энергосбережения. […]
Переход к двуногой локомоции был совершенно неизбежным событием при саваннизации Африки, и, следовательно, он тоже экологически обусловлен. Можно бесконечно долго спорить о том, почему в таком случае шимпанзе и горилла не перешли и не переходят к мясной диете и прямохождению, утверждать при этом, что нужно искать какие-то другие внеэкологические причины. Не исключаю принципиальной возможности, что подобные причины могут быть в будущем найдены, но мы в соответствии с логикой науки не должны забегать вперед, а должны искать простых объяснений в рамках доступных нам представлений. Экологическая гипотеза является примером такого простого и достаточно убедительного, хотя, может быть, и не исчерпывающего объяснения. Сам факт прямохождения в связи с ранней датой его возникновения приводит к мысли, что в австралопитеках и парантропах мы сталкиваемся с ранними предшественниками более поздних гоминид — нашими непосредственными предками» (с. 42–43).
Человек — «обезьяний урод»?
«…Однако только изменениями климата объяснить все сложные процессы антропогенеза невозможно. Прежде всего обращает на себя внимание, что такие и даже более значительные изменения климата были как до, так и после времени выделения человека из мира животных. Однако они почему-то ни разу не привели к очеловечиванию других обезьян (например, шимпанзе). […]
Кроме того, как мы уже видели, при переходе из одной природной зоны в другую (как и при изменениях климата) обезьяны меняют организацию своего сообщества, но никак не способ добычи пищи или походку. То же наблюдается и при изучении жизни племен, которые и в наше время живут в первобытных условиях на уровне каменного века (Кабо, 1979). […]
Антропологи обращают внимание на то, что зубы предчеловека и человека (т. е. гоминид) резко отличаются от зубов современных обезьян. У гоминид в отличие от антропоидов зубы мелкие, нет огромных клыков, которые заменяют обезьянам ножи и кинжалы, но зато коренные зубы у человека крупнее, чем у обезьяны. […]
Условия жизни были достаточно суровыми, но предки человека тем не менее обитали, как уже отмечалось, в очень широком диапазоне природно-климатических условий. Практически — во всех климатических зонах Африки. И более всего удивляет то, что стоянки самого раннего человека и его предков сосредоточены в Восточной и Южной Африке, тогда как современные человекообразные (шимпанзе и гориллы) занимают совсем другие области, главным образом, Экваториальную и Западную Африку.
Анализ распространения древнейших останков антропоидов показывает, что в конце третичного и начале четвертичного периода вся территория Африки была заселена более или менее равномерно человекообразными обезьянами. Причем обитавшие в Западной Африке обезьяны и до сих пор живут в местах их древнего расселения, а вот располагавшиеся в Восточной и Южной Африке близкие родичи шимпанзе почему-то вдруг превратились в прямоходящих предков человека, а потом и в самого человека. Любопытно, что до сих пор ареал предчеловека большей частью не занят другими антропоидами. Установившиеся в течение миллионов лет ареалы различных пород человекообразных до сих пор мало нарушены.
Следовательно, факторы, по которым близкий родственник шимпанзе превратился в прямоходящего предка человека, «действовали» только в Восточной и Южной Африке, но совершенно «не работали» в Западной и Экваториальной Африке.
На территории прародины человека наблюдались при этом непонятные для эволюционистов явления — удивительное разнообразие гоминид. Здесь и рамапитек, и автсралопитековые (изящные, бойсеи, робустусы), и тут же человек «умелый». […]
Почему только климат следует принимать во внимание? Действительно ли природные условия зависят только от климатических изменений? А нет ли в Восточной и Южной Африке каких-либо других природных особенностей, отличающих эту область колыбели человека от Западной и Экваториальной Африки? […] Если внимательно и обстоятельно проанализировать все, что известно по географии, геологии и другим наукам о природной среде Восточной и Южной Африки, то такие различия найти можно» (с. 72–76).
«Прежде всего, эти особенности заключаются в тектонике. Установлено, что тектоническое поднятие Африканского материка, наиболее резко проявившееся в Восточной и Южной Африке, активизировалось именно в то время, когда появился предчеловек. […] Важной особенностью тектоники Африканской платформы является развитие в ее восточной части системы великих разломов. […]
Итак, по территории прародины человека, и только здесь, проходит Восточно-Африканская зона разломов земной коры — рифт. […]
Можно уверенно сказать, что стоянки человека «умелого» и местонахождения древнейших предков человека в основном располагаются в области Великих Восточно-Африканских разломов. […]
Исследованиями советских ученых установлено, что раздвижение литосферных плит, в результате чего образовался рифт (и Красное море), произошло в промежутке между 25–15 млн. и 3,5–3 млн. лет назад. Здесь очевидное совпадение времени образования рифтов в Африке со временем формирования предчеловека. […]
Причем у тех обезьян, которые жили в Западной Африке за пределами зоны рифтообразования, никаких изменений не произошло, и они до сих пор выглядят так же, как 20 млн. лет назад, и ведут тот же образ жизни. Следовательно, рифтообразование, активные движения земной коры, землетрясения — все это как-то связано с выделением человека из мира животных. […]
Однако ограничиться только учетом рифтообразования и тектоники нельзя, […] необходимо проанализировать и другие природные особенности колыбели человека.
Среди них не последнее место занимает активный вулканизм. Все останки ископаемых предков человека и раннего человека, древнейшие орудия и др. засыпаны вулканическими пеплами, залиты лавами и другими отложениями, свидетельствующими о бурной деятельности вулканов в области прародины человека.
Установлено, что движение земной коры по разломам и рифтам привело к мощной вспышке вулканической активности, которая продолжается и сейчас. Все действующие вулканы Африки (кроме Камеруна) находятся в данной зоне. Кроме того, эта зона отличается и сейсмической активностью. Здесь и сейчас происходят многочисленные землетрясения и до сих пор продолжаются движения земной коры по разломам. […] Важно подчеркнуть, что здесь почти все типы магматических пород содержат радиоактивные элементы, причем иногда в повышенных по сравнению с кларком (средней величиной. — Г. М.) количествах. […]
Итак, в эпоху выделения человека из мира животных на его прародине был максимум излияния радиоактивных магм из недр Земли. И это не все. При сопоставлении природных условий Западной и Восточной Африки обращает на себя внимание то, что область прародины человека отличается от других регионов Африки обилием урановых руд.
Радиоактивные магмы в зоне великого Восточно-Африканского рифта и урановые богатства в Южной Африке представляют собой своеобразную особенность природных условий прародины человека.
Наиболее интересен Южно-Африканский рудный пояс, ибо там найдены впервые останки австралопитеков, например, австралопитека африканского — непосредственного предка человека, ничем не отличавшегося биологически от человека «умелого». […] Южно-Африканский рудный пояс отличается богатейшими месторождениями с повышенным содержанием урана. Кроме того, там есть и месторождения радиоактивного тория.
Исследователи считают, что здесь располагаются две огромные урановые провинции. […]
Уран — самый тяжелый элемент из всех, которые открыты в естественном состоянии. Он занимает 92-е место в таблице Менделеева. Важнейшее его свойство — ярко выраженная естественная радиоактивность. […]
Даже сейчас, через миллионы лет после того, как радиоактивные руды стали интенсивно разлагаться в местах, содержащих урановые руды, радиация по меньшей мере в 10–20 раз превышает общий уровень. Какова же она была в тот момент, когда обнажились урановые руды в Восточной и Южной Африке и происходило интенсивное извержение радиоактивной магмы? Напомним, что все это было незадолго до того, как стало изменяться физическое строение антропоидов в Восточной Африке» (с. 76–82).
