Стоит нам сравнить различные общественные группы, относительная одинаковость социального фона стирается, и, если мы имеем дело с популяциями, где у людей общее происхождение, существует большая вероятность того, что различия в типе ответов обусловлены прежде всего влиянием среды, а не биологическими различиями между группами.
Ответы на задания в тесте могут быть обусловлены тем, как человек распознает чувственные ощущения, тем, как он способен двигаться, например, выполнять сложные движения, или тем, как он использует приобретенные знания. Во всем этом значительную роль играет опыт. Общая картина жизни мальчика, выросшего в городе, воспитанного книгами, знакомого с удобствами городской жизни, привыкшего к стремительному движению транспорта и научившегося сохранять бдительность на улицах города, совершенно иная, нежели у мальчика, выросшего в уединенной сельской местности, не сталкивавшегося с механизмами современной городской жизни. Их чувственное восприятие, двигательные навыки и образ мыслей будут различаться.
Разумеется, ни один из когда-либо проводившихся тестов не способен исключить влияние индивидуального опыта, и я сомневаюсь, что это вообще возможно.
Необходимо помнить, как приобретается манера действовать и мыслить. С самых ранних дней жизни мы подражаем поведению тех, кто нас окружает, а наше поведение в последующие годы определяется тем, чему мы научились в младенчестве и детстве. Реакция на любой раздражитель зависит от этих приобретенных на ранних этапах жизни привычек. На индивидуальном уровне это может также зависеть от биологических, наследственных факторов. В крупной популяции они могут быть самыми разными. В однородной социальной группе опыт, обретенный в детстве, довольно единообразен, оттого его влияние будет более значимым, чем влияние биологического устройства.
Дилемма исследователя отчетливо проявляется в результатах тестов на определение уровня интеллекта, проведенных с неграми Луизианы и Чикаго. Тестирование проводилось во время Первой мировой войны; в нем приняли участие военнослужащие из этих двух групп, и показали они совершенно разные результаты. В пигментации кожи людей данных двух групп существенных различий нет – и те и другие в основном мулаты. Негры с северной территории прошли тесты гораздо успешнее, чем негры с юга. Негры из Чикаго приноровились к городской среде. Они работают вместе с белыми и, благодаря сходству занятий и постоянному взаимодействию, привыкли к определенной степени равенства. Всего этого сельские негры Луизианы лишены. Доктор Клайнберг показал, как все устроено на самом деле. Он изучил результаты тестов на уровень интеллекта негров, переехавших из деревни в город, а также тех, кто переехал из южных общин, живущих более размеренной жизнью, в Нью-Йорк. Он обнаружил, что в течение нескольких лет они приспособились к новой среде. Те, кто только недавно переехал в город или в Нью-Йорк, в среднем показали низкие результаты, а результаты тех, кто прожил в городе или Нью-Йорке какое-то время, были тем лучше, чем дольше они жили в новой среде. Причину следует искать в характере этих тестов, поскольку они основаны на опыте жизни в городе, а не в сельской местности.
Ранее утверждалось, что рассмотренные различия между городским и сельским населением объясняются тем, что переселение происходит выборочно – якобы из деревни в города и в Нью-Йорк переезжают наиболее деятельные и сообразительные из негров, а слабые и менее умные остаются на прежнем месте. Доктор Клайнберг решил проверить это предположение в целом ряде испытаний и сравнил результаты тестов на определение уровня интеллекта тех, кто остался, и тех, кто переехал (до того, как они переехали). Результаты сколько-нибудь существенной разницы между двумя группами не показали, разве что совсем легкое, скорее всего, незначительное преимущество у тех, кто не переехал.
Нам кажется, что пренебрегать влиянием общественной среды необоснованно. Известно, что среда исключительна и что она оказывает поразительное влияние на поведение человека. Согласно некоторым тестам, отбор не играет существенной роли в переселении негров с юга в северные города. Было бы неправомерно приписать различия в умственных способностях исключительно результатам отбора, оставив без какого-либо внимания влияние среды. Те, кто говорит о биологической разнице, обязаны доказать это, изучив различия между двумя этими группами до переселения.
Даже если бы было правдой то, что за различие в ответах на задания теста между этими двумя группами ответственны процессы отбора, это не имеет никакого отношения к вопросу расовых признаков, ибо в таком случае мы бы имели дело лишь с наиболее одаренными людьми или семейными линиями, каждая из которых принадлежит к одной расе. Это обретает сходство с ситуацией, которую часто приводят в пример, но так ни разу и не доказали, основываясь на результате переселения людей из Новой Англии на Запад США. Вопрос о том, существует ли между набором расовых признаков этих двух групп какая-либо разница, остается открытым. Насколько нам известно, доли белой и черной крови у людей из данных групп приблизительно равны.
