Я взирала со стола на происходящее и прислушивалась к своим ощущениям. Охала время от времени, но кричать ещё была не готова. Мне хотелось слезть и походить по комнате, но повитуха не отпускала. Однако время шло, и боль была уже такой, что хотелось стонать громко.
– М-м-м-м-м… – не выдержала я очередного приступа боли. Это был ещё не крик, но и уже не оханье.
– Ты чего? – вскинулась повитуха.
Отставила чашку с чаем, метнулась к тазу с чистой тёплой водой, помыла руки и попросила Флора полить обеззараживающей настойкой. Несколько раз встряхнула, чтобы убрать лишнюю жидкость с ладоней, и подошла ко мне. Приподняла простынь и заглянула под неё.
– Вот, прям, и началось, – констатировала женщина и приказала мне: – Тужься потихоньку. Тая, возьми полотенце, будешь молодке, прям, лицо промакивать. А как ты думаешь? Роды дело нелёгкое. И за руку её, прям, держи. Не убежит, конечно, но так легче будет. Кому-кому… Всем!
Флор потом рассказывал, что роды были недолгими – сам бы попробовал! – но мне казалось, время тянется бесконечно. Вот только когда мне, обмытой, переодетой, переложенной в чистую постель, дали в руки свёрток с сыном, я не поняла, почему мир затуманился.
– Смотри, младенца, прям, в слезах утопишь. Да что теперь-то плакать, мамаша? – грубовато спросила меня уставшая повитуха. – Всё и у тебя, и мальчонки, прям, хорошо. Радоваться надо. Папашу-то звать?
Я только мелко головой закивала – ком в горле мешал говорить.
Ефим входил в комнату осторожно, ступал, словно по тонкому льду шёл. И глаз не отводил от нас с…
– Сына как назовём? – спросила я, вдруг поняв, что ребёнок у нас безымянный.
– А как бы ты хотела? – присаживаясь на самый край кровати, спросил муж.
Я задумалась. Очень хотелось дать сыну имя моего отца – Кирилл, но это будет несправедливо по отношению к Ефиму. Его отца тоже уже нет, и, думаю, что он бы не отказался запечатлеть память о нём в имени сына. Двойные имена, как в некоторых странах Земли, здесь не приняты, но можно и по-другому.
– Деккир… – предложила я. – Пусть наш мальчик носит имя, составленное из имён наших отцов? Декс и Кирилл.
– Спасибо, любовь моя, – растроганно поцеловал меня муж. – Я бы согласился и на Кирилла, но ты проявила уважение к памяти моего отца, хоть и не очень любезно он с тобой обошелся. Это дорогого стоит.
– У меня на родине говорят: «Кто старое помянет – тому глаз вон». А папеньке твоему, как и досточтимой моте Гале, я благодарна за умного, сильного, решительного, воспитанного, любящего, а главное, самого любимого во всём белом свете мужчину. За тебя, Ефим!
Прозвучало это как тост, но мне было без разницы. Я ужасно устала, куда там сейчас умные речи формулировать. Глаза слипались. И как только Тая забрала у меня сына, чтобы уложить в кроватку, стоящую рядом с нашей с Гусом постелью, откинулась на подушки и уснула с осознанием хорошо сделанной трудной и важной работы.
Глава 12
Я очень хотела сама кормить сына грудью, но увы…
Что повлияло на отсутствие лактации, было непонятно. Человеческий организм имеет такие тонкие настройки, что одним вопросом: «Что случилось?» ситуацию не решить. Меня убеждали не расстраиваться, но как это сделать, не знали сами.
– Я найду для тебя, прям, хорошую кормилицу! – заявила повитуха. – Есть у меня на примете.
Как женщина ни убеждала всех, что со мной всё в порядке, Ефим упросил её пожить ещё некоторое время в поместье. На всякий случай. Деятельной даме без работы было скучно, поэтому она ещё до моих родов обошла и объездила окрестности и знала всех рожениц наперечёт. Вот почему, наверное, такое заявление сделала.
– Есть в Степном, прям, молодка… – повитуха, обычно резкая в высказываниях, немного замялась. – Как бы девица. Сирота, при тётке живёт. Что там с ней, прям, случилась, толком не говорит. То ли ссильничал кто, то ли, прям, любовь приключилась, но понесла. Вот только пока могла по хозяйству, прям, горбатиться — тётка её терпела, а сейчас со двора гонит. Иди туда, где нагуляла, прям, говорит. А девчонка-то хорошая, прям, видно же. Если кормить досыта, прям, и молока на двоих младенчиков хватит.
Гус, прихватив с собой Флора для проверки здоровья кормилицы на месте и повитуху в качестве проводника, открыл портал в Степное. А я со слезами на глазах пыталась хоть как-то успокоить голодного Деккира. Козье молоко, считающееся на Земле полезным, сын категорически отвергал. Пытался сосать мою пустую грудь, скулил, как больной щенок, и снова заходился криком.
Наконец-то в комнате засветился овал портала, и из него сначала выбежал довольный Флор, за ним шагнула растерянная девица со свёртком из пёстрого лоскутного одеяльца на руках. Сзади её подталкивала моя неугомонная повитуха, а замыкал шествие Гус с каким-то сиротским узелком в руке.
– Анечка, я Ждану проверил. Здоровая, молоко хорошее и много. Только прежде её помыть бы не мешало и переодеть надо, – затараторил было целитель, но его прервали.
