Было бы ошибкой считать, что наши собственные социальные привычки не влияют на суждения об образе жизни и мышления представителей чужой культуры. Для иллюстрации высокой степени воздействия норм традиционного поведения достаточно обратиться к такому явлению, как наша реакция на то, что мы называем «хорошими манерами». Мы чрезвычайно чувствительны к различиям в манерах; странные типы одежды или необычная экспансивность вызывают у нас отвращение, и субъективное восприятие собственных манер мешает сформулировать адекватное описание чужих форм.
Поэтому для научного изучения обобщенных социальных форм исследователям надлежит освободиться от всех оценок, основанных на родной культуре. Объективное, строго научное исследование возможно только в том случае, если мы научимся знакомиться с каждой культурой на основе ее собственных ценностей, сформулируем идеалы каждого народа и включим в рамки общих объективных исследований культурные ценности, распространенные среди различных ветвей человечества.
Даже в науке предпочитаемый подход к проблемам оказывает доминирующее влияние на наше сознание. Это хорошо иллюстрируется тенденциями, преобладающими в различные периоды: в Средние века диалектика служила столь же удовлетворительной парадигмой для средних научных умов того периода, как и отвращение к диалектике и упор на наблюдение в наше время. В качестве дополнительного примера можно привести акцент биологической научной мысли на проблемах эволюции в раннем периоде дарвинизма. Или калейдоскопические изменения в объекте изысканий, прежде всего в физиологии и психологии, в наше время, приведшие к появлению теорий, основанных на функциях желез внутренней секреции, расовых и индивидуальных особенностях организма, или на психоанализе. Бурный энтузиазм, с которым эти идеи подхватывают ученые, отринув на время все остальные, и вера в их ценность как достаточную основу для исследования, служит доказательством того, как легко человеческий разум можно приучить к вере в абсолютную ценность тех идей, которые манифестируются в окружающей культуре.
За причинами такого поведения далеко ходить не надо. Мы склонны следовать привычным действиям других без тщательного изучения фундаментальных идей, из которых проистекают их действия. Повторение же действий в качестве следствия предполагает повторение образа мыслей. Выход за рамки теперешней парадигмы мышления для большинства из нас сопряжен с такими же трудностями в науке, как и в повседневной жизни.
Выход за рамки собственной культуры, которого требует антрополог, достигается нелегко, ибо мы склонны считать поведение, к которому нас приучили с детства, естественным для всего человечества, таким, которое обязательно должно сформироваться повсюду. Поэтому одна из основных целей научной антропологии заключается в том, чтобы узнать, какие черты поведения обусловлены природой и, следовательно, считаются общим достоянием человечества, а какие обусловлены культурой, в которой мы живем.
Нас приучили делать акцент на национальные различия, имеющие место между европейцами и их потомками. Несмотря на особенности, характерные для каждой нации или конкретного местного этноса, сущностные культурные основания для всех одинаковы. Каноны европейской культуры определяются тем, что происходило в древности в восточной части Средиземноморья. Нашей современной цивилизации надлежит признать себя преемницей греческой и римской культур. Несущественные местные нюансы представляют собой поздние наслоения поверх фундаментального сходства. Они незначительны, если сравнить их с расхождениями, которые существуют между между европейскими народами и народами, не развивавшимися на основе древней средиземноморской культуры. Любопытно, что даже Индия и Китай не могут полностью оставаться в стороне от исторических влияний, исходящих из Западной Азии и Средиземноморья.
За счет объективного изучения типов культуры, развивавшихся по исторически независимым линиям или разошедшихся со временем по принципиально отличным друг от друга путям, антрополог может четко разграничить те этапы жизни, которые характерны для всего человечества, и те, что обусловлены культурой. На основе этих знаний он приходит к выводу, позволяющему ему критически взглянуть на нашу цивилизацию и приступить к сравнительному изучению систем ценностей через призму воззрений, относительно свободных от влияния эмоций, вызываемых автоматически регулируемым поведением, которого он вынужден придерживаться как член общества.
Обретенная таким образом свобода суждений зависит от четкого осознания того, что обусловлено природой, а что – культурными факторами. Исследование этой проблемы затрудняется тем, что мы сами невольно подчинены культурным стандартам, которые неправильно интерпретируются обществом как общепринятые человеческие стандарты. Цели можно достичь только путем терпеливых изысканий, в которых наши собственные эмоциональные оценки и установки тщательно отодвигаются на задний план. Полученные таким образом психологические и социальные данные, отражающие особенности всего человечества, будут выступать в качестве основополагающих для культуры в целом и не подлежат множественным интерпретациям. Таким образом, благодаря строгому и объективному изучению иностранных культур ценности наших общественных идеалов обретут еще большую ясность.
