Положение дел в современных государствах можно понять, только если вспомнить, что благодаря воспитанию патриотизм окружен ореолом святости, а сохранение собственной нации считается первейшим долгом. Зачастую долг перед государством и долг перед человечеством сталкиваются в безнадежном противоречии.
Вразрез с интересами человечества идут попытки привить молодежи горячее стремление к чувству превосходства собственной нации. Оно возникнет, если мы будем воспитывать в них идею преобладания национальных интересов над человеческими, жестокого национализма – над национальными идеалами, завоеваний – над внутренним развитием, восхищения воинственными, героическими поступками – над восхищением самой целью, ради которой они свершаются.
Глава VЕвгеника
Вот уже на протяжении многих лет апологеты евгеники проповедуют возможность разумными способами повысить уровень физического и умственного развития человека. Эта мысль настолько овладела умами людей, что в ряде государств евгенические принципы просочились в законодательные акты, а общественное сознание не приемлет браки, в которых, как полагают, может родиться нездоровое потомство.
Мысль о том, что с помощью этих средств можно избавиться от страданий и приблизиться к высшим идеалам, весьма привлекательна и находит отклик у тех, кому не безразлично развитие человечества.
Как показывает наш опыт в животноводстве и растениеводстве, путем правильного отбора у породы можно изменить практически любые признаки: размер, форму, цвет. Даже физиологические функции подвержены изменениям. Можно повысить плодовитость и скорость телодвижений, изменить чувствительность органов чувств, подстроить должным образом психические особенности. Оттого весьма вероятно, что сходные результаты можно получить и у человека, если соответствующим образом тщательно отбирать и скрещивать конкретных особей, – при условии, что человек позволит отбирать себя так же, как мы отбираем животных. Мы также вправе предположить, что, предотвращая размножение умственно или физически неполноценных особей, можно повысить общий средний уровень развития популяции.
Несмотря на привлекательность этих методов, применять их следует весьма осторожно. Евгенический отбор может влиять только на наследственные признаки. Если развитие желаемого человеческого качества полностью обусловлено влиянием окружающей среды и не будет передано потомству, отбор по этому признаку не окажет никакого влияния на последующие поколения. Поэтому чрезвычайно важно понимать, какие признаки наследуются, а какие нет. Более или менее устойчиво наследуются черты лица, цвет глаз, волос и кожи, то есть по этим признакам организм детей похож на организм их родителей, вне зависимости от того, в какой среде ребенок рос.
Поэтому, казалось бы, первый долг евгениста – опытным путем, без пристрастия определить, какие признаки являются наследственными, а какие нет.
К сожалению, такой подход не был применен на практике. При этом боевой клич евгенистов – «Природа, а не воспитание» – был возведен в ранг догмы, а условия окружающей среды, формирующие или же препятствующие формированию тех или иных физических и психических качеств человека, были отодвинуты на второй план.
Очевидно, во многих случаях влияние окружающей среды может вводить в заблуждение относительно наследственности тех или иных признаков. По сравнению с богатыми людьми бедняки растут медленно и остаются невысокого роста. Таким образом, населению бедного региона свойственен низкий рост, который, как нам кажется, передается по наследству, но который, однако, изменится, если поменяется экономическое положение людей. Чем большее влияние оказывает окружающая среда на последующие поколения, тем с большей вероятностью у нас создастся ложное впечатление о наследственности.
Здесь пути биологического евгениста и исследователя человеческого общества расходятся. У большинства современных биологов столь широко распространено представление о том, что функция организма зависит от его строения, что причины всех различий в функционировании организма они ищут в анатомии. Данная тенденция находит свое выражение в том, как подчеркивается связь между анатомической формой или конституцией и патологическими состояниями самого разного происхождения. В иных же случаях взаимосвязь может быть гораздо менее тесной, например, между анатомией и психическими отклонениями. Это еще больше проявляется при попытках поиска связи между общественными явлениями и строением тела. Многие биологи склонны полагать, что более высокий уровень развития цивилизации связан с более высоким ростом составляющих ее людей, что здоровье общества зависит исключительно от хорошей наследственности, а национальные особенности обусловлены свойственными данной нации особенностями телосложения.
Антрополог же убежден, что к одним и тем же общественным функциям могут быть приспособлены самые разные анатомические формы, и именно общественные функции, по его мнению, имеют большее значение, а многообразие форм во многих случаях обусловлено их приспособлением к различным функциям. Он полагает, что люди разных типов могут достичь одного и того же уровня развития цивилизации, что крепкого здоровья человек любого типа может достичь за счет более правильного питания.