«В Окло (Ю. Африка) — в руде появились глинистые «линзы», где концентрация урана от обычных 0,5 % повысилась до 40 %. […] Как только концентрация урана в слоях достигла критических размеров, в них возникла цепная реакция, и «установка» начала работать.
Действовал этот уникум природы в течение почти 600 тыс. лет, его средняя мощность была невелика. И хотя выделяемая им радиация была небольшой, в течение более полумиллиона лет облучалось все живое вокруг.
[…] Не менее распространенный источник повышенной радиоактивности на территории колыбели человечества — магматические породы. Они более широко распространены, и поэтому действие их эффективнее, хотя фон излучения этих пород был, безусловно, слабее, чем от «реакторов» типа Окло. […]
Итак, прародина человека характеризовалась активной тектоникой, великими разломами земной коры (рифтами), бурной вулканической деятельностью, обилием залежей урановых руд и возможным наличием естественных урановых реакторов. Все эти особенности не учитываются специалистами, а между тем их роль в антропогенезе могла быть значительной, ибо они в комплексе создавали (в то самое время, когда начались изменения в биологическом строении предков человека) повышенную радиацию, которая, как показывают законы генетики, влияет на наследственность, и довольно существенно. Чтобы понять это, нужно обратиться к генетике, специально изучающей законы наследственности и ее механизмы» (с. 83–85).
«Облучение приводит к разрывам нити ДНК, изменениям нуклеотидов, задержке деления и т. п. Даже доза в 200–300 рад приводит к разрушениям в хромосомах человека. […] Число хромосомных нарушений пропорционально дозе облучения.
[…] Исследования показали, что в потомстве облученных родителей мутаций больше, чем хромосомных нарушений, так как кроме хромосомных перестроек происходят толчковые мутации — изменения генов, структуры ДНК в том или ином месте молекулы и т. п. Вспомним, что у всех крупных человекообразных обезьян (орангутанг, горилла и шимпанзе) 48 пар хромосом, а у человека — 46. Иными словами, при переходе от человекообразных обезьян наблюдается уменьшение хромосом на две пары. Чем вызвано это уменьшение? Не исключено, что причина — слипание хромосом в результате облучения. […]
Рассчитано, что при повышении радиации всего на 10Р (а при быстрых нейронах 6—7Р) за год в 2 раза увеличивается частота естественных мутаций, в 2 раза больше рождается детей с измененными наследственными качествами. […]
Влияние радиации на изменчивость организма несомненно. Нам пока неизвестен уровень радиации в Восточной и Южной Африке в промежутке между 20 и 3 млн. лет назад. Однако доказано, что какой-то минимальной дозы радиации, за порогом которой наступает безопасность и радиация уже не действует, нет. […]
Итак, любая доза радиации может вызвать изменения в наследственности, может привести к тому, что у «нормальных» особей будут рождаться «ненормальные», чем-то отличающиеся от всех остальных особи. Причем их дети, как правило, сохраняют способность рожать детей с новыми изменениями в организме. Видимо, эти дети с измененными свойствами казались их родителям уродами (предчеловек — голая обезьяна со слабыми зубами и руками, без клыков, с огромной головой).
Исследования показывают, что наследственные структуры обезьян и человека имеют незначительные различия, которые могли возникнуть в ДНК при небольшой дозе радиации (при определенном времени облучения).
Д. Кон и Б. Хойер из Америки сравнивали ДНК человека и шимпанзе, и оказалось, что различие у них 2,5 %. В последние годы новые изменения показали, что у человека и шимпанзе различие еще незначительнее — лишь 1,1 %. Не о меньшей близости человека и антропоидов свидетельствуют и белки.
[…] Западногерманский исследователь К. Бауэр (К. Bauer, 1973) тщательно проанализировал 30 образцов белков крови человека и шимпанзе и также пришел к выводу, что расхождение линий развития было вызвано крупной мутацией около 9—10 млн. лет назад. К такому же выводу пришли и другие биологи (М. Goodman, J. Barnabas и др.).
Итак, по мнению некоторых генетиков, человек отделился от общих с шимпанзе предков не позднее 4–5 млн. лет назад в результате крупной мутации. […]
Интересно в связи с этим высказывание И. И. Мечникова (1961): «Человек представляет остановку развития человекообразной обезьяны более ранней эпохи. Он является чем-то вроде обезьяньего «урода», не с эстетической, а с чисто зоологической точки зрения. Человек может быть рассматриваем как «необыкновенное» дитя человекообразных обезьян…» […]
Следовательно, Мечников предполагал, что человек появился не путем постепенных, медленных изменений, а внезапно, как «необыкновенное дитя». Причем по своему биологическому строению, он не верх совершенства, а просто обезьяний урод.
Все это хорошо подтверждают известные факты: в Южной и Восточной Африке находится ископаемая прародина австралопитеков — предков человека и Homo habilis — первых людей; здесь же самые мощные в мире залежи урановых руд, обилие радиоактивных магм и т. п. Возможно, что несколько миллионов лет назад, в период горообразования, обнажения свежих выходов урановых руд и активный вулканизм привели к сильному повышению естественной радиации в этой зоне. […] Приматы, обитавшие в этой зоне (Восточная и Южная Африка), получили повышенную дозу радиации. У облученных антропоидов началось интенсивное изменение наследственных признаков — крупные мутации. В результате этого появились новые разновидности — австралопитеки (в том числе африканский и Homo habilis). В это же время необлученные приматы продолжали существовать по соседству (Экваториальная и Западная Африка) с ними в неизмененном виде.
Возникает естественный вопрос: а как же труд? Он никакой роли не сыграл? Однозначно ответить на этот вопрос трудно. Если подходить к механизму мутации, непосредственным причинам биологического оформления человека, то современные науки с непререкаемой категоричностью говорят «нет».
И об этом ясно сказал Н. П. Дубинин (1972). Однако следует иметь в виду, что мутации преобразовали человекообразную обезьяну в австралопитека африканского, т. е. в того прямоходящего предка, который внешне не отличался от человека «умелого», но еще не был им. Между человеком и его прямоходящим предком лежал еще длительный период поисков средств для выживания. […]
Мутанта — предка человека ждала гибель, и он бы неминуемо погиб, если бы не нашел замены всему тому, что у него отобрала природа. И эта замена — искусственные орудия, а затем и организация в человеческое общество. Главную роль сыграли орудия. Именно они заменили каждому гоминиду потерянные острые клыки и большую физическую силу.
Мутации и обусловили историческую необходимость перехода от эпизодического изготовления орудий к систематическому, к труду. Этот период, судя по современным данным, занял что-то около 1,5–2 млн. лет (а может быть, и больше), но только он обеспечил новому виду жизнь. [..] Видимо, появление большого мозга создало биологические предпосылки для появления сознания.
Следовательно, решающее условие антропогенеза — труд и только труд» (с. 100–105).
