Тика, спокойно попивавшая отвар, закашлялась. Да и я, изумлённая неожиданным выводом, поперхнулась воздухом.
– Флор! Да в своём ли ты уме, дружочек? – воскликнула я. – Даже не представляю, сколько это сомнительное удовольствие стоить может. А налоги? А клиенты? А… а… Да много всякого, с торговлей связанного, самим решать придётся.
Управляющий взирал на нас с портнихой с улыбкой фокусника, вытащившего из пустого цилиндра живого кролика. Дождавшись, когда мы прокашляемся, отдышимся и немного успокоимся, он продолжил:
– Давайте, прекрасные моты, посчитаем. Мота Тика, скажите, удобно ли то помещение, что вы с уважаемым мотом Фирсом занимаете под мастерскую?
Модистка задумалась, посмотрела на меня, словно ища поддержки, и отрицательно покачала головой.
– Неудобно, мот Флор. По правилам княжества нельзя принимать в одном помещении и снимать мерки у мотов и мот. Даже примерочные должны быть разные. Пришлось приёмную делить на две очень тесные части. Хорошо, если клиентка субтильная, как наша Анюта. Но когда приходит купчиха Ротова – это почти катастрофа. Мне приходится едва ли не протискиваться между нею и стеной. И у Фирса в отделении для мотов такая же ситуация. Мы ни ткани на обозрение вывесить не можем, ни манекены поставить. Да и сама мастерская маленькая и тёмная, – с каждым словом голос приятельницы становился всё тише и тише.
Казалось, что описывая вслух привычную обстановку, она яснее осознаёт убогость рабочих условий. Я с упрёком посмотрела на помощника, но тот сделал успокаивающий жест рукой, будто говоря: «Спокуха, тётя! Все уедем».
– А живёте вы где, мота Тика? – продолжил Флор свой жестокий допрос.
– Да там же и живём. В пристройке над мастерской. Решили, что снимать ещё и дом под жильё, пока деток нет, расточительно. Всё равно только ночевать ходить будем, да и то не всегда – иной раз допоздна за заказами просиживаем, идти куда-то ни сил, ни времени больше нет.
– И последний вопрос. Здание мастерской принадлежит вам? – Флор был непреклонен и требователен в своём желании получить ответы на интересующие его вопросы.
– Нет, мот Флор. Мы арендуем его… у купчихи Ротовой. За три пятерика в месяц.
Услышав ответ, я едва со стула не свалилась. А помощник мой с довольным видом воздел палец к небу и торжественно провозгласил:
– Вот!
Глава 29
– И что теперь? – вопрос Тики был жалобный и полон горечи. – Мы тогда с Фирсом только-только поженились. В городке нашем работы не было. Вернее, была, но такая… Можно было пойти в семейную мастерскую и всю жизнь на побегушках у хозяев провести. Никто не позволит ни за стол раскройный встать, ни клиентов обслуживать. Вот и надумали мы счастье в столице поискать. На пассажирский маготранспорт денег не было. Вернее, были, но проезд такой дорогой, что мы решили с грузовым караваном добираться. Пусть не очень удобно – нет сидений специальных и трясёт нещадно, – зато намного дешевле. Там с купцом Ротовым и познакомились. Вежливый он был, весёлый, о столичной жизни много чего рассказывал. А когда до Княжграда остался день пути, вдруг прервал очередной рассказ, махнул рукой, словно решился на что-то, и сказал: «Нравитесь вы мне. Такие молоденькие, влюблённые. Глядя на вас, вспомнил, как сам начинал без чьей-либо поддержки, и решил, что должен вам помочь. Есть у меня дом пустой. По случаю достался. Заселяйтесь! Места там много, мастерская хорошая получится». В город под вечер заехали. Устали за неделю пути. А купец, как муха настырная, зудит и зудит: дом хороший, удобно там будет. Ещё и до самого порога довёз.
– Переночевали в доме? – сочувственно спросил Флор.
Портниха виновато покивала, а потом печально добавила:
– Мы же не знали… Утром мот Ротов явился с чиновником из управы, разбудил нас громким стуком и поставил в известность, что коли ночевали мы в доме без позволения хозяев, то сейчас же нас в стражу сдадут как воришек. Но можно полюбовно вопрос решить – арендовать дом и жить в нём спокойно. Вот и договор уже готов. На три года, всего-то за три пятерика в месяц. Мы стали ему напоминать, что он сам нам дом открыл и позволил на ночь остаться, но кто бы нас слушал. Вышли на крыльцо посоветоваться. Смотрим, базар рядом, людей много – и решились. Подписали договор. Кабальный.
– Почему кабальный? – не поняла я.
Ведь договор аренды, помнится, можно расторгнуть в любое время. Только предупредить заранее надо, что съезжаешь. Или здесь иначе?
– Обычно в таких договорах цена завышена раза в два… – начал объяснить Флор.
– В нашем случае в три раза, – тихо уточнила Тика, перебив управляющего.
– … и за преждевременное прерывание договора выставляют такую неустойку, что проще дотерпеть до конца срока, – закончил мужчина.
– Вот мы и терпели. Когда купец умер, понадеялись, что послабление нам выйдет. Но куда там! Мота Ротова такой крик подняла, орала, что мы грабители и душегубы и надо на нас страже пожаловаться. Слава Светлой богине-матушке, остался последний месяц. А она вновь с договором. Боимся мы её.
