Жильбер все понял, король – нет.
– Послушайте, доктор, – сказал он, – расскажите мне, что вам говорила королева, это ее развлечет.
– Я спрашивала у доктора, – вмешалась Мария Антуанетта, – почему вы так рано пригласили его к себе. Присутствие его в Версале утром озадачивает меня и тревожит.
– Я поджидал доктора, – помрачнел король, – чтобы побеседовать с ним о политике.
– А, прекрасно, – заметила королева.
С этими словами она уселась поудобнее и приготовилась слушать.
– Пойдемте, доктор, – сказал король, направляясь к двери.
Жильбер отвесил королеве глубокий поклон и двинулся вслед за Людовиком XVI.
– Куда же вы? – воскликнула королева. – Вы же собирались побеседовать!
– Мы будем говорить о не слишком веселых материях, сударыня, и мне хотелось бы избавить королеву от лишней заботы.
– Вы изволите называть заботами несчастья? – величественно воскликнула королева.
– Тем более, моя дорогая.
– Оставайтесь, я так хочу! – повелела королева. – Господин Жильбер, я надеюсь, вы не ослушаетесь?
– Господин Жильбер! Господин Жильбер! – воскликнул раздосадованный король.
– В чем дело? – осведомилась королева.
– Как в чем? Я собирался спросить у господина Жильбера его мнение относительно кое-чего, со мной он говорил бы свободно, по совести, а теперь господин Жильбер этого не сделает.
– Почему же? – удивилась королева.
– Потому что при разговоре будете присутствовать вы, государыня.
Жильбер сделал движение, которому королева тут же придала слишком серьезное значение.
– Почему же, – проговорила она, ища в нем поддержки, – господин Жильбер будет рисковать навлечь на себя мое неудовольствие, если станет говорить по совести?
– Это нетрудно понять, государыня, – отозвался король. – У вас своя политика, и она не всегда совпадает с нашей, а ведь…
– А ведь господин Жильбер – вы это ясно дали мне понять – с моею политикой не согласен.
– Это вытекает, государыня, – промолвил Жильбер, – из моих мыслей, о которых известно вашему величеству. Однако можете быть уверены: я скажу правду в присутствии вашего величества так же легко, как и в присутствии одного короля.
– А, это уже неплохо, – заметила Мария Антуанетта.
– Говорить правду следует отнюдь не всегда, – торопливо пробормотал король.
– А если она полезна? – спросил Жильбер.
– Или просто благонамеренна? – добавила королева.
– В этом мы и не сомневаемся, – прервал Людовик XVI. – Однако будь вы мудры, сударыня, вы предоставили бы доктору полную свободу выражений… которая требуется мне.
– Государь, – сказал Жильбер, – поскольку королева сама требует правды, а мне известно, что ум ее величества достаточно благороден и могуч, чтобы можно было ее не опасаться, я предпочитаю говорить в присутствии обоих августейших супругов.
– Государь, – поддержала королева, – я этого прошу.
– Я верю в мудрость вашего величества, – проговорил Жильбер, склоняясь перед королевой. – Ведь речь идет о счастье и славе его величества короля.
– Вы правы, что мне доверяете, – отозвалась королева. – Начинайте же, сударь.
– Все это прекрасно, – по привычке заупрямился король, – но вопрос весьма деликатный, и я уверен, что вы будете меня крайне смущать.
Королева не смогла сдержать раздраженного жеста. Она встала, затем снова уселась и бросила быстрый холодный взгляд в сторону задумавшегося доктора.
Поняв, что ему не совладать с королевой ни так ни этак, Людовик с тяжким вздохом уселся в кресло напротив Жильбера.
– Так о чем же идет речь? – спросила королева, когда военный совет таким образом определился по своему составу.
Жильбер еще раз взглянул на короля, словно прося у него соизволения говорить свободно.
– Да начинайте же, сударь, ради Бога, – ответил король, – раз королеве так этого хочется.
– Так вот, государыня – проговорил доктор, – я в нескольких словах ознакомлю ваше величество с целью моего утреннего визита в Версаль. Я пришел посоветовать его величеству отправиться в Париж.
Искра, зароненная в сорок тысяч фунтов пороха, хранившихся в городской ратуше, не произвела бы такого взрыва, какой прогремел в сердце у королевы.
– Король? В Париж?
От ужаса она вскрикнула так, что Людовик XVI подскочил.
– Ну вот, – заметил он, обратив взгляд на Жильбера, – что я вам говорил, доктор?
– Король, – продолжала Мария Антуанетта, – король в городе, охваченном мятежом, король среди кос и серпов, король, окруженный людьми, которые убили господина Делоне и господина де Флесселя, король, идущий по ратушной площади по колено в крови своих защитников? Да вы с ума сошли, сударь, предлагая такое! Говорю вам, вы с ума сошли!
Жильбер опустил глаза, словно человек, сдерживающийся из уважения к собеседнику, и ничего не ответил.
Тронутый до глубины души король заерзал на кресле, как будто его поджаривала на углях инквизиция.
– Возможно ли, – не унималась королева, – чтобы подобная мысль пришла в голову человеку умному, до мозга костей французу? Разве вам не известно, сударь, что вы говорите о потомке Людовика Святого, праправнуке Людовика Четырнадцатого?
