Иногда предприниматели не прибегают к подобным уловкам, а излагают свое кредо откровенно. Свидетельницей этого стала К. Лавленд, сотрудница общественной организации «Проджект фуллэмплой» в столичном районе Лэмбет, взявшейся помогать иммигрантам в устройстве их на «беловоротничковую» работу— клерками, работниками офисов. В интервью с корреспондентом газеты «Обсервер» она рассказала, что в надежде устроить на практику группу «цветных» молодых людей она обратилась к «изготовителю одного всем известного изделия, имеющегося в каждом доме, увенчанного неоднократно королевской наградой за достижения в деле экспорта». Для беседы ее принял начальник отдела кадров фирмы. «Между вами и мной и четырьмя этими стенами скажу: мы производим белый продукт. Мы не против, если они занимаются погрузкой товара на фабричном дворе. Но… в офисах покупатели предпочитают видеть белых»42.
Множество фактов приводит к убеждению: различные «законы» и «рекомендации», якобы направленные на искоренение расовой дискриминации, преследуют в первую очередь политическую цель. Они являются главным образом ширмой, за которой скрывается фасад «демократического общества» в стране, откуда то и дело раздаются призывы «оберегать права человека», которые вроде бы нарушаются в других государствах. В любом случае кардинального действия в плане облегчения участи «цветных» декреты эти не оказывают. Равно как вряд ли можно достичь этого с помощью иных полумер, примером которых можно считать предложение лейбориста из Ковентри К. Шармы. Он полагает, что решить проблемы сможет министр по делам меньшинств — такой новый пост ему видится в случае прихода к власти лейбористов43.
Но можно ли думать, что один новый пост в кабинете способен устранить острейшую проблему? (Шарма выражает надежду, что с помощью нового министра она будет снята с повестки дня к концу века.) Ведь зерна расизма, уже пустившие корни и еще бросаемые в британскую почву, дают особенно пышные всходы в периоды спадов и кризисов экономики.
«Одной самоотверженностью не проживешь, — напоминает плакат в руках демонстрантки. — Работодатели должны повысить оплату труда»
Хорошо известно, к чему привела монетаристская политика кабинета тори. Брошенные на одну чашу весов интересы большого бизнеса значительно перевесили покоящиеся на другой чаще интересы простых англичан. Многомиллионная безработица — конкретное проявление антигуманной политики консерваторов. Именно под углом зрения этой почти катастрофической ситуации и следует рассматривать проблемы, с которыми сталкиваются иммигранты на рынке труда. Даже в официальных документах признается: темнокожие рабочие в период высокой безработицы теряют работу в первую очередь44. В то время как за два года безработица среди белых молодых жителей Брикстона увеличилась на 33 процента (тоже, заметим, немало), среди «цветной» молодежи она подскочила на 152 процента, говорилось в документе, подготовленном советом по расовым отношениям столичного района Лэмбет45. Ту же тенденцию подтверждает доклад, подготовленный независимой организацией «институт политических исследований». В сопоставимых цифрах коэффициент увольнений в целом по стране составляет: среди выходцев из Вест-Индии—31, из азиатских стран—29, среди белых—19 46.
Рост классового сознания «цветных» трудящихся, подкрепленный их социальной активностью, солидарность с ними их белых братьев по классу, осознание общности их врага — эксплуататоров — только на этих путях может лежать решение острейшей проблемы. Примеры таких совместных действий уже не единичны. Так, владельцы расположенной в Западном Лондоне фабрики пищевых продуктов, видимо, не без умысла так расставили представителей различных этнических групп, так организовали оплату их труда, что на предприятии постоянно поддерживалась Напряженность между белыми, вест-индцами и выходцами из Азии. Однако, когда назрел конфликт с администрацией, этнические барьеры рухнули, и рабочие, отстаивая свои права, выступили единым фронтом47.
Очень важно, подчеркивает член Исполкома Компартии Великобритании Дэвид Кук, чтобы «рабочее движение и его организации повсюду в стране, органы управления внутригородских районов детально разработали свой курс в области местных проблем, увязав его с общенациональной левой альтернативной политикой; это основной вопрос…»48.
Глава IVМой дом — моя крепость?
Гэвтон Шеперд был «хорошим черным». Выходец из Гайаны, он смог добиться определенного положения в Брикстоне — столичном районе, где живет много иммигрантов. Его благовоспитанность могла сравниться лишь с его красноречием и любовью к справедливости. Эти качества помогли ему занять место проповедника методистской церкви. Одновременно он сотрудничал в комиссии расового равенства, где занимался делами молодежи. Материальное положение Шеперда было столь благополучным, что он смог приобрести едва ли не роскошный по меркам Брикстона трехэтажный коттедж.
Короче говоря, по всем признакам уроженец бывшей Британской Гвианы весьма успешно интегрировался в британское общество. Во всяком случае сам он, вероятно, считал именно так.