Г. Н. Матюшин в цитируемой книге предполагает, что, помимо земных причин, на увеличение количества мутаций у предков человека повлияли и космические явления.
«Влияние магнитного поля Солнца на жизнь организмов огромно. Однако последние исследования показывают, что не меньшее значение имеет космическая радиация.
Установлено, что неблагоприятное воздействие солнечных вспышек и космического излучения сдерживается магнитосферой Земли.
Известно, что под влиянием магнитного поля Земли солнечная плазма обтекает нашу планету, образуя радиационные пояса. Магнитное поле сдерживает и проникновение космической радиации, защищая все живое на Земле.
Однако в последнее время большинство исследователей пришли к заключению, что магнитное поле Земли периодически исчезает и меняет полярность (инверсии). Подсчитано, что магнитные полюса менялись местами по крайней мере 171 раз за последние 76 млн. лет. […] В период инверсии магнитное поле ослабевает, а может быть, и временно исчезает. Потоки космической радиации, солнечного ветра и других частиц беспрепятственно достигают Земли. Некоторые специалисты считают, что именно усиление космической радиации на Земле привело к гибели динозавров и многих других доисторических животных. […]
На протяжении последних четырех миллионов лет выделялись четыре эпохи различной полярности: Брюнес (прямая), начавшаяся 690 тыс. лет назад и продолжающаяся до настоящего времени, Матуяма (обратная) — от 690 тыс. лет до 2,43 млн. лет назад, Гаусс (прямая) от 2,43 до 3,32 млн. лет и Гильберт (обратная) — от 3,32 до 4,45 млн. лет назад. В каждой эпохе были случаи смены магнитных полюсов на более короткие сроки — это так называемые полярные эпизоды (Сох, 1969). В эпоху Гаусс выделяются два эпизода: Маммута — от 3,06 до 2,94 млн. лет назад и Каена — от 2,9 до 2,8 млн. лет назад. Самые многочисленные находки останков ископаемых гоминид (Омо, Кооби-Фора, Макапансгат, Стеркфонтейн, Хадар и др.) приходятся именно на этот период, когда относительно быстро (от 3,06 до 2,8 млн. лет назад), не менее четырех раз, менялась полярность геомагнитного поля.
Расчеты специалистов показывают, что уровень прироста ионизирующей радиации в период геомагнитных инверсий составляет 60 %, т. е. если даже исходить из современного общепланетарного фона радиации, то в каждую инверсию частота мутаций в зародышевых клетках гоминид могла по меньшей мере удваиваться. При повышенной местной радиации (и соответственно крупных мутациях) это могло дать весьма значительный результат.
Предполагается, что спад интенсивности магнитного поля в период инверсии длится до 5 тыс. лет. За четыре инверсии в конце эпохи Гаусс в течение 20 тыс. лет магнитное поле Земли либо было ослабленным, либо нулевым. А 20 тыс. лет — срок достаточный для закрепления результатов мутаций и возникновения существенных изменений в организме гоминид, живших в условиях хронического облучения, т. е. формирования новых видов, приспособленных к жизни в таких условиях» (с. 113–117).
«Водяные» гипотезы(Гипотеза Э. Харди)
«…Между тем гипотеза Харди, если рассмотреть ее в деталях, весьма привлекательна. Я присоединяюсь к ней с некоторыми оговорками и приведу как дополнительные аргументы, так и мои поправки.
Первый камень в фундамент этой гипотезы заложил профессор Фредерик Вуд Джонс в своем труде «Место человека среди млекопитающих», опубликованном в 1948 году. На нескольких рисунках было показано, что первичный пушистый волосяной покров человеческого зародыша расположен на поверхности тела так, словно его пригладила сила, направленная от головы в сторону задних конечностей.
Обратив внимание на эти рисунки, Харди в своей статье в «Нью сайентист» (1960) задает вопрос: «Был ли в прошлом человек более приспособлен к воде?»
Он ссылается на тот факт, что множество видов после долгого этапа «сухопутной» эволюции возвратились в море, где снова претерпели обширные метаморфозы. В самом деле, мир животных изобилует случаями такого возврата. […]
Среди отряда млекопитающих также много примеров приспособления к водному образу жизни. […]
Рассмотрим здесь два варианта: тех, которые сохранили волосяной покров, и тех, которые заменили шубу слоем подкожного жира. К первым относятся, в частности, выдры и тюлени. […] Замену волосяного покрова подкожным жиром видим у многих видов — морских слонов, дюгоней, ламантинов. И, конечно же, у китов с их торпедовидной формой тела. Вполне естественно, касаясь нашего безволосого вида, задать тот же вопрос, какой поставил Харди: «Был ли в прошлом человек более приспособлен к воде?» […] Ведь наши близкие родичи, человекообразные обезьяны, оказываются совершенно беспомощными, упав в воду. [..]
Велика роль мельчайших деталей. Вот и тут решающей деталью наделен примат человек. Ему не страшно совать свой нос в воду.
Удивительный орган — наш нос! […]
Нормальную для большинства людей форму нос обрел по другой причине: она явно целесообразна для пловца, поскольку даже при погруженной в воду голове не пропускает влагу внутрь, где, между прочим, расположен чувствительный обонятельный эпителий. […]
Форма носа решает проблему. У всех водоплавающих зверей ноздри обращены вниз или могут надежно запираться. Мы тоже наделены рудиментарной способностью двигать крыльями носа при помощи особых мышц; видимо, в прошлом эта деталь была намного важнее.
Среди приматов нос «изобретен» не только человеком. По берегам рек и заливов Калимантана живет обезьяна, которую мать-природа наделила сходным органом обоняния. У самок носачей аккуратный маленький носик, зато нос самцов достигает таких размеров, что сам Сирано де Бержерак позавидовал бы такому нюхалу. И эта обезьяна может плавать! Больше того она отличный пловец!
Харди приводит ряд аргументов в пользу своей водяной гипотезы.
«Конкуренция вынудила одну ветвь примитивного рода человекообразных обезьян покинуть деревья и искать пропитание — моллюсков, морских ежей и пр. — на мелководье у морских берегов». […]
Харди указывает, что мало наземных млекопитающих могут соперничать с человеком в плавании под водой. […]
Ссылаясь на книгу профессора Джона, Харди отмечает заметное различие подкожного жирового слоя шимпанзе и человека. Толщина его у обезьян не идет ни в какое сравнение с подкожным жиром людей, особенно женщин. Женское бедро сильно отличается от мужского, оно намного лучше защищено жировым слоем, и жировая изоляция грудей куда надежнее, чем у любой обезьяны, которая остается «плоскогрудой» даже во время кормления.
Если бы безволосая обезьяна полностью обнажилась во время своего полуводного существования, до нас не дошли бы важные прямые, а вернее косвенные улики. Но волосяной покров не исчез совершенно.
[…] Очевидно, что расположение волос у человека тоже отвечает каким-то особым требованиям, и только плавание может объяснить эти особенности. Ибо волосы не спадают прямо вниз, как следовало бы, чтобы капли быстрее скатывались по волосяному покрову стоящего человека, а образуют, так сказать «аквадинамические» петли и завихрения. […]
Харди останавливается также на роскошной гриве, какой нас наделила природа и какой не может похвастаться ни одна человекообразная обезьяна. По мнению Харди, густая шевелюра весьма уместна на чувствительной к солнцу голове водоплавающего существа.