Последние слова приятельница прошептала в сжатые в замо́к руки. Глаза вновь наполнились слезами. «Ну что за человек такой?!» – подумала было я и вдруг поняла, что сама ещё полтора месяца назад там, на Земле, вела себя почти так же. Всего боялась, уступала и соглашалась вместо того, чтобы отстаивать свои интересы и права. Мне ли судить несчастную женщину?
– А отчего вы так сильно стражи боитесь, уважаемая мота? – прервал мои размышления неожиданный вопрос Флора.
– Боюсь? Вам показалось… – глаза портнихи округлились, взгляд заметался. – Нет-нет! Вы ошибаетесь. Пойду я, пожалуй. Засиделась.
Тика начала было подниматься, но управляющий так шлёпнул своей маленькой ладошкой по столу и рявкнул: «Сидеть!», что не только модистка плюхнулась назад на стул, но и я вздрогнула.
– Рассказывайте, мота Тика. Так будет лучше всем. Не думаю я, что вы совершили какое-то страшное преступление и скрываетесь после этого в столице, но будучи управляющим мосы Анюты, я блюду её интересы и обязан знать о потенциальных партнёрах всё. Рассказывайте.
Таким я милаху Флора не видела никогда. Брови свёл на переносице, губы поджал, и глаза такие… строгие. Ух! Хорошо, что он на моей стороне, а то я бы тоже испугалась. Как Тика, по щекам которой текли слёзы, но она даже боялась всхлипывать. Плечи опущены, словно давит на них непомерный груз, пальцы рук, лежащих на столе, нервно подрагивали. Мне искренне было жаль женщину, я хотела было подойти к ней, но требовательный взгляд Флора пригвоздил меня к месту. Ишь ты какой!
– Что ж… Вы правы. Лучше рассказать, получить наказание и дальше жить спокойно, чем так… Вздрагивать от каждого шороха и бояться лишний раз из дома выйти. – Тика вдруг распрямила плечи, вытащила платочек из кармана и вытерла слёзы, высморкалась, поочерёдно посмотрела на нас с Флором, набрала в грудь воздуха, словно в воду нырнуть собиралась, и чётко, едва ли не по слогам выговаривая слова, сказала: – Я преступница. Я воровка.
После этого заявления она дрожащими пальцами нашла в вырезе пальца у себя на шее шнурок, потянула его и сняла через голову. На шнурке болталось кольцо из белого металла с прозрачным кристаллом.
– В нашем городке не только достойной работы мало, но ещё и невест не хватает. Отчего-то мальчики рождаются чаще, чем девочки. В нашей семье я самая младшая. Трое братьев после смерти родителей опекали меня. Отдали в обучение лучшей городской модистке, но не для того, чтобы я потом работала, а чтобы моя ценность на рынке невест стала ещё выше. Они очень хотели получить за меня богатый выкуп и поправить свои дела. Каждый выходной выводили меня на прогулку в городской сад, старались показать товар лицом. Это так старший шутил – Риф… И добились-таки своего. Заприметил меня градоначальник наш. Мот, годившийся мне не то что в отцы, а в деды. Жена у него умерла давно, сыновья выросли и разъехались подальше от его вздорного характера… Увидев меня, он вдруг воспылал неземной любовью. Это он так сказал, когда пришёл к нам домой знакомиться. В подарок принёс вот это кольцо. Сказал, что цены немалой: платина и бриллиант. И напялил мне его на палец. Я тогда полнее намного была. Колечко едва на пальчик налезло. Я попыталась было снять его, но не смогла. А он смеётся: «Это судьба, моса Тика!» Только зачем мне такая судьба, если я Фирса любила? И он меня тоже. Мы давно уже хотели потихоньку сбежать из города, а тут такое. Ночью я выбралась из дома – благо что всё уже собрано в дорогу – и постучалась к любимому в окно его комнаты. Уехали мы с купцами не только потому, что так дешевле, но ещё и потому, что никто из них не спрашивал наших документов. Кольцо я так и не смогла снять, просто палец замотала, будто болит, да от стражников отворачивалась, чтобы не признали, если ищут уже. Вот только мот Ротов, похоже, приметливым оказался. Оттого и стал стражей шантажировать, а потом и жена его тоже… За эти три года от работы и переживаний я сильно похудела, кольцо с пальца снялось, да только как передать его в родной город, мы с Фирсом не придумали. Боимся, что или потеряется при пересылке, или позарится курьер на ценность немалую. Теперь можно и стражу звать. Знаете, рассказала вам – и легче на душе стало. Словно груз, что носила эти годы, с плеч свалился.
Тика на глазах изменилась: плечи расправила, задышала полной грудью, перестала дрожать. Она и так хорошенькой была, но после признания ещё краше стала. Будто сильно запылившуюся картину протёрли влажной тряпкой, делая краски ярче и линии чётче.
– Вам, уважаемая мота, совершенно не о чем переживать, – сказал Флор, выслушав рассказ портнихи. Слово «уважаемая» он мастерски голосом выделил, давая понять, что отношение к женщине, сидящей с нами за одним столом, никак не изменилось. – Жук и прохиндей этот ваш градоправитель. Колечко ваше – дешёвка и подделка, цена которой в базарный день однушка за пучок. Что же вы такая наивная, мота? Сходили бы к ювелиру, оценили…