вершине холма, в смотровой башне – самой высокой точке черноморского побережья, – и теперь ехали обратно в лагерь.
Вдали море сливалось с небом, их разделяла едва заметная голубая линия.
– Никаких русских сегодня, лейтенант.
– Да, господин капитан.
– Пора завтракать. Море навевает аппетит.
– Да, господин капитан.
Капитан посмотрел на своего заместителя:
– О чем вы думаете, лейтенант?
– Пошли слухи, господин капитан. О ваших письмах.
– Продолжайте.
– Наши люди особо не обеспокоены этим. Большинство из них преданы вам. Но команда Ожана недовольна.
– Их недовольство – не моя забота.
– У капитана Ожана есть связи, господин. Это не тот человек, который стерпит угрозы.
– Этот насильник Ожан – животное! Его следует высечь кнутом!
– Говорят, что его поддерживают влиятельные люди. Это беспокоит меня, господин.
– Не стоит волноваться, Ахмет. У меня тоже есть связи, и я не боюсь людей такого сорта.
Они медленно ехали вдоль тропинки, плавно спускавшейся к морю по крутому склону. В том месте, где тропинка соединялась с прибрежной дорогой, им открылся вид на деревню, расположенную ниже, и зернохранилище у северной ее окраины.
Подъехав ближе, путники увидели во дворе вооруженных солдат, часть из них входили и выходили из здания. Это были люди не из их подразделения. Наблюдая за всем этим, Джахан понял, что беспокойство Ахмета было небезосновательным. Прибытие этих солдат много чего могло означать, но, определенно, ничего хорошего ждать не приходилось.
– Лейтенант, нужно, чтобы вы кое-что для меня сделали.
Придержав лошадь, Джахан достал небольшой томик стихов, который всегда носил в кармане, и вырвал страницу.
Написав имя своего отца и адрес, по которому проживала его семья в Константинополе, он протянул листок Ахмету:
– Отнесите это Ануш Шаркодян. Вы знаете, кто это. Я не буду делать вид, что это не так. Вы найдете девушку или в больнице, или в доме доктора Стюарта. Передайте это ей в руки, больше никому не давайте. Скажите ей, пусть напишет моим родителям. Они будут знать, где я.
Джахана и лейтенанта заметили метров за триста до лагеря и, когда они въехали во двор, их уже поджидали.
– Капитан Орфалеа?
Мужчина, стоявший в дверях, был примерно такого же роста, что и капитан, но у него были темно-русые волосы, раньше, наверное, они были совсем светлыми, и тонкие рыжие усы.
– Я думаю, вы знаете, кто я, капитан. Конечно, знаете… вы же писали про меня.
– Ожан.
– Капитан Ожан. Я так рад, что мне выпала честь… сопроводить вас в Трапезунд.
– Вы не знаете значения слова «честь».
– Действительно не знаю. Я ведь дикарь и варвар. Варвар, которому велено освободить вас от обязанностей командира.
– Чье это распоряжение?
– Это распоряжение полковника Абдул-Хана! Итак, капитан, разворачивайтесь, и мои люди проводят вас до Трапезунда.
– Мне нужно собрать вещи.
– Мы уже собрали все ваши вещи и документы. Ну и дотошный же вы человек! Ах да, не переживайте о местных жителях! Я понимаю, вас здесь армяне считают своим защитником, но я о них позабочусь. Заверяю вас, я уделю им особое внимание…
Ануш
– Пожалуйста, подожди, Ануш. Доктор Стюарт скоро вернется и проводит тебя домой.
– Я иду к Парзик, байян Стюарт. Меня проводит ее дядя.
– Правда, Ануш, мы обещали твоей матери. Я бы предпочла, чтобы ты подождала.
– Здесь совсем близко.
– Ну…
– До свидания, байян Стюарт. Увидимся завтра.
Жена доктора наблюдала за Ануш до тех пор, пока она не свернула за угол.
Девушке нелегко далась ложь госпоже Стюарт, но это был единственный способ увидеться с Джаханом. Не доходя до дома Парзик, она резко свернула в лес, а выйдя из него, направилась на пляж – к месту встречи.
Внезапно она услышала позади звук шагов. Она подумала, что это может быть один из сыновей доктора, который решил проводить ее, но, оглянувшись, замерла на месте.
Ее преследовал солдат, и он был уже близко. Развернувшись, Ануш побежала к дому Парзик. Еще раз рискнула обернуться. Расстояние между ними сокращалось, солдат что-то кричал, но она не могла разобрать что.
Свернув к кладбищу, Ануш пробежала мимо ризницы. Здесь было небезопасно, темно и много деревьев, но напрямик до дома Парзик оставалось бежать всего несколько секунд.
Она практически была уже там! Уже было видно окно комнаты, в которой Парзик жила до замужества, еще виднелась свисающая со ставен свадебная тесьма. И тут ее схватили и зажали рот рукой. Ануш лягнула мужчину изо всех сил, он повалил ее на землю и заорал:
– Черт возьми! Сделаешь так еще раз, и я тебе врежу!
Ануш узнала голос. Это был лейтенант, подчиненный Джахана. Его рука прижимала ее к земле. Ануш еще раз лягнула его пяткой.
– Успокойся! У меня послание от капитана Орфалеа.