Упоминает Харди и потовые железы, считая, что они развились, чтобы быстро охлаждать тело, когда пловец на время выходит из воды. Далее, он полагает, что прямохождение возникло именно в воде. Мелкая добыча поедалась стоя, после чего продолжался поиск пищи, не прерываемый без нужды выходом на берег. […]
Харди ведет свою обезьяну к морю, где, как мы видели выше, она, приспосабливаясь к новой среде, становится ныряющим и плавающим существом с голой кожей и прямой осанкой. Однако если ближе рассмотреть изменение природных условий, якобы вызвавших уход в приморье, мы увидим более выигрышную альтернативу, нежели морские берега.
Нам придется вернуться в весьма далекое прошлое, а именно, в эпоху плиоцена, начавшуюся, двенадцать и окончившуюся три миллиона лет назад. Кстати, именно в эту эпоху помещают Моррис и Морган своих «человекообразных обезьян», а вернее, гоминидов, то есть предшественников человека.
В это время в Африке началась засуха, которая продолжалась миллионы лет (с. 74–83).
Гипотеза Я. Линдблада
Так что же всетаки случилось с нашим далеким предком? Что вынудило или поманило определенный вид приматов покинуть лес?
Степи ширились, животный мир пополнялся новыми видами […]
И ведь где-то, как уже говорилось, самая обильная в истории нашей Земли саванновая фауна утоляла свою жажду.
Если вокруг водоемов водилось много животных, то как обстояло дело в самой воде? А так, что для плиоцена характерно появление огромного количества моллюсков. Богатый стол ожидал биологические формы, которые могли воспользоваться этими условиями, этой «нишей».
[…] Прагоминид, наверно, тоже лазил на деревья за плодами (иногда так поступает и енот-ракоед), но по мере того как сокращалась площадь лесов, наш примат все больше зависел от илистых отмелей, собирая плоды (подобно мне) не только на суше под деревьями, но и на поверхности воды, а также под водой на мелководье. Поиск пищи в мутной воде, естественно, благоприятствует развитию осязания, как это видно на примере енота-ракоеда. Рука человека отличается от руки шимпанзе и других человекообразных обезьян значительно большим числом рецепторов, которые к тому же намного чувствительнее. […]
Xpithecus (назовем так нашего примата, чтобы не смешивать его с рамапитеками, проплиопитеками и прочими), несомненно, подбирал падалицу и ощупывал все, что напоминало упавшие плоды. Очень твердую скорлупу раскусить зубами ему было не под силу. Вооружившись камнем или подходящим куском дерева, он (или она) могли извлечь из скорлупы, например, вкусного моллюска. За десятки, сотни тысяч лет такой навык мог привести к целесообразному изменению присущих Pongidae огромных клыков и резцов, поскольку, разбив раковину, достаточно было высосать ее содержимое. Большие зубы становились помехой, и подобно тому, как человекообразные обезьяны с их подвижными руками утратили ненужный хвост, уменьшались зубы икспитека.
[…] Чтобы икспитек смог плавать, понадобились дальнейшие мутации. И появился нос!
Вода не такая холодная, как в море, но все же прохладная. Следующая мутационная задача эволюции — создание теплоизоляции, то есть подкожной жировой ткани. Как уже говорилось, эта ткань облегает тело иначе, чем у человекообразных обезьян. Шерсть уже не нужна и становится все короче и реже. Надвигается пора, когда не «безволосая обезьяна», а обнаженный гоминид станет фактом.
В отличие от тощих потомков обезьян, детеныши икспитека появляются на свет маленькими пузанчиками, защищенными жиром от переохлаждения в воде. Кроме того, они, подобно нашим новорожденным, обладают рефлексом, позволяющим автоматически задерживать дыхание при погружении в воду. У человеческих детенышей этот рефлекс со временем пропадает.
Косвенным доказательством того, что длинные волосы развились именно ради детенышей, можно считать то, что часто у современных матерей под конец беременности дополнительно вырастают очень крепкие волосинки. У самцов икспитека тоже длинные волосы. […]
Что дает мне право так определенно говорить о рефлексах, умении плавать, способах дыхания? […]
По телевизору мы могли видеть результаты исследований советского доктора Чарковского, который в какой-то мере случайно сделал ряд новых открытий. Он предложил жене, чтобы она родила в воде.[…]
У Чарковского рожденные в воде дети продолжали днем находится в надежной жидкой среде вместе с матерью. Очень скоро младенцы начинали самостоятельно плавать. Глядя, как все они одинаково легко всплывают к поверхности, переворачиваются, делают вдох и снова ныряют, понимаешь, что речь идет явно об унаследованном видовом поведении, выработанном в воде, теперь переставшей быть естественной средой для человека. […]
Когда смотришь видеокассеты с опытами Чарковского, бросается в глаза, в частности, как ловко ребенок ныряет, чтобы без всяких затруднений глотнуть молока из материнской груди. […]
Что могло вызвать эволюцию в сторону прямохождения?» (с. 84–89).
Я. Линдблат считает, что это было вызвано постоянным преодолением пресноводных водоемов — вплавь или выпрямившись. Выпрямленное положение тела позволяет также глубже заходить в воду для сбора пищи.
В то же время «прямохождение ставит нас по быстроте на одно из последних мест среди млекопитающих! Где столь малая скорость может быть эффективной? Отвечаю: в среде, в которой ни то, чем кормится добытчик, ни хищники не превосходят его быстротой. То есть в воде» (с. 100).
Время появления сапиенса
«Существуют суждения о трех возможных уровнях выделения линии сапиенса: раннем, среднем и позднем (с. 97).
Более распространено мнение о средне или ранневерхнеплейстоценовом времени появления линии сапиенса. В качестве вероятного предка в этом случае у разных авторов фигурируют различные формы: или один из поздних прогрессивных эректусов (Вертешселлеш), или ранний архаический сапиенс (Сванскомб), или ранний прогрессивный неандерталец (Эрингсдорф). […]
Наконец существует мнение о позднем происхождении сапиенса. В этом случае предком обычно считаются прогрессивные палестинские палеоантропы или даже «классические» неандертальцы вюрма. В пользу последней точки зрения приводят как археологические аргументы (преемственность позднемустьерской индустрии «классических» неандертальцев и верхнепалеолитической культуры сапиенса), так и морфологические (например, тип людей Схул, у которых сочетаются «кроманьонские» и «неандертальские» черты).
Однако известно, что «классические» неандертальцы были поздними формами гоминид, сосуществовавшими с первыми неоантропами-сапиенсами. Чтобы разрешить это противоречие, предполагают, что темпы сапиентации на этом позднем коротком отрезке антропогенеза значительно ускорились вследствие гетерозиса при смещениях.
[…] Процессы сапиентации протекали в разных популяциях палеоантропов, но разными темпами, и в силу ряда причин (например, условий обитания) не всегда достигали завершающего этапа.
Конечно, отдельные черты «сапиентного» комплекса могли появиться рано, даже в эоплейстоцене. Морфологическая изменчивость гоминид вообще очень широка, и, вероятно, немаловажную роль, как и у других приматов, играли в нем повторные мутации. […]
Видимо, некоторые признаки «сапиентного» комплекса могли возникать в эволюции отдельных групп гоминид давно и неоднократно. И в этом смысле мы вправе сказать, что сапиентация имеет глубокие корни, хотя древнейшие настоящие» сапиенсы все же пока не известны ранее 0,1–0,07 млн. лет назад» (с. 97–99).