Кормилица, услышав, как заливается плачем голодный младенец, аккуратно передала свой свёрток Флору, забрала у растерявшейся меня сына, одним движением распахнула на груди блузку и сунула в раскрытый ротик сосок набухшей груди. И никто из нас даже «мяв» сказать не успел. Юная женщина присела на стоявший у окна стул, удобнее перехватила Деккира, жадно насыщающегося лучшим питанием для младенцев, и залопотала что-то ласковое, уговаривая не торопиться, обещая, что молока ему хватит и будет он теперь сыт и здоров. Сын активно сосал, и, казалось, ему абсолютно всё равно, когда кормящая его женщина в последний раз мылась, что на ней надето и чья она мама. Ребёнок хотел есть.
Целитель было дёрнулся остановить процесс, но мы с повитухой вцепились в него четырьмя руками. Гигиена подождёт, главное, чтобы ребёнок был сыт – ему для роста и развития нужно очень много сил. Да и на всё плохое женщина проверена, остальное терпит.
Ждана осталась в поместье в качестве кормилицы и няньки Деккира. Молодая женщина вовсе не была распустёхой или грязнулей, как могло показаться с первого взгляда – просто ветхая, застиранная, выгоревшая на солнце одежда при всём старании не может выглядеть аккуратно, а мыть голову хотя бы пару раз в неделю, живя в крохотном холодном чуланчике, почти невозможно. Теперь в детской стояли две одинаковые кроватки для мальчишек и удобная кровать для Жданы. К комнате примыкали просторная помывочная с отхожим местом и небольшая гардеробная, постепенно наполняющаяся простой, удобной, но добротной одеждой.
Повитуха, в очередной раз клятвенно заверив Гуса в том, что процесс восстановления после родов у меня протекает хорошо, забрала плату за работу и обещанные гостинцы, и, облегчённо выдохнув, уехала.
И, казалось бы, можно спокойно жить дальше, но кокон, обеспечивающий мне психологический покой, разбился, и мною вновь начала овладевать тревога. «Может, это послеродовая депрессия? Помнится, я о чём-то таком читала. Надо больше бывать на свежем воздухе и есть фрукты, насыщая организм витаминами», – успокаивала я себя. Но выходить из дома лишний раз боялась, а фрукты ещё не созрели.
– Анечка, что тебя беспокоит? – спустя неделю после родов спросил Ефим. – Ты едва ли не от каждого шороха вздрагиваешь, перед сном под кровать заглядываешь, на улицу сама не выходишь и Ждане запрещаешь сына выносить. Ты чего-то боишься?
– Да. Помнишь тот жуткий случай на лабораторной? – Отвечать я начала осторожно. Мне совсем не хотелось, чтобы меня сочли за параноика. – Ведь мы так и не разобрались, что произошло. Магистр списал всё на шалость учеников, а детального расследования – что за вещества были, откуда они появились, не стоит ли кто за этим, а если есть такой человек, то какую цель преследует – мы так и не провели.
Гус смотрел на меня с настолько доброй и всепрощающей улыбкой, что я поняла: мне рассказывали, но я или не услышала, или забыла.
И опять сильные руки мужа подхватывают меня, прижимают к груди, и нежный поцелуй касается губ.
– Любимая, я видел, как ты боишься, и твоя тревожность о безопасности передалась мне. Я не мог позволить, чтобы сын родился в незащищённом месте. Всё же моя работа в отделе магической безопасности при Князе даром не прошла. Для начала я тщательно допросил зачинщиков инцидента и выяснил, что они не злоумышляли. Но! Спор был не на пустом месте. Их спровоцировали. Знаешь, как может умный взрослый человек легко манипулировать подростками? Где-то словечко «случайно» вылетело, там лёгкое сомнение в знаниях или навыках нечаянно продемонстрировал, в другой раз вроде как слух пересказал, но посоветовал не верить сплетням. И вот уже противостояние, соперничество, зависть. Подростки… амбиций много, жизненного опыта мало. Когда хворост хорошо высох – достаточно искры, чтобы вспыхнул пожар. Так и с нашими учениками случилось. К мастерской Берта человек прибился. Серенький, как мышь, незаметный. Работает, делает, что скажут, не ругается ни с кем, ученикам, что на практические занятия приходят, помогает, советует, как инструмент правильно держать, как поухватистее деталь из горна доставать. Весь такой правильный, услужливый. Я когда начал о нём расспрашивать, работники толком ничего сказать не могли. Да, был такой, трудился, кто прислал – не знают. Зато ученики едва ли не оды хвалебные ему пели. Взрослый человек как с равными общался, никогда не отмахивался, выслушивал, советы дельные давал. Вот и насоветовал… Это он их на спор подбил, а потом фиалы дал, якобы из симпатии великой. Парням один, девчонке другой. Магистр прах той субстанции у себя в лаборатории изучил и сказал, что неважно было, куда вещества добавили бы – даже если в чистую воду, – и то они бы повели себя именно так, как случилось. Так что, Анечка, если ты вдруг себя виноватой в недосмотре считаешь, то выкинь это из головы. Специально всё было подстроено. И на другой день вредитель вернулся, чтобы следы замести, но с тобой столкнулся. Хорошо Тая урок раньше закончила и школяров отпустила. Спугнули вы его все.