Е.Ф.) свидетельствуют о том, что Ватто использовал характерные мотивы эпохи, но проявлял фантазию и вкус, предвосхищая поиски мастеров рококо. Иногда это целые пикантные сценки с изображением настойчивого кавалера и сопротивляющейся дамы (Соблазнитель), в которых угадываются сюжеты его будущих картин. Изображенные словно на просцениуме, изящные плавные фигурки всегда прихотливо и грациозно соотнесены с изгибами орнамента. Они напоминают капризные восточные безделушки из фарфора, входившие в моду.
Клод Одран был хранителем коллекции Люксембургского дворца, благодаря чему Ватто мог познавать здесь прекрасные произведения искусства, среди которых особое место принадлежало полотнам Питера Пауля Рубенса из серии История правления королевы Франции Марии Медичи. Отныне фламандский живописец — его самый любимый художник. Он станет «рубенсистом», как те французские художники, которые еще в конце XVII столетия оспаривали со сторонниками Никола Пуссена («пуссенистами») первенство колорита над рисунком, приоритет чувства над рассудочностью классицистов. Фламандская традиция навсегда останется важнейшим источником искусства Ватто. Он будет читать письма Рубенса, интересоваться живописью Ван Дейка, проявлять внимание к жанровым сценкам фламандских мастеров, к их колористическим достижениям, о которых с восхищением писал романтик Эжен Делакруа.
Неожиданно в 1709 году Ватто покидает мастерскую Одрана и уезжает в Валансьен, где проводит несколько лет (до 1711 года). Отъезду, однако, предшествовало знаменательное событие. 31 августа 1709 года он принял участие в конкурсе на Большую Римскую премию, дававшую право поездки в Италию в качестве пенсионера Королевской Академии живописи и скульптуры. Строгий академический Совет в лице таких маститых живописцев и скульпторов, как Иасент Риго, Никола Ларжильер, Шарль де Ла Фосс, Жан Жувене, Антуан Куазево, Франсуа Жирардон, присудил ему лишь вторую премию. Огорченный отказом, он на время покинул Париж.
В Валансьене Антуан Ватто впервые начинает самостоятельно работать. О его творчестве этого времени свидетельствуют картины и рисунки, в которых запечатлены те жизненные сцены, которые он мог наблюдать. Полотна Бивак (1709–1710), Бивак (ок. 1710), Въезд в Валансьен (ок. 1710), Рекруты, догоняющие полк (ок. 1709, Музей изящных искусств, Нант), Савояр (1711), Отдых военных (ок. 1712, Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург) созданы или в Валансьене или по заказу Сируа сразу же по возвращении в Париж. И, хотя истоки подобных жанровых сценок следует искать в творчестве фламандских мастеров, в этих небольшого размера картинах чувствуется «французская ирония и чувствительность», которую подметил в творчестве Ватто поклонник его живописи Александр Бенуа[4]. Бегущие из разоренных селений крестьяне, солдаты, рекруты, маркитанты, бродячие актеры изображены на перекрестках дорог Северной Франции живо и правдиво. В этих сценках проявились фантазия и смелость молодого художника, обратившегося к созданию совершенно нового для французского искусства рубежа веков жанра, которого не было в напыщенном искусстве эпохи Людовика XIV, где ценились апофеозы, парадные портреты, композиции на библейские и мифологические сюжеты. Фигурки персонажей в картинах Ватто находятся как бы в непрерывном диалоге, они изображены говорящими, комментирующими, слушающими. Художник располагает их в пейзажном пространстве, добиваясь гармоничного слияния с ним, тонко распределяет цветовые доминанты их ярких костюмов, передает бытовую конкретность поз и жестов.
Во всех этих ранних картинах Ватто какая-то внутренняя печаль таится в передаче состояния как людей, так и пейзажа.