Место формирования сапиенса
«Процессы сапиентации, как об этом свидетельствуют палеоантропологические данные, происходили в различных районах Старого Света, хотя и с разной скоростью. Здесь могли играть роль различные обстоятельства, особенности окружающей среды, специфика общественной структуры популяции и т. д. Таким образом, обе гипотезы — множественности центров сапиентации (полицентризм) или ограниченности ее одной достаточно обширной территорией (широкий моноцентризм) — имеют точки соприкосновения. Можно предположить, что, так сказать, «опережающими темпами» она происходила в Восточной Африке Юго-Восточной Европе и на Ближнем Востоке.
Сейчас много споров вызывает проблема приоритета Африки или Европы. Судя по некоторым данным, на древнейшей прародине человечества сапиенс мог появиться на несколько десятков тысяч лет раньше, чем на других территориях. Однако, если и принять эту гипотезу, она вовсе не исключает возможности того: что сапиентация происходила и в других районах Старого Света. Большая часть сторонников полицентризма признает умеренное число центров сапиентации: от двух («дицентризм») до четырех-пяти.
Высказывалось, правда, и такое соображение: очагов возникновения сапиенса могло быть столько же, сколько было мест формирования культуры верхнего палеолита. Ведь мустьерская культура в основном связана с неандертальцем, а культура верхнего палеолита — с сапиенсом. […]
Однако жесткой связи между каменным инвентарем и физическим типом не было, не было, видимо и непреодолимой границы между неандертальцем и сапиенсом в культурном отношении. […]
В пользу полицентризма говорит и почти одновременное появление сапиенса на рубеже верхнего палеолита — примерно 40–35 тыс. лет назад, притом в таких удаленных друг от друга, а иногда даже окраинных районах, как Индонезия (Ниа на Калимантане), Западная Европа (Кроманьон, Ханёферзанд) или Южная Африка (Флорисбад).
Один из самых существенных вопросов касается древности формирования рас современного человечества — негроидной, европеоидной и монголоидной […]
Сами же большие расы современного человечества образовались только в постпалеолитическое время. То есть сапиенс древнее рас, процессы сапиентации и расогенеза совпадали лишь частично, и последние происходили уже на достаточно смешанной основе.
Заключительный этап гоминизации — процесс сапиентации — занял в основном последние 100 тыс. лет. На этом отрезке антропогенеза произошли существенные сдвиги в морфологической организации, познавательных способностях, снизилась скорость процессов старения, увеличилась продолжительность жизни (с. 99—101).
Социальные аспекты происхождения человека
Становление вида Homo sapiens — антропогенез — тесно связано с развитием общества — социогенезом. Один из наиболее сложных вопросов — роль биологических и социальных факторов в эволюционном развитии человека. На первый взгляд кажется, что они отрицают друг друга: ведь естественный отбор как биологический фактор антропогенеза формировал организм человека для лучшего приспособления к среде, труд же — это социальное явление, ведущее в конечном итоге к преобразованию среды ради удовлетворения потребностей человека.
Однако в процессе эволюции эти два мощных фактора антропогенеза выступали в диалектическом единстве: механизм естественного отбора, проявлявшийся наиболее эффективно на ранних этапах антропогенеза, формировал и усиливал именно те особенности биологической организации человека, которые наиболее благоприятствовали дальнейшему прогрессу трудовой деятельности и развитию общества. В ходе процесса социализации человека одновременно происходит и постепенное «снятие», «самоустранение» формообразующей роли естественного отбора. Антропогенез завершился появлением Homo sapiens, мозг которого способен усвоить любую самую сложную социальную программу.
Реконструкция ранних этапов социогенеза является значительно более сложной задачей, чем воссоздание картины физической эволюции человека, поскольку здесь фактически отсутствуют прямые данные. Обычно при этом используется сугубо косвенная информация, заимствованная из исторических и естественных наук.
В эволюции живых существ природа в различные геологические эпохи уже не раз и не на одном живом объекте использовала принцип общественной организации как формы (способа) биологического прогресса.
Но самого высокого развития форма общественной организации достигла в процессе исторического становления человечества. […]
За прошедшее столетие появилось много новых фактов из области первобытной археологии, фундаментальные исследования по поведению приматов, содержащие интересные сведения об образе жизни и организации сообществ современных обезьян. Возникает вопрос: насколько правомерно использование таких материалов при реконструкции ранних этапов развития первобытного общества? (с. 101–103).
Однако общественный, стадный образ жизни обезьян, проявляющийся в разнообразных и сложных формах, являлся одной из важнейших биологических предпосылок очеловечения приматов. Разумеется, нужна большая осторожность при попытках распространения данных, полученных в наблюдениях над современными приматами, на древнейшие сообщества предков человека. […]
Сейчас существует несколько гипотез реконструкции ранних этапов социогенеза и соответствующих им моделей сообществ у обезьяньих предков человека. Чаще всего за основу берутся стада павианов разных видов, сообщества лесных или лесостепных шимпанзе. Ни одна из этих моделей не является общепризнанной, но и ни одну из них пока исключить с абсолютной уверенностью нельзя.
Наиболее распространены «модель стада павианов» и «модель лесостепных шимпанзе». В обоих случаях избираются сообщества животных, экологически наиболее близких к предполагаемым обезьяньим предкам человека — наземным обитателям лесосаванны.
Шимпанзе представляются более подходящей моделью и ввиду тесной филогенетической близости к человеку.
Кроме того, у шимпанзе вожак доминирует менее жестко, чем у павианов. Выраженное систематическое доминирование, вероятно, затрудняло бы совместные действия предков человека, например на охоте.
Разногласия существуют и в оценке роли так называемого зоологического индивидуализма в социогенезе.
Некоторые ученые, признавая унаследованный от обезьяньих предков резко выраженный зоологический индивидуализм характерной чертой ранних человеческих коллективов, считали его «сдерживание» одной из основных задач и функций зарождающегося общества.
В действительности внутристадные отношения гораздо разнообразнее, их никак нельзя свести к одной только половой функции. Обезьяны в полном смысле этого слова «общественные животные», у них очень сильно выражено тяготение к себе подобным. Изоляцию они переносят крайне тяжело, нередко она приводит к развитию разнообразных заболеваний, в том числе неврозов и сердечнососудистых болезней вплоть до инфарктов. Отношения в стаде многолики: помимо «гаремов», включающих обычно самца и несколько самок, это и объединения молодых самцов, материнские (без самца) и материнско-отцовские семьи, здесь встречаются холостяки-одиночки и т. п.
Известно немало примеров взаимопомощи и защиты в стадах обезьян, причем не только в классическом тандеме «мать — детеныш», но и просто по отношению к слабым членам стада. […]
Многочисленные факты этологических наблюдений не дают оснований приписывать выраженную агрессивность объединениям гоминид. Скорее они свидетельствуют о довольно мирных отношениях в этих сообществах. Отметим, кстати, что и изучение палеоантропологических материалов показало отсутствие кровавых столкновений у древнейших гоминид — южноафриканских австралопитеков.
