(«Мой адрес не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз…») Рис. В. Полухина. «Крокодил». 1991. № 25. С. 5
Кроме этих стандартных советских проблем, описываются при помощи этнических образов и новые, характерные именно для 1970-х, например сюжет с горожанами, «выписывающими маму из деревни» для увеличения жилплощади. Однако куда важнее, что авторы «Крокодила» концентрировали внимание на появившемся в тот период увлечении «народным» и «стариной». По этой причине в карикатурах высмеивается приглашение мамы из деревни «для стиля» (21/1977), вера в знахарок и снадобья (25/1971), неуважительное отношение к родителям (34/1972), повальное увлечение коллекционированием икон (18/1974, 21/1977).
Украинская и белорусская темы в это десятилетии практически не звучат. Исключением является шарж на главного редактора журнала «Перец», Федора Юрьевича Макивчука, который был изображен в традиционной вышиванке (29/1972), и ритуальная обложка к 325-летнему юбилею присоединения Украины к России (03/1979).
(«– И надо еще проверить, какой ты национальности!») Рис. В. Дмитрюка по теме В. Владова. «Крокодил». 1990. № 17. Обложка
В это десятилетие в визуальной сатире по-прежнему присутствует собирательный образ советского народа (суммарно пять изображений), впрочем, куда реже, чем раньше (13/1982, 36/1982 – в год 60-летия СССР), и иногда без ярко выраженных этнических элементов.
Зато в конце 1980-х конструирование советской нации начинает отображаться уже в другом ключе. Объединяющим началом вместо социалистических достижений становятся общие проблемы: дефицит товаров «народного потребления» («Нам нечего делить», 18/1989) и ситуация с беженцами и вынужденными переселенцами («Мой адрес не дом и не улица», 25/1991).
Русские по-прежнему лидируют (47 изображений), причем эти образы появляются в очень разных контекстах, отсылающих либо к фольклору («продавщица живой воды» 34/1985), либо к воображаемому прошлому (половой и купец 08/1991), либо к литературе (образ Левши 02/1988, 31/1988). В большинстве случаев данные образы отчетливо позитивны, особенно когда их русскость прямо подчеркивается («Русские женщины» 23/1989). На втором месте – народы Кавказа (суммарно 27 изображений, из них по понятным причинам 22 о Cеверном Кавказе), на третьем – народы Средней Азии (11).
«Никто у нас не Лифшиц…»
Образ русского в советской карикатуре тесно связан с обобщенным образом советского народа как союза различных народов. Здесь сразу важно отметить, что традиция устраивать «парад народностей», как один из инструментов демонстрации имперского потенциала и одновременно легитимации имперского правления в России, имеет давнюю историю[93] и, к сожалению, актуальна до сих пор – достаточно посетить современные этнографические экспозиции в МАЭ и ГИМе.
Нарратив, представляющий Советский Союз дружной семьей народов, был крайне распространен, и было бы странно, если бы он не нашел отражения в визуальных форматах. При количественном анализе подобных изображений сразу бросается в глаза определенная диспропорция при распределении таких изображений как по десятилетиям, так и по годам: 1950-е – 10; 1960-е – 10; 1970-е – 18; 1980-е – 5.
Например, в 1980-е четыре из подобных изображений пришлись на 1982 год, выйдя к 60-летнему юбилею образования СССР. Аналогичная картина наблюдается и в 1970-х, когда пики подобных композиций приходятся на 1972 и 1977 гг. При этом ранее «датский» принцип выдерживался далеко не всегда: так, в юбилейном 1967 году никаких многофигурных композиций на страницах «Крокодила» не появлялось.
(«Стол накрыт торжественный и пышный, / И поет героев легион: / За столом никто у нас не лишний, / По заслугам каждый награжден!») Рис. Л. Генча. «Крокодил». 1957. № 04. С. 2
Большая родня. Рис. Л. Самойлова. «Крокодил». 1982. № 36. Обложка
Символическое изображение семьи советских народов в «Крокодиле» отнюдь не было единообразным и канонизированным. Во-первых, целый ряд таких изображений был связан с франшизами самого «Крокодила», представляющими союзные и автономные республики (21/1957; 25/1972). Во-вторых, при создании собирательного образа советского народа могли не использовать этнокультурные элементы (11/1961; 13/1965; 13/1977), а подчеркивать профессиональное разнообразие советского социума (как минимум, на таких изображениях присутствовали рабочие, крестьяне и представители интеллигенции). Впрочем, иногда эти два направления смешивались, как на рисунке Владимира Добровольского «Дружная весна» (10/1970) или в комиксе А. Елисеева «Наглядные иллюстрации к заметкам одного советолога» (35/1972). Порой этнокультурные элементы и вовсе могли сводиться к официальным символам, например оригинальному коллажу из флагов советских республик (35/1972; 12/1975) или, наоборот, к пограничным столбам с указателями («Так лучше?», Г. и В. Караваевы, 20/1990). Любопытны и гендерные метафоры, связанные с советскими этносами. Здесь случались самые разные сочетания, которые, по всей видимости, в большей степени зависели от индивидуальных предпочтений художника или редактора. Кто-то пытался соблюсти максимальный паритет, и женские образы представляли семь республик из пятнадцати (Ю. Федоров, 35/1972), рядом же могла быть очевидная диспропорция – только девять из двадцати четырех этнических групп представлены женщинами (И. Семенов, 35/1972), а в некоторых случаях женщины в подобных собирательных композициях и вовсе практически отсутствовали (10/1970).