Если бы мы могли быть уверены, что вследствие открытия обусловленного природой поведения изучение различных культурных форм приведет к выявлению определенных законов, управляющих историческим развитием общественной жизни, то могли бы с надеждой смотреть на возможность создания системы разумного решения социальных проблем. Однако перспективы достижения такого идеала представляются сомнительными.
Данное фундаментальное затруднение может быть проиллюстрировано примерами из неорганического мира. Законы в физике или химии предполагают, что при определенных условиях наступает определенный результат. Я отпускаю предмет на определенной высоте, и он упадет с определенной скоростью и ускорением. Я привожу в контакт два элемента, и при необходимых контролируемых нами условиях они образуют определенное соединение. Результат эксперимента можно предсказать, если известны контролирующие его параметры. При достаточном уровне знаний из механики и математики и наличии сведений о положении всех планет в определенный момент мы можем предсказать, какие движения небесных тел произойдут в будущем, а какие происходили в прошлом – при отсутствии помех со стороны внешних факторов.
Социальные же явления не могут быть подвергнуты эксперименту. Невозможно обеспечить контролируемые параметры, исключающие помехи со стороны внешних факторов. Вследствие этих факторов изучение всякого процесса становится более сложным.
Чем менее тривиально явление, тем труднее предсказать его будущее по теперешнему состоянию, даже если известны основные законы, управляющие событиями. Предположим, например, что мы изучаем эрозию склона горы. Можем ли мы предсказать, какое направление она изберет или как возникли нынешние формы? Мы обнаружили овраг. В верхней части лежит большой валун, который отклонил направление потоков воды и заставил ее пробить себе русло с одной стороны. Если бы валуна там не было, овраг имел бы другое направление. Так получилось, что почва в одном из направлений была мягкой, поэтому бегущая вода легко врезалась в нее. Мы имеем дело исключительно с законами эрозии, но даже самое глубокое их знание не может в полной мере объяснить теперешнее направление оврага. Быть может, валун оказался на своем месте потому, что его ненароком толкнуло животное, шедшее по склону горы. Он скатился и остановился в том месте, где препятствовал течению воды.
Все случайности такого рода, влияющие на некий изолированный процесс, который мы хотим изучить, в эксперименте исключены. Они являются случайностями в той мере, в какой они не имеют логического отношения к процессу, который мы хотим познать. Даже в упомянутой астрономической проблеме положения небесных тел в начальный момент являются в этом смысле случайными, поскольку они не могут быть выведены из какого-либо закона механики. Создающие помехи внешние факторы, не имеющие отношения к закону, должны быть признаны случайностью, определяющей распределение материи в момент, выбранный в качестве начального.
Вследствие данных условий предсказание конкретных событий в конкретном случае представляется чрезвычайно трудным, если не невозможным. Случайности, логически не связанные с изучаемыми явлениями, изменяют последовательность событий, которая могла бы быть детерминистическим образом определена, если бы условия были абсолютно контролируемы и защищены от любого внешнего вмешательства. Подобное условие достигается в полностью управляемом физическом или химическом эксперименте, в отличие от всякого явления природы, которое можно только наблюдать, но не контролировать. Несмотря на прогресс в знаниях о механике воздушных потоков, предсказание погоды остается трудной задачей с высоким уровнем неопределенности в отношении фактического состояния погоды в данном месте в данный час. Можно предложить общий довольно точный прогноз для большой территории, однако точную последовательность отдельных событий предсказать не представляется возможным в силу того, что случайных причин слишком много.
Если это характерно для подобных случаев, тогда это тем более справедливо в отношении социальных явлений. Предположим, что существует общество, которое развивало свою культуру в соответствии с определенными законами, открытыми при внимательном изучении поведения различных обществ. По какой-то причине, возможно, из-за враждебных нападений, которые не имеют ничего общего с внутренним устройством общества, люди были вынуждены покинуть свой дом и переселиться из плодородной местности в пустыню. Они вынуждены приспосабливаться к новым формам жизни; новые идеи будут развиваться уже в новой среде. Перемещение из одного региона в другой представляется всего лишь случайностью, как тот скатившийся с горы валун, определивший направление оврага.