Несомненна значительная роль помощи и взаимопомощи, совместных действий, обучения и передачи опыта в структуре предчеловеческого сообщества. Даже у низших обезьян очень велика роль опыта и обучения.
Вероятно, большое значение в таких древнейших сообществах имел межгрупповой отбор, в ходе которого сообщества «умелых», опережая «неумелых» по жизнеспособности и численности, получали больше шансов на выживание.
Общество возникло, следовательно, не в результате добровольного договора людей — жить и работать сообща, как думали многие философы прошлого. Оно появилось в силу необходимости, под влиянием общественного труда.
Основу перехода обезьяньих предков человека к постоянному использованию естественных предметов для «потребительских целей» и далее — к изготовлению орудий составили ориентировочно-исследовательская деятельность обезьян, их способность манипулировать различными, часто непищевыми объектами, активное исследование всей окружающей обстановки и природной среды. […]
Что такое предметная деятельность обезьян, которую часто неточно называют «орудийной»? Это способность использовать природные или предложенные экспериментатором предметы в качестве «орудий» — посредников для решения разного рода задач. […]
Впрочем, обезьяны оказались не в состоянии изменить эти предметы-посредники с помощью других «орудий» […] предметная деятельность обезьян — не более чем биологическая основа, предпосылка для развития специфически трудовой деятельности. […]
Многие специалисты считают древнейшим этапом становления трудовой деятельности человека олдувайскую культуру. К числу ее особенностей относят: малый процент орудий сравнительно с необработанными камнями; еще спорадический характер их использования; предполагаемое отсутствие общих представлений о значении частей орудия при его изготовлении, о свойствах и назначении отдельных орудий. Не совсем ясно, существовала ли тогда специальная технология раскалывания камня, но все же хабилис, видимо, уже связывал различные процессы в цикл действий. Даже в олдувайских оббитых гальках заметна последовательность ударов для образования рабочего края. [„.]
Советский археолог А. Е. Матюхин выделяет на ранних этапах становления трудовой деятельности три гипотетические стадии: использование деревянных и каменных предметов подходящей формы и частичная их подправка (рамапитеки и ранние австралопитеки); различные приемы разбивания камней и выбор пригодных обломков (ранние австралопитеки); раскалывание галек и специально выбранных камней и получение орудий стандартной формы (поздние австралопитеки, хабилисы). При этом подчеркивается, что уже на ранних этапах орудийной деятельности существовали элементы изготовления орудий, преднамеренного изменения первоначальной формы предметов, хотя переход гоминид к систематическому изготовлению орудий на уровне всей популяции произошел позднее.
В ходе антропо и социогенеза неоднократно возникало и разрешалось противоречие между консерватизмом биологической организации человека и необходимостью ее дальнейших преобразований в связи с прогрессом трудовой деятельности. Совершенствование орудий постоянно предъявляло все новые и более высокие требования к структуре руки как органа труда, мозга — как субстрата интеллекта и другим системам гоминизации.
С развитием производства и усложнением производственных отношений прежние формы общения, коммуникаций становятся недостаточными: появляется необходимость в новых способах выражения мысли. Взгляды ученых на время возникновения членораздельной речи существенно расходятся: от австралопитеков до эпохи неолита. Разумеется, развитие речи было постепенным процессом. Возможно, в примитивной форме она существовала уже в ашеле, однако широко распространено мнение, что даже некоторые неандертальцы еще не имели вполне адекватного артикуляционного аппарата и не были способны к отчетливому произношению ряда гласных звуков.
Итак, существовавшее на начальных этапах антропогенеза древнейшее объединение гоминид — «первобытное стадо» — уже не было чисто биологическим сообществом. На каком-то этапе развития древнего общества первобытное стадо сменилось родовым строем.
Когда это произошло?
Наиболее распространенная точка зрения связывает переход к родовому строю с рубежом между средним и верхним палеолитом, которому таким образом придается особое значение в антропо и социогенезе (Я. Я. Рогинский, П. П. Ефименко, П. И. Борисковский и др.).
Основные соображения в пользу данной гипотезы следующие. Во-первых, отмечается совпадение двух событий: возникновения верхнего палеолита и «массового» появления сапиенса около 40–38 тыс. лет назад. Во-вторых, верхний палеолит принес много нового в развитие трудовой деятельности и культуры. Важнейшим было, по-видимому, появление самобытных археологических культур, развивавшихся на различных территориях ойкумены[6] и, как считают некоторые исследователи, соответствовавшие племенам.
Из других прогрессивных черт верхнепалеолитической эпохи нужно упомянуть об огромном разнообразии орудий, в том числе развитии более сложных форм, как, например, орудий со вкладышами и составных. Широко использовались такие материалы, как кости и рога животных; нельзя не упомянуть о разнообразном устройстве жилищ, появлении различных видов первобытного искусства (орнамент, многоцветная пещерная живопись, статуэтки, музыкальные инструменты) и т. д.
Важное значение при этом придается межгрупповому отбору: преимущества получали те коллективы, в которых лучше разрешалось противоречие между необходимостью согласованных действий всех его членов и возникшей на определенном этапе развития производительных сил возможностью неравного присвоения или «нестабильностью отношений».
Переход к родовому строю мог способствовать ускорению процесса сапиентации, так как тесно связан с введением экзогамии. Экзогамия — это запрет половых отношений между членами одного сообщества и разрешение их между разными сообществами или разными частями одного большого сообщества — родами. Тем самым, возможно еще неосознанно, предотвращались неблагоприятные генетические последствия близкородственных браков и повышалась стойкость потомства.
И все же было бы неверно представлять себе этот рубеж в виде некоей четкой демаркационной линии.
В последние десятилетия появились данные, свидетельствующие о большой древности многих проявлений общественной жизни человечества (оседлость, жилища, охота). Почти все технические приемы обработки орудий верхнего палеолита были известны уже в мустье, не обнаруживается особых различий и в образе жизни, занятиях, материальной и духовной культуре гоминид этих эпох (погребения, зачатки искусства были, видимо, и в мустье).
Археологические материалы свидетельствуют о преемственности мустьерских и верхнепалеолитических культур. Антропологи могут констатировать появление гетерозисных форм уже в мустье. Таковы, например, высокорослые «кроманьоидные» люди из Передней Азии. Это говорит о возможности более раннего формирования экзогамии.
Есть разногласия и в оценке гипотезы преодоления «зоологического индивидуализма» на этом позднем этапе антропогенеза. Выше мы видели, что нет особых оснований приписывать повышенную агрессивность обезьяньим предкам человека, а, следовательно, даже если бы на каком-то более позднем этапе социогенеза и появилась почва для обострения конфликтов, это был бы уже не «унаследованный», а, скорее, вторично приобретенный индивидуализм. По мнению В. П. Алексеева, возникновение социальных отношений вряд ли можно рассматривать как предотвращение зарождающимся обществом гибельных столкновений индивидуумов; их функциональная роль, скорее, состояла в регулировании производственных связей, складывавшихся в процессе трудовой деятельности.