Желание сопротивляться покинуло Ануш. Что-то случилось. Лейтенант поднял ее, достал листок из кармана, протянул ей и рассказал о событиях сегодняшнего утра.
– Капитана освободили от обязанностей командира. Его отправят в Константинополь, а затем… кто знает. Наверно, на фронт. Он хочет, чтобы ты писала на этот адрес.
Ануш уставилась на листок.
– Ты понимаешь, что я говорю? Капитана наказали, потому что он вмешался в то, во что ни при каких обстоятельствах не должен был вмешиваться!
Лейтенант все говорил, но единственное, что дошло до сознания Ануш, – это что Джахан уехал. Навсегда.
– Он не вернется. Ты понимаешь это, не так ли? Так будет лучше для всех, если ты это поймешь!
– Он вернется, – прошептала она, – обязательно вернется!
Ануш посмотрела на лейтенанта, и не важно, что она хотела уловить в выражении его лица, но уж точно не жалость, которую заметила.
Мой дорогой Джахан,
Я узнала, что они забрали тебя у меня! Лейтенант говорит, что тебя отправят в Константинополь, я надеюсь, письмо дойдет до тебя.
Мое сердце разбито, Джахан. Без тебя деревня кажется совсем иной! Все изменилось. Все не так! Я ходила на развалины церкви, несмотря на то что бушевал шторм и внутри ветер завывал с необыкновенной силой. Дождь и ветер успокоили меня, Джахан, потому что никто не мог услышать, как я плакала. Я молилась, чтобы тебе ничего не сделали и ты снова был со мной. Мое единственное утешение – ты думал обо мне, когда они забирали тебя. Я буду писать тебе каждый день. Я буду думать о тебе каждую секунду, пока мы вновь не будем вместе.
Дай мне знать, что ты получил это письмо и ты в безопасности.
Всегда твоя,
Ануш
– Я боялась, что мужа пошлют на войну после того, как он закончит штукатурить, но теперь он перекрывает крыши казарм, и это ответ на наши молитвы.
Парзик и Ануш сидели на камнях в бухте, у их ног полоскалось белье. Степан, старый дядя Парзик, отдыхал в тени, в бухте больше никого не было.
После нападения на Хават все меньше женщин приходило сюда, а те, кто отваживался, ходили большими группами или в компании с родственниками-мужчинами.
– Он ненавидит работу и ненавидит жандармов, но работать лучше, чем воевать, – сказала Парзик, и ее голос разнесся далеко над водой.
Девушка сделала паузу, поудобнее уселась и положила руку на живот.
– По крайней мере я знаю, где он, и особо не переживаю. Ануш… ты слушаешь меня?
– Извини… да. Это хорошо.
Парзик пристально посмотрела на подругу:
– Ты плохо выглядишь. Что-то случилось?
Ануш готова была все рассказать Парзик. О том, как она молилась дважды, трижды в день, чтобы у нее пошли месячные. Она могла рассказать, как она богохульствовала в Доме Господнем и как Он наказал ее. Могла рассказать, что она носит внебрачного ребенка и нет ни одного человека, который мог бы утешить ее. Хандут выгонит ее из дома, и Ануш и подумать боялась о том, сможет ли ее бабушка пережить это известие.
– Я не могу спать, – ответила она, – после того, что случилось с Хават.
– Бедная Хават! Что с ней будет?
Парзик подняла брюки и осмотрела их.
– У солдат новый капитан, из Трапезунда. Интересно, что стало с предыдущим?
Ануш вспомнила, как она была во дворе дома Саси и впервые увидела Джахана. Она закрыла глаза, припоминая последнюю встречу.
– Было нечто странное в поведении капитана. Помнишь, как он танцевал с тобой на свадьбе?
Пронзительный свист раздался над водой. Возле деревьев стоял Хусик и махал им обеими руками:
– Солдаты!
Девушки, собрав одежду, выбежали на берег.
– Оставьте ее! – крикнул он. – Идите сюда! Скорее, поторопитесь!
Парзик растолкала задремавшего дядю Степана и повела его за Хусиком к лесу.
Они слышали топот солдатских сапог на берегу и голос, отдающий приказ сохранять тишину.
Хусик повел всех в лес. Степан, почти ничего не видящий в сумраке леса, еще не пришедший в себя после неожиданного пробуждения, пробирался между деревьями, как слон, ломая старые ветки и спотыкаясь о корни.
Хусик подошел к Степану и стал направлять его. Они карабкались вверх по склону, между деревьями уже было видно море.
Стоя у воды, солдаты оглядывали опустевшую бухту.
Мужчина в форме, как у Джахана, опрокинул ударом ноги брошенную корзину для белья. Он медленно поворачивался, обозревая побережье, затем посмотрел вверх, прямо на то место, где затаились беглецы.
Степан запыхался и дышал слишком громко. Если солдаты войдут в лес, беглецам придется карабкаться все выше, но Степану далеко не уйти.
Губы Парзик шевелились – она беззвучно молилась и все поглаживала живот. Только Хусик выглядывал из-за дерева; он поднял одну руку, призывая остальных к молчанию.
Казалось, прошла вечность, а они все прятались в лесу, и тут снизу послышались громкие звуки. Ануш рискнула выглянуть из-за дерева. Солдаты ушли к дороге, и раздавался удаляющийся стук копыт их лошадей.