Различия в анатомии и химическом составе, к которым биолог сводит все общественные явления, передаются по наследству. Внешние условия, которые, по мнению антрополога, отражаются в облике человека, приобретаются индивидуально и по наследству не передаются.
В свете всего вышесказанного достаточно привести лишь несколько примеров.
Люди самых разных типов владеют одним языком в единой языковой среде. Люди одной культурной области берут от природы одни и те же виды пищи. В производственной деятельности движения должны обладать сходством. Образ жизни оседлого человека или кочевника зависит не от расы, а от рода занятий. Распространение всех этих черт никак не зависит от физического типа и служит убедительным доводом в пользу отсутствия связи между общественными устоями и расой.
Евгенистам совершенно необходимо перестать следовать догме, согласно которой формы, функции и деятельность человека суть наследственные признаки, и начать рассматривать их с более критической точки зрения, требующей в каждом конкретном случае доказать наследственный характер признака, прежде чем предположить само его существование.
Данный вопрос можно наглядно проиллюстрировать на примере обширной статистики вырождения, то есть истории неблагополучных семей. Оставив на время в стороне случаи наследственных патологий, мы обнаруживаем, что алкоголизм и склонность совершать преступления особенно часто приписывают наследственным причинам. Изучая истории семей, мы часто видим, что если бы эти люди были защищены благоприятной обстановкой в семье и должными средствами поддержки от злоупотребления алкоголем или другими наркотиками, а также от преступности, то многие из них стали бы жертвами своих якобы наследственных предрасположенностей не чаще, чем многие слабовольные люди, воспитывающиеся в благоприятных условиях. Если бы они устояли перед искушениями среды, их можно было бы отнести к числу людей высокой нравственности. И если говорить о наследственности, из ущербности общественного положения следует не больше, чем из того факта, что в сельскохозяйственной общине род деятельности фермера передается от отца к сыну.
Вопрос о том, можно ли в таких случаях доказать наличие наследственных нарушений в развитии организма, сам по себе заслуживает внимания. Впрочем, это еще необходимо доказать. Кроме того, нельзя без надлежащих доказательств утверждать, что истребление потомков преступников избавит нас от всех тех, кто обладает теми же нарушениями развития. Но об этом позднее.
Известно, что люди самых разных типов могут приспосабливаться к одним и тем же условиям жизни, и, пока не доказано обратное, стоит полагать, что вся многогранность видов деятельности обусловлена общественной средой, а не наследственностью; что от перемен в социальных условиях изменится весь характер общественных процессов, притом что наследственные особенности данной группы людей не подвергнутся ни малейшему влиянию. Поэтому при всякой попытке доказать наследственный характер недостатков или достоинств необходимо исключить, что повторение черт предков обусловлено только средой или обществом.
Если мы будем непреклонны в требовании предъявить доказательства, окажется, что многие данные, на которых строится теория евгеники, несостоятельны и что последователям евгенистических теорий надлежит проявлять бóльшую тщательность.
Все это, впрочем, не противоречит тому, что индивидуальные физические и психические особенности передаются по наследству, или тому, что при соответствующих условиях из широкого ряда различных индивидуальных черт, встречающихся у всех человеческих типов, желательные качества могут отбираться, а менее желательные – отсеиваться.
Считается, что применение евгеники на практике стало необходимым, ибо среди всех цивилизованных народов наблюдается явная тенденция ко всеобщему вырождению. Я считаю, что это утверждение не вполне обоснованно. В современном обществе условия жизни стали заметно разнообразнее, чем в прежние времена. В то время как одни группы населения живут в наиболее благоприятных условиях, требующих активной работы тела и разума, другие живут в крайней нищете, а деятельность их больше, чем когда-либо, низведена до уровня деятельности машин. Между тем виды человеческой деятельности стали гораздо более разнообразными. Поэтому вполне объяснимо, что в каждом народе функциональная деятельность более специализирована, более разнообразна.
Общий средний показатель умственного и физического развития людей может оставаться неизменным, при этом число тех, кто находится ниже некоторого заданного низшего уровня, равно как и тех, кто превышает заданный высокий уровень, будет больше, чем раньше. Количество членов общества с отклонениями можно подсчитать на основании статистики помощи бедным, по уровню преступности и доле сумасшедших, однако определить прирост тех, кто превосходит высшую границу нормы, не представляется возможным. Оттого они ускользают от нашего внимания. Вполне возможно, что количество неполноценных членов общества увеличивается, не влияя при этом на ценность населения в целом, ибо это всего лишь отражение возросшей степени изменчивости.