Палеоантропологические материалы тоже не подтверждают гипотезу о постоянных кровавых столкновениях у древнейших и древних гоминид. […]
Конечно, нельзя отрицать возможности и даже вероятности случаев каннибализма у первобытного человека. Но не они определяли ход человеческой предыстории. Человечество просто не смогло бы выжить и развиваться далее в трудной борьбе с хищниками, голодом, болезнями, перепадами климата, преодолевать и разрешать многочисленные задачи, порождаемые окружающей средой, если бы проявления каннибализма и агрессии были широко распространены в эпоху его становления. Из ожесточенной борьбы с опасностями человек вышел победителем лишь благодаря коллективному труду» (с. 103–110).
Факторы эволюции и прародина человека разумного
«Существуют две основные точки зрения, касающиеся происхождения человека современного типа. Согласно одной, Н. sapiens возник в нескольких местах планеты из разных предковых форм, принадлежащих к палеоантропам (или даже архантропам). Согласно другой, существовало единое место возникновения человечества из какого-то одного общего предкового ствола. Первая точка зрения — гипотеза полицентризма, вторая — гипотеза моноцентризма. Однако в последнее время все четче вырисовывается комплексная, объединяющая все главнейшие аргументы той и другой концепции гипотеза, получившая название гипотезы широкого моноцентризма (Я. Я. Рогинский).
Гипотеза широкого моноцентризма
Человек современного типа возник где-то в Восточном Средиземноморье и в Передней Азии. Именно здесь находят наиболее выраженные промежуточные между неандертальцами и ранними ископаемыми формами Н. sapiens (кроманьонцами) костные останки. Многочисленные промежуточные между палеоантропами и неоантропами (так собирательно называются все формы ископаемых людей современного типа) формы находят также на юго-востоке Европы. В те времена все эти территории были покрыты густыми лесами, населенными разнообразными животными. Здесь, по-видимому, и был совершен последний шаг на пути к Человеку разумному.
На этой стадии был окончательно сформирован облик современного человека. Фигура человека стала более стройной, несколько увеличился рост, лицевая часть черепа стала занимать меньшее место на голове. Емкость черепа, а соответственно и величина головного мозга в целом не изменились, однако в строении мозга произошли значительные перемены: большое развитие получили лобные доли и зоны, связанные с развитием речи и сложной, конструктивной деятельностью.
После этого началось широкое и активное расселение возникших неоантропов по планете. Люди современного типа широко смешивались с жившими сравнительно оседло неандертальцами, что приводило к резкой смене примитивной, неандертальского типа культуры значительно более развитой культурой неоантропов (кроманьонцев).
Вероятно, это было не простое вытеснение (или тем более уничтожение), а различные формы слияния, при которых с генетической точки зрения происходило скрещивание пришлых и местных людей, а с точки зрения развития культуры — начинала безраздельно преобладать новая, прогрессивная культура кроманьонцев. Будущие исследования покажут, насколько справедлива эта гипотеза.
Особенности ранней стадии эволюции Homo sapiens
Если бы кроманьонец появился в наше время в уличной толпе, то вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание на его физические особенности. Фактически кроманьонец — это человек современного типа, что избавляет нас от необходимости описывать его строение более подробно.
К моменту возникновения Я. sapiens род Homo обладал почти всеми признаками, характерными для Человека разумного: двуногая походка возникла миллионы лет назад на стадии рамапитеков или даже несколько раньше; начало трудовой деятельности, связанное с использованием передних конечностей, относится к периоду 5–2 млн. лет назад. Примерно тогда же произошло открытие использования огня. Непрерывно за последние несколько миллионов лет (и особенно активно за последние несколько сотен тысяч лет) идет наращивание массы головного мозга. Трудовая деятельность вместе со стадным образом жизни приводит к возникновению речи у ранних представителей рода Homo.
Отдельные орды палеоантропов, сильные своей хитростью (развитый мозг), способностью противостоять самым крупным хищникам (орудия), неблагоприятным природным условиям (жилища, огонь), стали занимать высшие звенья пищевых цепей во всех районах своего обитания. Но пока это все еще отдельные орды, стада, племена, относящиеся друг к другу всегда враждебно (вплоть до каннибализма). Этого требовал естественный отбор — победа любой ценой, в том числе ценой жизни своих соплеменников или тем более членов соседних орд. Однако трудовая деятельность требовала передачи накопленного опыта, традиций, объединения усилий отдельных индивидов в процессе труда, охоты и защиты. Происходила грандиозная переоценка ценностей. Раньше неандерталец, видимо, мог спокойно съесть больного, старого или раненого члена своей же семьи. Затем преимущества перед другими получили те орды и племена, которые заботились о стариках и поддерживали физически не таких сильных, но полезных своими умственными способностями особей (мастеров по выделке орудий, хороших следопытов и наблюдателей и т. п.).
Несомненно, на ранних этапах развития общества должен был существовать отбор, направленный к возникновению способности ставить превыше всего интересы племени, жертвовать собственной жизнью ради этих интересов. Это и было предпосылкой возникновения социальности, о чем говорил еще Ч. Дарвин: «[…]те общества, которые имели наибольшее число сочувствующих друг другу членов, должны были процветать больше и оставить после себя более многочисленное потомство». Именно отбор по «генам альтруизма» (Дж. Б. С. Холдейн) вывел «человека в люди»! В основе возникновения Человека разумного как вида лежат альтруистические наклонности, определявшие преимущество их обладателей в условиях коллективной жизни.
Основные этапы развития Человека разумного
Не рассматривая подробно многих замечательных технических и культурных достижений, характерных для наших предков на первых этапах существования вида Н. sapiens (сводящихся в основном к совершенствованию орудий труда и охоты), остановимся на трех моментах.
Первый — небывалое духовное, психическое развитие Человека разумного. Только Человек разумный достиг такого понимания природы, такого уровня самопознания (вспомним, что человек по философскому определению — это «материя, познающая самое себя»), который сделал возможным создание искусства (возраст первых наскальных изображений 40–50 тыс. лет.).
Вторым величайшим достижением эволюции Человека разумного были открытия, приведшие к неолитической революции — приручению животных и окультуриванию растений (около 10 тыс. лет назад). Эти события были, пожалуй, наиболее крупными на пути овладения Н. sapiens окружающей средой. До этого человек был полностью зависим от среды при добыче пищи и одежды. Теперь зависимость приобрела иной характер — она стала осуществляться через контроль над некоторыми сторонами среды обитания. Масштабы неолитической революции ныне часто недооцениваются. Можно напомнить, что практически все домашние животные и культурные растения созданы нашими далекими предками много тысяч лет назад.
Третьим крупнейшим этапом в истории современного Человека была научно-техническая революция, в результате которой человек приобрел власть над природой (в последние 2 тыс. лет, и особенно в последние 3–4 столетия). Техническая мощь Человечества ныне такова, что оно может по своему желанию менять условия существования в крупных районах нашей планеты, обеспечивать условия для жизни в районах, прежде совершенно недоступных (Арктика и Антарктика), в воздухе, на воде: наконец, в ближнем Космосе). Одновременно с ростом могущества Человечества происходит все более полное раскрытие способностей и наклонностей каждого отдельно взятого человека. Та генетически обусловленная неповторимость, которая присуща любому живому существу (см. гл. 8), в сочетании с социальными характеристиками человеческого общества привела к неисчерпаемому разнообразию творческих индивидуальностей.