Все, что видел художник вокруг себя, что привлекало его внимание, он зарисовывал на листках своих маленьких альбомов, которые теперь считаются шедеврами мировой графики. Рисунки — совершенно особая грань дарования Антуана Ватто. Они представляют существенную часть его художественного наследия. Многие из них, к сожалению, были утеряны, и известно, что часть из них была уничтожена самим автором. Сохранилось 563 листа, исполненных в характерных для него техниках — «в два цвета» (сангиной и черным мелом; сангиной и свинцовым карандашом), «в трех карандашах» (сангина, черный и белый мел), пастелью, гуашью. Ценя красочную возможность рисунка, Ватто часто использовал тонированную бумагу. Для него, как и для многих мастеров XVIII века, рисунок станет не только средством изучения натуры, но и средством самовыражения. В Валансьене он уделял ему много времени и остался верен ему всю жизнь. Энергичные акценты линий сангины и черного мела придают живую выразительность и тонкую эмоциональность его ранним графическим образам — фигурам солдат в дозоре или на отдыхе, бродячих актеров итальянской комедии, рекрутов, зарабатывающих на жизнь гаданием савояров (беженцев из беднейшего района — Савойи. — Е.Ф.). Зарисовки с натуры служили Ватто основой для его будущих живописных композиций. Трудно забыть грустного мальчика-подростка с шарманкой и сурком, вытягивающим билетики при гадании, изображенного в полотне Савояр и в рисунках, колоритные образы старого старьевщика или горбуна с кукольным театром.
В Валансьене художник сближается со скульптором Антуаном Патером, работы которого украшали местные церкви. Его сын, Жан-Батист Франсуа Патер, будет впоследствии учеником Ватто. Близким другом художника становится Антуан де Ла Рок, бывший военный, любитель искусств, литератор. Ватто напишет портреты этих людей, ставших благодаря этому известными для истории[5].
В 1711 году Ватто возвратился в Париж. К периоду 1711–1712 годов относятся его первые картины с изображением сцен из спектаклей, актеров итальянской и французской комедии.
Полотно Сатира на врачей (начало 1710-х), написанное, по-видимому, в Валансьене, еще не достаточно самостоятельная работа. Оно имеет и другое название — «Что я вам сделал, проклятые убийцы?». Это одно из первых произведений Ватто, где театральные впечатления сливаются с жизненными наблюдениями, как это и в дальнейшем будет в картинах художника. Врачевание — удел уличных шарлатанов — высмеивалось в уличных фарсах и было характерным явлением эпохи. В конце века Джованни Доменико Тьеполо в своих станковых картинах будет тоже с иронией изображать этих горе-лекарей, предлагавших лекарства от всех болезней незадачливым уличным зевакам. Ватто изображает эту уличную сцену из спектакля без иронии. Его живопись отныне и навсегда будет удивительно открыта для зрителя, которому он предоставляет возможность самому сделать оценку события.
Полотно Арлекин — император Луны (1708) — это сцена из конкретного спектакля. Комедия, сочиненная Ноланом де Фатувилем, явилась предлогом изгнания из Парижа итальянских комедиантов. Фигуры, написанные Ватто, кажутся здесь еще неестественными в пластическом отношении, но прелесть этой незатейливой сценке придает красочность костюмов актеров.
Ватто был, согласно сведениям современников, постоянным посетителем Комеди Франсез и представлений актеров итальянской комедии, дававшихся обычно во время ярмарок. Последние были изгнаны из пределов Франции при Людовике XIV за сатиры на королеву-ханжу, и официально они вернулись сюда лишь после смерти Короля-Солнце — в 1716 году.
Судя по картинам и рисункам, Ватто больше привлекала как раз итальянская импровизационная комедия дель арте. Хотя для постановок французской и итальянской комедий пьесы писали часто одни и те же авторы, но представления актеров-итальянцев были проще, веселее, более приближенными к жизни. Забавные Панталоне, Бригелла, Коломбина, Пульчинелла умели развеселить публику своими импровизациями в отличие от актеров французского театра, где игра была более выспренной, декламация — менее натуральной и напыщенной. Во французском театре все еще царили стихотворные пьесы писателей-классицистов, хотя такие современники Ватто, как А. Р. Лесаж и П. К. де Мариво, в своих полных просветительского свободомыслия комедиях создавали образы, полные жизненного огня, иронии, тонкого остроумия. Ватто часто приходил в театр рисовать, изучал мимику и жесты актеров, постигал пластику их игры, особое внимание обращал на костюмы с тем, чтобы потом придумывать их для своих героев. Театр являлся для него источником постижения возвышенных чувств и прозы жизни, того, что так тонко он сумеет соединить в своем искусстве.
В ранних полотнах Искательница приключений (ок. 1712) и Обольститель (ок. 1712, Музей изящных искусств, Труа) Ватто еще изучает жесты и мимику актеров для того, чтобы передать через пластику фигур эмоции персонажей, мир их беспечного состояния. Как и в орнаментальных мотивах, он ищет четкости в изображении фигурок молодой, уверенной в себе особы и юноши-гитариста в картине