Другие тесты, направленные на изучение расово обусловленных различий между умственными показателями негров, мулатов и белых, неубедительны, поскольку обеспечению равного социального фона испытуемых не было оказано должного внимания. Доктор М. Херсковиц исследовал умственные способности группы, принадлежащей к одному социальному слою, и результаты не показали никакой связи между степенью выраженности негроидных черт и умственными достижениями. Вплоть до настоящего времени ни один тест не сумел сколько-нибудь пролить свет на роль расовых различий, которые нельзя было бы в полной мере объяснить влиянием опыта общественной жизни. Даже исследования филиппинских пигмеев доктором Р. Вудвортсом не кажутся убедительными, поскольку мы ничего не знаем о культурной среде испытуемых.
Пристальный взгляд на все исследования такого направления, где психические реакции рассматриваются с точки зрения расовых отличий, не разрешит наших сомнений относительно того, какой фактор служит определяющим – культурный опыт или расовая принадлежность. Необходимо еще раз подчеркнуть, что существует принципиальная разница в характере таких явлений, как различия между людьми, отобранных из групп одного происхождения, например, между сиротами, нередко обладающими плохой наследственностью, и нормальными детьми, и различиями между произвольно взятыми людьми из разных рас. В первом случае результаты теста, вероятно, покажут расхождения между семейными линиями. Похожие особенности можно обнаружить при сравнении небольших сообществ, в которых заключаются близкородственные браки, ибо такие сообщества отличаются своим особым социальным поведением. В том, что касается более крупных расовых групп, приемлемых доказательств того, что заметные умственные различия можно объяснить биологическими причинами, а не социальными, так и не было приведено.
Ученые-этнологи всегда были столь впечатлены общим сходством глубинных черт человеческой культуры, что при исследовании культуры конкретного народа никогда не считали необходимым принимать во внимание его расовое происхождение. Это касается всех современных антропологических школ. Эдвард Б. Тайлор и Герберт Спенсер в своих исследованиях эволюции культуры, Адольф Бастиан в своем стремлении настоять на том, что в основном образ мышления у всех рас одинаков, Льюис Г. Морган в своем исследовании типов обществ, Вестермарк в своих изысканиях из истории нравственности и брака – никто из них не брал в расчет расовую принадлежность.
Исследуя историю распространения культурных форм, Фридрих Ратцель не уделял никакого внимание расе, за исключением тех случаев, когда он время от времени прибегал к пространным попыткам дать характеристику умственным способностям расовых групп – убеждению, которое он унаследовал от старой дедуктивной школы этнологов, таких как Клемм и Карус. Следует признать, что такие исследователи, как Грэбнер, патер Шмидт и доктор Копперс, которые пытаются восстановить очень древние культурные слои примитивных обществ, склонны связывать их с основными расовыми группами, не приводя, однако, никаких доказательств того, что общественные черты действительно зависят от характера расы.
В целом из опыта этнологов, исследовавших этнологические явления современности, видно, что какими бы ни были биологические различия между представителями крупных рас, роль их окажется несущественной, если рассматривать их влияние на культурную жизнь.
Независимо от того, с какой точки зрения мы рассматриваем культуру, культурные формы никогда не зависят от расы. Можно сравнить изобретения в области хозяйственной жизни эскимосов, бушменов и австралийских аборигенов. Развитие представителей мадленской культуры, живших в конце ледникового периода, весьма сходно с развитием эскимосов. С другой стороны, можно сравнить между собой уровень сложности изобретений и хозяйственной жизни негров Судана, древних индейцев пуэбло, наших раннеевропейских предков, использовавших каменные орудия труда, и жителей Древнего Китая.
При изучении материальной культуры мы постоянно сталкиваемся с необходимостью сравнивать похожие изобретения, которыми пользовались люди самого разного происхождения. Копьеметалки из Австралии и Америки; броня с островов Тихого океана и Америки; игральные предметы из Африки и Азии; духовые трубки из Малайзии и Южной Америки; художественные орнаменты почти со всех континентов; музыкальные инструменты из Азии, островов Тихого океана и Америки; головные уборы из Африки и Меланезии; зарождение письменности в Америке и в Старом Свете; применение нуля в Америке, Азии и Европе; производство бронзы; способы добывания огня во многих частях света – все эти достижения надлежит изучать исходя не из распределения между различными расами, а из их географического и исторического распространения либо же как независимые достижения человека, никак не связанные со строением тела представителей расы, которые этими изобретениями пользуются.