На работу нашего тела и разума оказывает влияние подражание, при помощи которого мы привносим в свою повседневную жизнь привычки общества, частью которого являемся. А потому мы можем наблюдать единообразие в мышлении и действиях людей, по строению своему весьма различных.
У нас нет оснований утверждать, что строение тела не имеет никакого отношения к тому, как организм функционирует с точки зрения физиологии и психики. Я убежден, что Уотсон ошибается, говоря, что умственная деятельность человека якобы всецело обусловлена его личным опытом и что так называемые способности или характер обусловлены внешними обстоятельствами, а не биологическим строением. По моему мнению, это идет вразрез с данными, полученными вследствие наблюдения за умственной деятельностью как животных, так и людей. Что верно в таком крайнем случае, должно быть верно и тогда, когда различия менее выражены. Хотя полностью отбросить влияние окружающей среды, которое приводит к сходству или несходству, все же невозможно, кажется неразумным предполагать, что наряду с различиями во всех остальных чертах организма существует какое-либо биологически обусловленное однообразие в психике. Впрочем, необходимо признать, что влияние окружающей среды может превосходить и перекрывать биологические различия.
В таких условиях с уверенностью определить, какие психические черты передаются по наследству, практически невозможно. В глубоко интегрированном обществе модели поведения людей самого разного происхождения столь схожи, что по ним одним нельзя определить, к какой расе человек принадлежит. В таком обществе имеют место и индивидуальные особенности, и особенности конкретных семейных линий, однако среди людей здоровых их взаимосвязь со строением тела столь незначительна, что определить принадлежность человека к конкретному семейству или расе с определенными наследственными особенностями функционирования организма по одним этим особенностям в равной степени невозможно.
В этом отношении диапазон разнообразия наследственных линий, составляющих расу, столь широк, – даже шире, чем в случае с анатомическими формами, – что одни и те же типы линий наследственности могут встречаться в разных расах. Если в случае с анатомией у негров и белых имеются наследственные расовые черты, то к функционированию организма это не относится. У всякого представителя данной расы психика столь особенна, что по ней одной невозможно отнести человека к той или иной расе. Действительно, в отношении некоторых рас, таких как южноафриканские бушмены, у нас на этот счет нет никаких сведений, и от категорических суждений можно воздержаться, однако я не предвижу здесь никаких коренных различий.
Опыт позволяет нам утверждать, что различия между разными семейными линиями гораздо существеннее, чем между расами. Можно предположить, что представители одной семейной линии, которые внешне и внутренне представляют собой некие крайние формы, весьма отличаются от представителей иной семейной линии, внешность и устройство которых представляет собой противоположную крайность, хотя и те и другие принадлежат к одной расе. В то же время крайне сложно будет найти такие семейные линии в одной расе, представителей которых нельзя было бы встретить в другой близкородственной расе.
Предположение, что расы обладают глубинными психическими наследственными признаками, нередко основано на аналогии с психическими особенностями разных пород одомашненных животных. Безусловно, психика пуделя отличается от психики бульдога, а психика ломовой лошади – от психики скакуна.
Аналогия эта не вполне обоснованна, ибо породы одомашненных животных сопоставимы скорее с человеческими семейными линиями, чем с расами. Они возникают в результате строго контролируемого скрещивания. Их семейные линии однородны – у человека они многообразны. Типы, составляющие породу, можно сравнить с семейными линиями, которые встречаются во всех человеческих расах, которые, однако, лишены устойчивости в силу отсутствия жестких правил скрещивания. В этом отношении человеческие расы надлежит сравнивать не с выведенными искусственно домашними животными, а с дикими.
Как выяснилось, все эти выводы опровергаются так называемыми тестами на оценку уровня интеллекта, цель которых изначально заключалась в том, чтобы установить врожденный уровень интеллекта. В действительности эти тесты показывают значительные различия не только между отдельными людьми, но и между расовыми и социальными группами. Тест есть выражение того, как функционирует разум и психика человека. Как и в случае с другими функциями, интеллектуальные тесты показывают, что у людей, принадлежащих к разным группам, ответы совпадают, и обычно по ответу отнести человека к соответствующей группе невозможно.
Тест как таковой показывает лишь то, что человек способен решить поставленную перед ним задачу более или менее удовлетворительно. То, что результат во многом или даже полностью зависит от биологически заложенного интеллекта, еще необходимо доказать. Люди с нарушениями развития не способны выполнить некоторые задачи из теста. В более узких пределах показываемого результата необходимо прояснить, насколько строение организма, внешние условия среды способны влиять на результаты теста. Поскольку сильному влиянию со стороны окружающей среды подвержено функционирование организма в целом, вероятно, что и здесь влияние среды будет преобладать и затмевать те аспекты реакции, что обусловлены внутренней структурой.
