Мать устало переступила через порог и удивленно воззрилась на нее. Было чему удивиться. Анюта даже не заметила ее появления. Глядя в зеркальце, старательно мазала губы и брови постным маслом.
- Мам, понюхай, не пахнет от меня телятами? - спросила она, убегая.
- Телятами - нет, а ландышем вовсю, - улыбнулась мамка.
По дороге в клуб собралась целая толпа. В Прилепах присоединился к ним Васька-сосед с ребятами. Васька скоро уходит в армию, а потом, говорит, домой не вернется. Поэтому Анюта посмотрела на него с интересом. Сама она решила за эти дни, что уедет обязательно.
Настя уже не раз примеривалась к соседу как к жениху для крестницы:
- Парень работный, у матери голова не болит ни за дрова, ни за сено. Учительнице забор поставил, копейку заработал. Тебе повезет, Нюрка, если он тебе достанется.
- "Работный, работный!" - передразнивала Анюта. - У вас других похвал нету. Нескладеха он и дичок.
- Не говоркуй, - тут же согласилась крестная. - И не надо! Пускай работает руками, а не языком.
Вот такого ей женишка сватают, с улыбкой думала Анюта, глядя в сутулую Васькину спину. Каждый день на танцы бегает - и в Козловку, и в Мокрое - и целый вечер только светит из углов глазами или подпирает столбики на крыльце. Хороший он парень, очень замечательный, но уж больно свой, обыденный.
Завидев первые хаты, немного отстали от своих. Анюта сняла тапочки, Маша ботинки, переобулись в хорошие туфли. Что бы она делала без Любаши! Туфли ей были великоваты, но это пустяки, зато на каблуках, с перепоночками и блестящими пуговками.
Раньше Анюта ходила в клуб ради кино или за компанию с девчатами, а в эту субботу летела на танцы, душа горела! На ступеньках на минуту ослепла и оглохла от волнения: вот сейчас, может быть, увидит его, своего незнакомца.
Но, переступив порог, она не стала таращить глаза по сторонам и выглядывать его. Вошли степенно, сели на лавку у стены, не торопясь огляделись. Народу - ступить негде, больше половины чужие. Дня не проходит, чтобы не пригнали новую партию студентов и рабочих из города.
Городские сразу завели новую моду: они не плясали, как местные, а именно танцевали, кружились парочками под патефон. Девчонкам очень нравилось это плавное кружение, надоело все под гармошку или балалайку. Но деревенские привычки время от времени брали верх. Ударяла гармошка, и все сходились в круг поплясать. Или приходил Сеня дрыновский со своей балалайкой. Все любили слушать, как складно он тренькает, а девки наперебой "страдали" под его балалайку.
Студенты Анюте очень нравились, а Маша с Зинкой говорили:
- Воображалистые очень, особенно девчата.
Да, было немного. С первого вечера они вели себя в клубе как у себя дома, шутили, озорничали. И оттого, что на них были устремлены десятки жадных взглядов, студенты особенно громко переговаривались, заглушая патефон, и веселость их была немного ненастоящей, взбудораженной.
Но очень скоро хозяева и гости привыкли друг к другу, перемешались, и все пошло по-другому. Парни-студенты танцевали с деревенскими девчонками и даже выходили в круг и пели частушки.
Анюту пригласил один калужский, Саша. Нежно и осторожно обнял, повел ее в вальсе и вкрадчиво приговаривал:
- Никак не мог вспомнить, кого вы мне напоминаете, Аня. Знаете кого? Артистку Серову.
Еще бы Анюта не знала эту артистку! Кто же ее не знал! Она смотрела в лоб своему говорливому партнеру, но не видела его. Украдкой, краешком взгляда она в который раз обшаривала клуб, но его не было. Разве она могла его не заметить или не узнать?
- только у вас коса, а у Серовой короткие волосы, - нашептывал Саша ей на ухо.
Когда она шла в клуб, то ни минуты не сомневалась, что сегодня же его встретит. Поэтому разочарование было оглушительным. Захотелось тут же повернуться и сбежать домой. Толпа танцующих, хохочущих и слоняющихся из угла в угол превратилась в однообразную, неразличимую массу, клуб опустел.
Но вскоре Анюта сама себя утешила. Какая нетерпеливая: вынь ей да положь, сегодня же мечтала его повидать. А может быть, он только завтра появится? А может быть, их отряд поселили в Мокром? Козловские девчата им говорили, что студенты устраивают свои вечеринки в школе и в клуб не ходят. Так она себя обнадежила и приготовилась ждать. Не может такого быть, чтобы люди жили в соседних деревнях и ни разу не повстречались!
Тут гармошка как взыграла и задавила патефон. Сеня-балалаечник тоже в углу побренькивал. Быстро образовался круг, и стали по очереди в него влетать дубровские, козловские, прилеповские девки. Наперебой - кто кого перепоет, кто кого перепляшет.
Дощатый пол грохотал и жалобно ухал.
- Проломите половицы, кобылы! - кричал Сережка Удаленок. - До чего здоровы девки в Козлах!
И тоже выскакивал в круг и кричал разухабистую припевку. Он только такие и знал. Потом Удаленок спасался во дворе, потому что козловские девки хлестали его по спине и голове косынками, а дрыновские защищали своего Сергуню и прятали за спинами.