И это явилось его роковым заблуждением. Поскольку истэблишмент не терпит «чужаков», особенно если цвет их кожи хоть на йоту отличается от лилейно-белого.
А началось все с того, что супруги Шеперд решили сдать в аренду два верхних этажа своего «особняка». Новыми жильцами стали члены семейства Харрисов. Как это порой бывает, отношения между двумя семьями, обитающими бок о бок, не сложились.
Харрисы стали регулярно вызывать полицию, заявляя, что жильцы с первого этажа «терроризируют», «запугивают» их и вообще сживают со свету. Блюстители порядка исправно являлись по вызову. Обвинения арендаторов вносились в протоколы, а однажды проповедника просто-таки схватили за шиворот и на глазах его троих маленьких детей поволокли к полицейскому фургону.
Шеперды также пытались прибегать к помощи стражей закона: когда накал страстей в препирательствах с соседями приближался к опасной грани, они звонили в участок, прося прислать полицейских. Но ни разу их просьба о помощи не была удовлетворена.
Чем же объясняются столь удивительные действия блюстителей порядка?
А удивительного ничего нет. Все закономерно. Харрисы — стопроцентные белые. Шеперды — стопроцентные черные. Эти обстоятельства объясняют и дальнейший ход событий.
Арендаторы обратились со своими обвинениями в муниципальный совет, который мгновенно возбудил против владельцев дома уголовное дело. Весьма примечательный характер носило разбирательство в суде. Мистер Харрис, выступавший в роли истца, заявлял, что он и его близкие постоянно подвергались оскорблениям со стороны владельца дома и членов его семьи. Среди обвинений были и откровенно дурно пахнущие. Помимо полицейских, уже давно обнаруживших свои симпатии и антипатии, показания арендатора взялся подтвердить лишь один свидетель — белый джентльмен, живший неподалеку.
Двенадцать присяжных, из которых 11 были белыми, закрыли глаза на веские контраргументы, представленные защитниками обвиняемых. Выяснилось, например, что оскорблениями осыпались как раз Шеперды. Так, суду было представлено документально подтвержденное свидетельство, что госпожа Харрис громогласно заявляла, что «таким, как Шеперд и его семейка, место не здесь, а в джунглях». Обнаруживалось, что третированию подвергались маленькие дети проповедника. Приводились и подробности грубого и явно беспочвенного ареста владельца дома. Мало того, защита представила суду целый ряд документов, подтверждающих добропорядочнре поведение ответчика. К тому же в противовес фактически единственному свидетелю обвинения все показания Шеперда подтверждались значительным числом людей.
Три недели длилось это, с позволения сказать, разбирательство. Судья, равно как и присяжные, упрямо гнул свою линию. Их даже не смутило, что едва ли не первое заявление истца — относительно его места службы — оказалось ложным. Адвокат обвиняемого — как и он, темнокожий, — анализируя атмосферу в зале суда, позже признался: «Я чувствовал себя крайне нелепо… Казалось, они и меня хотят засадить за решетку».
В день вынесения вердикта расизм окончательно восторжествовал в суде. Приговор: девятимесячное тюремное заключение Гэвтону Шеперду и такой же срок, но условно — его супруге, Юнис. Темнокожий проповедник был препровожден в тюрьму, а жизнь его оставшейся пока на свободе супруги и их детей превратилась в сущий ад. Хотя Харрисы демонстративно съехали из этого дома, у них нашлось немало единомышленников: Юнис Шеперд то и дело слышала в телефонной трубке ругательства и откровенные угрозы. Почтальон приносил все новые грязные и страшные анонимки. В конце концов, опасаясь за жизнь детей и свою собственную, она вынуждена была снять жилье в другом районе.
Между тем, когда по явно сфабрикованному обвинению Шеперд — один из видных сотрудников комиссии расового равенства был брошен за решетку, руководство этой комиссии просто вычеркнуло его имя из ведомости на получение зарплаты. И лишь местные активисты, создав так называемый комитет защиты, стали упорно добиваться пересмотра дела — в Брикстоне Шеперда хорошо знали не только как красноречивого проповедника, но и как человека, немало сделавшего для облегчения участи местной темнокожей молодежи, в частности основавшего специальный «молодежный центр». Однако в своих усилиях «комитет защиты» столкнулся, по словам газеты «Гардиан», с «величайшими трудностями». (И это несмотря на то, что многие юристы выражали недоумение относительно поразительно сурового приговора, равно как и по поводу того, что вопрос о ссоре между соседями стал объектом уголовного, а не гражданского дела.)
Когда члены «комитета защиты» обратились за помощью к парламентарию, представлявшему их округ, небезызвестному Сэму Силкину, королевскому адвокату, а в прошлом генеральному атторнею, тот постарался отсоветовать добиваться апелляции. И хот