Выделенные важнейшие вехи в развитии Homo sapiens не связаны, как показывают антропологические и археологические данные, с изменениями физического строения человека за последние десятки тысяч лет. Различия между кроманьонцами и современными людьми намного меньше, чем различия между отдельными современными этническими группами и расами. Отсутствие уловимых тенденций в изменении строения тела человека за несколько последних десятков тысяч лет косвенно показывает, что эволюция Человека вышла из-под ведущего контроля биологических факторов и направляется действием иных — социальных сил […]
По скелетным останкам можно воссоздать внешний облик и сравнить между собой людей, живших 30–20 тыс. лет назад, 10—5 тыс. лет назад, 500 лет назад, и современных людей. Существенных различий в строении тела между этими группами людей нет. В то же время было бы наивным считать, что различий нет вообще. Различия есть, и они относятся к таковым в культуре. Современный человек знает о свойствах окружающего его мира неизмеримо больше, чем его прародители, он ставит и обсуждает проблемы, представление о которых отсутствовало у предыдущих поколений. Сумма знаний и традиций, используемых каждым поколением, складывается из результатов изобретений, открытий, переживаний людей предыдущих поколений. Все знания передаются следующим поколениям не автоматически, а с помощью обучения. Так, путем «наследования приобретенного», осуществляется социальное развитие, закономерности которого оказываются совершенно иными, нежели закономерности биологической эволюции.
Несомненно, культурная эволюция возникла на основе биологической. Какое-то значительное время оба типа эволюции сосуществовали, оказывая влияние на все развитие рода Homo. При этом влияние биологической эволюции уменьшалось, а культурной — увеличивалось (с. 266–269).
Возможные пути эволюции человека в будущем
Выше подробно рассмотрены элементарные эволюционные факторы, действующие в природе и являющиеся причиной изменения видов.
С возникновением Человека как социального существа биологические факторы эволюции постепенно ослабевают свое действие и ведущее значение в развитии человечества приобретают социальные факторы. Однако Человек по-прежнему остается существом живым, подверженным законам, действующим в живой природе. Все развитие человеческого организма идет по биологическим законам. Длительность существования отдельного человека ограничена опять-таки биологическими законами: нам надо есть, спать и отправлять другие естественные потребности, присущие нам как представителям класса млекопитающих. Наконец, процесс размножения у людей протекает аналогично этому процессу в живой природе, полностью подчиняясь всем генетическим закономерностям. Итак, ясно, что человек как индивид остается во власти биологических законов. Совершенно иное дело оказывается в отношении действия эволюционных факторов в человеческом обществе.
Естественный отбор как основная и направляющая сила эволюции живой природы с возникновением общества, с переходом материи на социальный уровень развития резко ослабляет свое действие и перестает быть ведущим эволюционным фактором. Было бы, однако, неправильно полностью отрицать существование отбора в человеческом обществе. Отбор остается в виде силы, сохраняющей достигнутую к моменту возникновения Человека разумного биологическую организацию, выполняя известную стабилизирующую роль. Ранняя абортивность зигот (составляет около 25 % от всех зачатий) является результатом естественного отбора. Другим ярким примером действия стабилизирующего отбора в популяциях людей служит заметно большая выживаемость детей, масса которых близка к средней величине.
Мутационный процесс — единственный эволюционный фактор, который сохраняет прежнее значение в человеческом обществе. Напомним, что в среднем большинство мутаций возникает с частотой 1:100 000 — 1:1 000 000 гамет. Примерно один человек из 40 000 несет вновь возникшую мутацию альбинизма; с такой же (или очень близкой) частотой возникает мутация гемофилии и т. д. Вновь возникающие мутации постоянно меняют генотипический состав населения отдельных районов, обогащая его новыми признаками. Давление мутационного процесса, как известно, не имеет определенного направления. В условиях человеческого общества вновь возникающие мутации и генетическая комбинаторика ведут к постоянному поддерживанию уникальности каждого индивида.
Число неповторимых комбинаций в геноме человека превосходит общую численность людей, которые когда-либо жили и будут жить на планете. Социальные же процессы ведут к увеличению возможности более полного раскрытия этой индивидуальности. В последние десятилетия темп спонтанного мутационного процесса в ряде районов нашей планеты может несколько повышаться за счет локального загрязнения биосферы сильнодействующими химическими веществами или радиацией.
Создавая и поддерживая разнообразие особей, мутации в то же время являются крайне опасными в условиях ослабления действия естественного отбора из-за увеличения генетического груза в популяциях. Рождение неполноценных детей, общее снижение жизнеспособности особей, несущих вредные (вплоть до полулетальных) гены, — все это реальные опасности на современном этапе развития общества.
Изоляция как эволюционный фактор еще недавно играла заметную роль. С развитием средств массового перемещения людей на планете остается все меньше генетически изолированных групп населения. Нарушение изоляционных барьеров имеет большое значение для обогащения генофонда всего человечества. В дальнейшем эти процессы неизбежно будут приобретать все более широкое значение.
Иногда при нарушении изолирующих барьеров наблюдаются вспышки формообразования (например, в Океании в результате встречи европеоидов и монголоидов, на Гавайях, в Южной и Центральной Америке, формирование современного смешанного населения Сибири и т. д.).
Последние из элементарных эволюционных факторов — волны численности — еще в сравнительно недавнем прошлом играли заметную роль в развитии человечества. Напомним, что во время эпидемии холеры и чумы всего лишь несколько сот лет назад население Европы сокращалось в десятки (!) раз. Такое сокращение могло быть основой для ряда случайных, ненаправленных процессов изменения генофонда населения отдельных районов. Ныне численность Человечества не подвержена таким резким колебаниям. Поэтому влияние волн численности как эволюционного фактора может сказываться лишь в очень ограниченных локальных условиях.
Итак, краткое рассмотрение возможного действия элементарных биологических эволюционных факторов в современном обществе показывает, что неизменным, видимо, осталось лишь давление мутационного процесса. Давление естественного отбора, волн численности и изоляции резко сокращается. В связи с этим не приходится ожидать какого-либо существенного изменения биологического облика человека, сложившегося уже у неоантропов. Текущие в человечестве процессы ведут к усилению коллективного разума (способов накопления, хранения, передачи информации, овладению все более широким спектром условий среды и т. д.), а не к преимущественному множению отдельных гениальных личностей. Будущее человечества определяется не способностями отдельных гениев, а коллективным разумом всех членов общества.
Человек как вид возник в условиях чистой атмосферы, минерализованной лишь естественными соединениями пресной воды и т. д. Глобальные изменения некоторых на первый взгляд несущественных компонентов среды в современной биосфере могут оказаться основой возникновения совершенно нежелательных биологических последствий, ликвидация которых представит значительные трудности для общества.
Один из примеров — чрезвычайно широкое распространение в последние десятилетия во всем мире аллергических заболеваний. Аллергия — болезненная реакция организма (обычно кожных покровов и слизистых оболочек) на воздействие внешней среды становится поистине болезнью века. Здесь мы также сталкиваемся с реакцией организма человека на неапробированные в ходе эволюции условия (повышенное содержание в атмосфере больших городов и целых районов разных стран прежде отсутствовавших химических веществ и их соединений, необычные примеси в питьевой воде, использование в быту множества синтетических препаратов и т. д.). Решение таких проблем лежит, конечно, в сфере действия медицины, охраны окружающей среды, но оно будет неполным без многих положений эволюционного учения» (с. 272–274).