И тут же какой-то человек вложил в руки Бийо богато изукрашенный карабин.
В эту минуту на площадь ворвались драгуны, давя конями и рубя саблями всех, кто попадался им на пути.
Офицер, командовавший французскими гвардейцами, вышел на четыре шага вперед.
– Эй, господа драгуны, – крикнул он, – благоволите остановиться!
То ли драгуны не услышали его, то ли не захотели услышать, а может, скакали слишком стремительно, чтобы остановиться, но только они, произведя полуоборот направо, сшибли и растоптали какую-то женщину и старика.
– Огонь! Огонь! – закричал Бийо.
Он стоял рядом с офицером, так что можно было подумать, что это офицер отдал команду. Солдаты вскинули ружья и дали залп, мигом остановивший драгун.
– Эй, господа гвардейцы! – обратился к ним немецкий офицер, выехавший перед фронтом смешавшегося эскадрона. – А знаете ли вы, что вы стреляли в нас?
– Еще бы не знать, черт побери! – крикнул Бийо.
Он выстрелил в офицера, и тот упал.
Тем временем гвардейцы дали второй залп, и немцы, видя, что на сей раз им придется иметь дело не с горожанами, пускающимися наутек при первом ударе саблей плашмя, а с солдатами, которые неколебимо готовы встретить атаку, развернулись и поскакали обратно на Вандомскую площадь под такой громовой рев «Ура!» и торжествующие крики, что иные кони понесли и расшибли головы о закрытые ставни.
– Да здравствуют французские гвардейцы! – кричал народ.
– Да здравствуют солдаты отчизны! – кричал Бийо.
– Благодарим! – отвечали те, к кому были обращены здравицы. – Вот мы и побывали в огне и получили крещение.
– И я тоже побывал в огне, – заметил Питу.
– И как? – поинтересовался Бийо.
– Да ничего. Оказывается, это не так страшно, как я думал.
– А теперь надо бы узнать, чье это ружье, – бросил фермер, уже успевший осмотреть карабин и оценивший, насколько это дорогое оружие.
– Моего господина, – ответил голос, уже однажды прозвучавший за спиной Бийо. – Но мой господин счел, что вы превосходно с ним обходитесь, и отдает его вам.
Бийо обернулся и увидел человека в ливрее герцога Орлеанского.
– И где же твой господин? – осведомился он.
Человек указал ему на приоткрытую штору, из-за которой герцог мог видеть все, что происходило на площади.
– И твой господин с нами? – спросил Бийо.
– Всем сердцем и всей душой он с народом.
– В таком случае – ура герцогу Орлеанскому! Друзья, герцог Орлеанский за нас! Да здравствует герцог Орлеанский! – закричал Бийо, указывая на штору, за которой укрывался герцог.
Штора полностью открылась, и герцог Орлеанский трижды поклонился.
После этого штора была задернута.
И хотя все это произошло буквально в несколько секунд, народному ликованию не было предела.
– Да здравствует герцог Орлеанский! – ревели тысячи три глоток.
– Громи оружейные лавки! – крикнул кто-то в толпе.
– В Дом инвалидов! – закричали несколько старых солдат. – У Сомбрейля[74] там двадцать тысяч ружей.
– В Дом инвалидов!
– В ратушу! – призывали третьи. – У купеческого старшины[75] Флесселя ключи от арсенала полицейской стражи, он отдаст их нам!
И народ, разделившись, растекся по трем направлениям.
В это время драгуны снова собрались на площади Людовика XV вокруг барона де Безанваля[76] и принца де Ламбеска.
Этого-то и не знали Бийо и Питу, которые не примкнули ни к одной из трех групп и чуть ли не в одиночестве остались на площади Пале-Рояля.
– Господин Бийо, скажите, пожалуйста, куда мы направимся? – поинтересовался Питу.
– Эх! – крикнул Бийо. – Очень уж мне хочется пойти с этими отважными людьми. Нет, не к оружейникам: у меня уже есть прекрасный карабин, а в ратушу или в Дом инвалидов. Но мы приехали в Париж не сражаться, а найти адрес господина Жильбера. Так что думаю, мне надо идти в коллеж Людовика Великого, где находится его сын, а уж повидаю доктора, можно будет принять участие в этой заварухе.
В глазах фермера сверкнул грозный огонек.
– Отправиться первым делом в коллеж Людовика Великого мне представляется весьма логичным, – наставительно произнес Питу, – потому что именно для этого мы и приехали.
– Ладно, возьми ружье, саблю и вообще какое-нибудь оружие у этих лежебок, что там валяются, – велел Бийо, указывая на нескольких драгун, распростертых на земле, – и пошли в коллеж Людовика Великого.
– Но ведь это оружие не мое, – нерешительно заметил Питу.
– А чье оно? – поинтересовался Бийо.
– Оно принадлежит королю.
– Оно принадлежит народу, – отрезал фермер.
После такого утверждения Бийо Питу, который знал, что фермер не способен взять у соседа без спросу и зернышка пшеницы, с величайшими предосторожностями приблизился к лежащему ближе всех драгуну и, убедившись, что тот действительно мертв, снял с него мушкетон, саблю и лядунку.
Однако же, вооружаясь, Питу прислушивался, что происходит на Вандомской площади.