К началу 1980-х годов подобная гендерная специфика регионов стала понемногу размываться: например, в 1982 году символом СССР стали пятнадцать пар, одетых в национальные костюмы (13/1982), хотя русская пара все равно осталась в центре композиции. Впрочем, в том же году другой «коллективный портрет» историко-культурной общности «советский народ» имел сильный гендерный дисбаланс: из пятнадцати республик только три были представлены женскими образами (36/1982).
Одной из базовых метафор был общий стол (04/1957; 30/1957, 35/1972), который формально позволял подчеркнуть равенство всех народов. Однако и здесь представителей русского народа либо располагали по центру экспозиции (30/1957) или на переднем плане (04/1957), либо выделяли при помощи дополнительных элементов (35/1972).
А. Р. Абалов и В. Л. Иноземцев отмечают, что
внутри высших партийных структур в брежневские годы постепенно кристаллизуется определенное этническое ядро, управляющее государством. В период 1966–1981 гг. русские, украинцы и белорусы увеличили свое представительство среди членов Центрального комитета партии с 68 до 85%. В Политбюро ЦК КПСС образца 1983 г. входили 19 славян, один азербайджанец, один латыш и один казах. Все секретари ЦК были представителями трех славянских народов. Похожей выглядела и ситуация в армии…[94]
Канонизированная этничность в стилизованных до условности «национальных» костюмах оставалась ритуальной демонстрацией «национального по форме и социалистического по содержанию».
Кавказ в зеркале советской послевоенной карикатуры
Чрезвычайно полезными источниками по нашей теме стали сатирические журналы, выходившие в Грузинской ССР («Нианги» – «Крокодил», выходил с 1923 г.), Азербайджанской ССР («Кирпи» – «Еж», с 1952 г.) и Армянской ССР («Возни» – «Еж», с 1956 г.). Карикатуры Г. Ломидзе, Г. Пирцхалава, И. Наджафкули, Н. Семенова, А. Зейналова, М. Абашидзе, Г. Тер-Газаряна, Д. Лолуа и других художников нередко публиковались в «Крокодиле» под рубрикой «У нас в гостях».
В 1950-е годы для кавказских сюжетов характерна стереотипизация и колониальная экзотизация. Всего в данный период насчитывается 39 карикатур, связанных с кавказским регионом. Их можно разделить на 29 с подчеркнутой региональной спецификой и 10 «стандартных» изображений. Распределение по республикам было довольно равномерным (Грузия – 8, Армения и Азербайджан – по 5, республики Северного Кавказа – 11).
В визуальном языке «Крокодила» тех лет присутствуют далеко не только карикатуры – много почти лубочных изображений. Эмоциональный спектр также широк: от мягкой сатиры до визуальных крокодильских «вил в бок» с жестким шаржированием. В случае «международном» – чаще всего плакат, выполненный в выраженной экспрессивной манере.
Представители народов Кавказа присутствуют как труженики на общих плакатно-лубочных иллюстрациях вместе с другими «братьями-народами». Как правило, изображаются усатые брутальные мужчины в бешметах, черкесках с газырями, папахах/башлыках, бурках («Грузинский рог изобилия» 30/1952, Г. Вальк, В. Добровольский; «Возвращение Мадины», 36/1955, «Стол в складчину», 30/1957, В. Добровольский; 15/1959, 29/1959, 32/1959); женщины – очень редко («В кулуарах съезда», 05/1956, рис. В. Горяева). Образ «Нианги», грузинской франшизы «Крокодила», выполнен именно в этом стиле: крокодил изображен в папахе и бурке с газырями и кинжалом (07/1958). Одиночный позитивный визуальный образ кавказца встречается в этот период нечасто. Например, горячий абхазец Дауд, решивший посвататься к зоотехнику Тоне, изображен насмешливо, но скорее сочувственно (36/1955; 30/1952), при этом очевидны отсылки к классическому советскому киносюжету «Свинарка и пастух» (1941, реж. Иван Пырьев). Безусловно плакатный образ – Герой Соцтруда Виктория Маркарян (Армения), изображенная в одном ряду с женщинами – академиком, мореходом и плотником – в одном из мартовских выпусков. Характерный сюжет – гастроли московских театров в горном ауле (22/1952). Время от времени, нечасто, публикуются карикатуры из «Нианги» (Тбилиси), «Кирпи» (Баку), «Возни» (Ереван) на сюжеты без этнической подоплеки. Показательна карикатура Гии Пирцхалавы (07/58), где народный костюм персонажа и антураж сочетаются с социалистической техникой (часами).