Рассмотрим это на примере. Один из простейших тестов состоит в том, чтобы вставить детали различной формы в соответствующие им отверстия. Существуют примитивные общества, которые много времени уделяют изготовлению украшений, а подгонка деталей разной формы играет в нем значительную роль. Это может быть аппликация, мозаика или роспись по трафарету. Другие народы могут и вовсе не иметь опыта в работе с формами.
Доктор Отто Клайнберг провел тестирование способностей индейских девочек, которые еще в некоторой степени владели старым способом работы с бисером, в отношении их способности воспроизводить геометрические формы различной сложности. Он обнаружил, что девочки сак и фокс, племени в котором живо еще было ремесло бисероплетения, обладали наилучшими способностями к воспроизведению бисерных узоров. С ними равнялись девочки дакота, заметно превосходящие белых девочек. Все девочки значительно превосходили мальчиков, белых и индейцев, незнакомых с бисероплетением. Опыт позволял этим девочкам быстро и легко схватывать навык плетения новых, доселе неизвестных им форм.
Клайнберг также исследовал результаты простых тестов у представителей различных рас, живущих в совершенно разных условиях. Он обнаружил, что все исследованные им расы реагируют в городских условиях быстро и ошибаются, в то время как те же расы в отдаленных сельских районах реагируют медленно, но более точно. Спешка и стремление получить результат, свойственные жизни в городе, приводят к формированию иного отношения, которое никак не связано с врожденным уровнем интеллекта, а является следствием культурных условий.
В Германии провели эксперимент, основанный на совершенно разных типах тестов, которые показали схожие результаты. Тестирование проходили дети из разных типов школ. Представители социальных групп, посещающие начальную школу и высшие учебные заведения различных типов, отличаются друг от друга по своим культурным установкам. Едва ли их происхождение восходит к разным расовым группам. Напротив, население в целом достаточно однородно. При этом ответы в различных школах были совершенно разными. Нет особых причин полагать, что представители этих групп обладают разным биологическим строением. Более вероятным представляется, что мы имеем дело с последствиями культурных различий.
Во всех тестах, основанных на языке, важную роль играет то, как испытуемый им владеет. Знание языка, то, насколько легко человек понимает, что от него требуется, оказывает на результат решающее влияние. Это становится особенно очевидно, когда тест дается на иностранном или любом плохо освоенном языке. Кроме того, мы систематизируем все наше чувственное восприятие в соответствии с языковыми законами, а то, как мы систематизируем наше восприятие, оказывает глубокое влияние на наше мышление. Зачастую объем выраженного в слове понятия определяет ход нашей мысли, а категории, которыми мы выражаемся в силу грамматической формы языка, удерживают в нашем сознании определенные виды модальности или связи. Если язык диктует мне проводить четкую границу между старшим братом и младшим, между братом отца и братом матери, моя мысль будет направлена совершенно иначе, нежели чем при использовании более расплывчатых понятий, нам привычных. Когда понятия «сын» и «сын брата» никак не разграничены, направление хода мысли сменяется в неожиданную для нас сторону, ибо мы эти понятия четко различаем. Если язык в каждом конкретном случае четко определяет форму предметов (круглый, длинный или плоский), или орудие, при помощи которого совершается действие (рука, нож, острие), или источник знания о высказывании (наблюдал, видел воочию, услышал), то все эти единицы могут создавать цепочки ассоциаций. Сравнив реакции людей, говорящих на в корне различных языках, можно, таким образом, выявить влияние языка на ход мысли, а не то, какое различие в образе мышления является врожденным.
Приняв все эти соображения во внимание, мы вынуждены усомниться в том, можно ли провести границу между тем, где на реакцию человека оказывает влияние среда, а где – внутреннее устройство организма, если два человека проживают в разной среде.
Весьма трудно создать абсолютно одинаковые условия среды даже в нашей собственной культуре. Каждый дом, каждая улица, каждая семья и школа имеют свой особый характер, который с трудом поддается оценке. В крупном скоплении людей мы можем предположить, что в одинаковых, до определенной степени, условиях среды может находиться группа людей, занимающая сходное экономическое и социальное положение, и в таком случае вполне оправданно предположить, что возможности среды влиять на человека значительно ограничены, а биологически обусловленные различия проявляются более отчетливо.