– Эге, – пробормотал он, – кажется, Королевский немецкий полк возвращается.
Действительно, стал слышен топот копыт едущего шагом отряда кавалерии. Питу выглянул из-за угла кафе «Регентство» и увидел неподалеку от рынка Сент-Оноре патруль драгун, которые держали мушкетоны наизготове, оперев их прикладами на бедро.
– Быстрей! Быстрей! – крикнул Питу. – Они едут сюда.
Бийо огляделся, прикидывая, нельзя ли организовать сопротивление. Но на площади почти не осталось людей.
– Ладно, пошли в коллеж Людовика Великого, – распорядился он, и вместе с Питу, который, не зная назначения крючка на ножнах, каким они крепятся к поясу, волочил за собой длинную саблю, они зашагали по Шартрской улице.
– Тысяча чертей! – рявкнул Бийо. – У тебя вид торговца железным ломом. Прицепи ты этот палаш.
– Куда? – спросил Питу.
– Да сюда вот, черт бы тебя подрал! – отвечал Бийо.
Он подвесил саблю к поясу Питу, так что она больше уже не составляла помехи, и они могли прибавить скорости.
Без всякой помехи они добрались до площади Людовика XV и там встретили колонну, направлявшуюся к Дому инвалидов, но вскоре остановленную.
– Что там такое? – осведомился Бийо.
– Через мост Людовика Пятнадцатого не пропускают.
– А по набережным?
– Тоже.
– А через Елисейские поля?
– Тоже.
– Тогда развернемся и перейдем через мост Тюильри.
Толпа, демонстрируя готовность принять это незамысловатое предложение, последовала за Бийо, однако на полпути, недалеко от сада Тюильри, сверкнули сабли. Набережную перегораживал эскадрон драгун.
– Неужто эти проклятые драгуны всюду? – пробормотал фермер.
– А знаете, господин Бийо, – обратился к нему Питу, – мне кажется, что нас взяли в плен.
– Чушь! – ответил Бийо. – Невозможно взять в плен пять тысяч человек, а нас тут, самое малое, тысяч пять-шесть.
Драгуны ехали навстречу им по набережной, правда, медленно, шагом, но тем не менее явственно приближались.
– Нам остается Королевская улица, – сказал Бийо. – Пошли сюда, Питу.
Питу, как тень, следовал за фермером.
Однако на уровне заставы Сент-Оноре улицу перегораживала цепь солдат.
– А знаешь, Питу, – заметил Бийо, – ты, кажется, дружок, прав.
– М-да, – только и ответил Питу.
Это одно-единственное слово было произнесено с таким выражением, что сразу становилось ясно, насколько Питу огорчен тем, что он не ошибся.
Судя по возбуждению толпы и крикам, она оказалась не менее чувствительна, чем Питу, к положению, в которое попала.
А дело в том, что принц де Ламбеск ловким маневром окружил зевак и мятежников в количестве пяти-шести тысяч и, перекрыв мост Людовика XV, набережные, Елисейские поля, Королевскую улицу и улицу Фельянов, замкнул их внутри огромной стальной дуги – некоего подобия лука, тетивой которому служила труднопреодолимая ограда сада Тюильри и решетка разводного моста – взломать ее практически не было никакой возможности.
Бийо обдумал ситуацию – она была довольно скверной. Но поскольку человек он был спокойный, хладнокровный и не теряющийся при опасности, то огляделся кругом и увидел на берегу реки кучу бревен и досок.
– Есть одна мысль! – сказал он Питу. – Пошли!
Питу пошел за папашей Бийо, даже не поинтересовавшись, что за мысль ему пришла.
Бийо подошел к куче, взялся за один брус и велел Питу:
– Помоги.
Питу тут же стал ему помогать, опять-таки не подумав даже осведомиться, а для чего; у него и мысли такой не возникло: он до такой степени доверял фермеру, что спустился бы с ним в преисподнюю, и папаша Бийо не услышал бы от него ворчания, что, мол, лестница слишком длинна, а преисподняя слишком глубока.
Папаша Бийо взял брус за один конец, Питу – за другой.
Они дошли до набережной, неся груз, который пятеро обычных мужчин с трудом подняли бы.
Сила всегда вызывает восхищение толпы, и хотя стояла она плотно, но расступалась, давая проход Бийо и Питу.
Затем, очевидно, сообразив, что действия этих двоих направлены, несомненно, к общему благу, несколько человек пошли впереди Бийо, крича:
– Дорогу! Дорогу!
– Папаша Бийо, скажите, – поинтересовался Питу, пройдя шагов тридцать, – а далеко ли нам еще идти?
– До ворот Тюильри, – ответил Бийо.
– Ура! – все поняв, закричала толпа.
Теперь она расступалась куда охотнее и проворнее.
Питу глянул и определил, что до решетки осталось не больше трех десятков шагов.
– Дойду! – объявил он с краткостью пифагорейца.
Впрочем, груз теперь казался Питу куда легче: несколько мужчин, самых сильных, ухватились за его конец бревна.
Вследствие этого скорость передвижения значительно увеличилась.
Вскоре они были у ворот.
– Ну, а теперь разом! – скомандовал Бийо.
– Понял! – крикнул Питу. – Сейчас у нас будет военная машина – таран. Римляне называли ее бараном.