Король топнул ногой по ковру.
– Впрочем, я не думаю, – заговорила дальше королева, – что вы хотите оставить короля без защиты гвардейцев и армии, вытащить его из дворца, который неприступен, как крепость, и оставить его, беззащитного, один на один с заклятыми врагами, я не думаю, что вы испытываете желание видеть короля убитым, не так ли, господин Жильбер?
– Полагай я, что у вашего величества хоть на секунду мелькнула мысль о том, будто я способен на подобное предательство, я был бы не сумасшедшим, а негодяем в своих глазах. Но, слава Богу, государыня, вы верите в это не больше моего. Нет, я пришел к королю с этим советом, потому что считаю совет хорошим и даже лучше любых других.
Королева так вцепилась пальцами в платье на груди, что послышался треск разрываемого батиста.
Король слегка раздраженно пожал плечами.
– Послушайте, сударыня, – сказал он, – вы еще успеете выразить свое несогласие, когда выслушаете все.
– Король прав, ваше величество, – согласился Жильбер. – Вы же не знаете того, что я собираюсь сказать вашим величествам. Вы полагаете, государыня, что за вами стоит верная, преданная армия, готовая умереть за вас. Заблуждение! Половина французских полков – заговорщики, охваченные революционными идеями.
– Осторожнее, сударь, – воскликнула королева, – вы оскорбляете армию!
– Напротив, ваше величество, я ее расхваливаю, – ответил Жильбер. – Можно уважать свою королеву, быть преданным своему королю и вместе с тем любить родину и посвятить жизнь свободе.
Королева метнула на Жильбера горящий взгляд.
– Сударь, – сказала она, – подобные речи…
– Да, подобные речи оскорбляют вас, государыня, я понимаю, поскольку вы слышите их скорее всего впервые.
– Верно, к такому следует привыкнуть, – пробормотал Людовик XVI со своим неистребимым здравым смыслом, составлявшим его главную силу.
– Никогда! – вскричала Мария Антуанетта. – Никогда!
– Да послушайте же! – повысил голос и король. – То, что говорит доктор, я нахожу вполне разумным.
Вся дрожа, королева уселась на место.
Жильбер продолжал:
– Я говорю, государыня, что видел Париж, а вы не видели даже Версаля. А вы знаете, что сейчас затевают парижане?
– Нет, – с беспокойством отозвался король.
– Надеюсь, они не собираются второй раз брать Бастилию, – презрительно проговорила королева.
– Разумеется, нет, ваше величество, – ответил Жильбер. – Но парижане знают, что между ними и королем есть еще одна крепость. Они собираются выбрать делегатов от каждого из сорока восьми округов, составляющих город, и направить их в Версаль.
– Пусть только попробуют, пусть только явятся! – со свирепой радостью воскликнула королева. – О, им окажут должный прием!
– Погодите, ваше величество, – предостерег Жильбер. – Вам следует иметь в виду, что депутаты явятся сюда не одни.
– А с кем же?
– В сопровождении двадцати тысяч бойцов национальной гвардии.
– Национальной гвардии? – удивилась королева. – Это еще что такое?
– Напрасно, государыня, вы говорите о ней с таким пренебрежением. Скоро она станет серьезной силой, будет решать и вязать.
– Двадцать тысяч человек! – воскликнул король.
– Полно вам, государь, – отозвалась королева. – У вас здесь десять тысяч солдат, которые стоят ста тысяч мятежников. Позовите их, говорю я вам, и двадцать тысяч негодяев будут наказаны, а это послужит уроком всей революционной мерзости, которую я вымела бы отсюда за неделю, послушай вы меня хоть час.
– О, ваше величество, как вы заблуждаетесь, вернее, введены в заблуждение. Только подумайте: гражданская война, развязанная королевой! Стоит такому случиться, и королева унесет с собою в могилу ужасное клеймо – «иностранка».
– Развязанная мною война? Что вы имеете в виду, сударь? Разве я стреляла по Бастилии без всякой причины?
– Эх, сударыня, – вмешался король, – чем советовать прибегать к насилию, прислушайтесь сначала к голосу разума.
– К голосу слабости!
– Послушайте, Антуанетта, – сурово сказал король, – это не пустяк – появление двадцати тысяч человек, по которым придется открыть огонь.
Затем, повернувшись к Жильберу, он проговорил:
– Продолжайте же, сударь, продолжайте.
– Ненависть, подогреваемая отдаленностью короля от столицы, бахвальство, проистекающее от минутной смелости, неразбериха сражения, исход которого неясен, – избавьте, государыня, от всего этого короля и себя самое, – вновь начал доктор. – С помощью мягкости вам удастся избежать этого наступления, а насилие может его лишь ускорить. Толпа желает прийти к королю, так давайте же предвосхитим события, пусть король отправится к толпе. Позвольте его величеству, сегодня окруженному армией, завтра доказать свою отвагу и политическую дальновидность. Двадцать тысяч солдат, о которых мы говорим, способны одолеть короля. Дайте же возможность королю, государыня, победить их, поскольку эти двадцать тысяч человек – народ.