Студенты хохотали, кто от души, а кто с насмешкой. Анюте было стыдно за каждую "скоромную" частушку: ладно когда сами с собой озорничают, но при чужих бы постеснялись выставлять себя дикарями. Прав был Удаленок: по сравнению с лихими козловскими девками дубровские девушки умели себя на людях держать. В круг не врывались, а вплывали и припевочки запевали любовные, грустные или веселые.
За Верочкой Никуленковой, лучшей песельницей, пошла Маша, потом Катя Краюшкина. Настала очередь Анюты, стали ее подталкивать в круг. Еще недавно она ни за что бы не решилась, забилась бы в угол, на лавку. А тут вдруг, недолго думая, перебросила косынку через плечо, повернулась на каблуках и легко вошла в круг.
Она спела одну из своих любимых припевок. А нравились ей грустные, "жизненные" песни и частушки. Такие, чтобы все сердечко выболело от этих припевок.
Отшумели в поле ветры,
Отлетали комары,
Отходил Ванька к Танюшке,
Отскрипели сапоги.
Ее чистый голосок прозвенел, как стеклянный. Напоследок Анюта мелко подробила каблуками и полетела из круга. С колотящимся сердцем, гордая своей смелостью, присела на лавку и тут поймала Васькин взгляд. И глаза его тут же воровато убежали в сторону.
Домой возвращались после полуночи. Катя Краюшкина, дурачась и перевирая слова, громко распевала: "Когда на зорьку ушибнуло, я возверталася домой". Катюхе уже двадцать пять лет, а по виду она совсем девчонка и бегает вовсю на танцы. Бабы ее жалеют и между собой поговаривают, что, скорее всего, не видать Катьке жениха и останется она из-за войны в вековушках. Но Анюте в это не верилось: уж больно хорош у Кати характер, веселый и беззаботный. Таких людей все любят, они нигде не бывают лишними.
Вот уже и до поворота дошли, и дрыновские, простившись, отправились в свою деревню. Долго еще слышался голосок Сенькиной балалайки и "страдания" дрыновских девчонок.
Ох, от страданья от лихого
Нет лекарства никакого.
Дрыновка деревня бедная, у них нету ни одной гармошки. Но Сенька-балалаечник стоит любого гармониста. Крестный как его нахваливал: "Это же самородок! Сам от себя научился играть и на гармошке, и на балалайке, на чем хошь сыграет. Даже на расческе. И до слез доведет. Такие раз в сто лет родятся, его бы послать учиться".
Но и без дрыновских шуму и веселья не убавилось. Маша одну за другой заводила песни, да так громко, что прилеповские собаки ошалели.
Давно Анюта так не хохотала. И частушки запевала по очереди с девчонками. А сердечко ее грустило. Милые барышни... И в глазах стояла синяя рубашка. Она уговорила своих дубровских идти завтра в Мокрое на танцы. Только бы ей не выдать себя, когда они столкнутся лицом к лицу...
Засыпая, Анюта вдруг поняла, как бессознательно и бесчувственно она раньше жила. День за днем - как страницы переворачивала в книге о чужой, неинтересной жизни. Почему же теперь она так остро чувствовала каждое мгновение?
Она ходила на танцы не только в субботу и воскресенье, но и в будние дни. Каждый раз на пороге клуба ее щеки горели, разум мутился от волнения. Но ни через неделю, ни через две они не встретились. А нетерпение первой влюбленности с каждым днем росло и упрямо требовало своего - видеть его, хотя бы мельком, хотя бы издалека.
Удивительную перемену в Анюте тут же заметили близкие.
- Не появился ли женишок какой? - радостно вопрошала крестная. - Может, она с Васькой ухажерится?
Так они с кумой думали-гадали. Им очень хотелось, чтобы с Васькой. Но когда спросили у Анютки, она только рассмеялась в ответ и капризно передернула плечом. И ужимочки эти новые, ранее невиданные, отметили за ней крестная с матерью. А уж как она намывалась каждый день, прихорашивалась, танцевала перед зеркалом!
Крестная осторожно выспрашивала-выведывала у Маши, Зиночки и девчонок с фермы: ведь они вместе бегали на танцы, не могли не знать, кто зазнобил ихней Нюрке сердечко. Одна Маша не удержалась и разболтала Насте, что Анютка танцует со студентом из Калуги Сашей. Он даже один раз провожал их до Прилеп и ей все на ухо напевал, что она будто бы похожа на артистку Валентину Серову и на ангела с картины какого-то художника, забыла фамилию, не нашего, итальянского.
- Студент! - сразу встревожилась мать. - Это очень, очень плохо, Настя. Это одно баловство, только заклумит ей головушку.
- Про артистку это правда, и Сережка мой согласен, что похожа она на Серову, - с удовольствием подтвердила Настя. - Но зря ты, кума, горюешь, на артистку наша Нюрка не купится. На ангела она, может, и купилась бы...
К концу лета начал потихоньку угасать лихорадочный, счастливый жар, в котором Анюта прожила два месяца. Все чаще уныние, а за унынием и тоска стали одолевать. Скорее всего, он живет в школе и на танцы не ходит. Но в школу она ни за что не пойдет, и помочь ей может только случайность. А случайность не помогала. И Анюта смирилась: давно она догадалась, что несчастливой задалась. На всех счастья не хватит, кого-то придется и обделить.