бби», терпение лопнуло… «Это только пролог, — говорила на пресс-конференции в бристольском муниципалитете уроженка Вест-Индии Моник Куртье. — Придет час, и вы поймете это»2.
Никто из присутствующих не спорил с ней.
Впрочем, мысль миссис Куртье может быть уточнена: сент-полский взрыв, как покажут последующие события, действительно был прологом, провозвестником куда более сильных социальных бурь, но и до него уже были зафиксированы вспышки расовых конфликтов. Так, еще в 1919 году охваченная расовой ненавистью толпа осадила дома чернокожих жителей Ливерпуля, угрожая им смертью. Сохранившиеся свидетельства, по словам «Гардиан», «повергают в ужас». В 1958 году в Ноттинг-Хилле провокационную вылазку попытались совершить белые расисты. Там же, но уже в 1977 году произошла серьезная стычка вест-индской молодежи с полицейскими. Летом того же года резко обострилась обстановка в Льюшеме: провокационный марш неофашистов и расистов из «национального фронта» вызвал законное возмущение общественности, начались столкновения и стычки.
Когда в 1976 году специальный комитет по расовым отношениям и иммиграции собирал данные о вест-индской общине, его членам довелось среди прочих услышать весьма зрелое мнение одного «цветного» школьника. Он заявил: «Главная проблема молодых людей, родившихся в этой стране, заключается в том, что, как только они достаточно взрослеют, чтобы понять, как окружающий их школу мир относится к черным, им становится все более и более очевидно, что они попросту не нужны здесь никому, а общество лишь использует их как своего рода пугало». Наблюдение, надо сказать, достаточно точное: нечистые на руку политиканы сплошь и рядом выставляют их источником всех проблем экономической и социальной жизни Британии.
Однако исследования специального комитета не могли, разумеется, предотвратить новых вспышек — об этом свидетельствуют и те, о которых говорилось выше, и те, что последовали за ними. Причем, как и прежде, достаточно было малейшего повода, чтобы накапливавшаяся ежедневно, ежечасно ярость выплеснулась наружу. В 1979 году в Манчестере таким детонатором стало чересчур раннее закрытие ярмарочного комплекса. Кончилось тем, что возникла настоящая баталия: 500 «цветных» юношей сражались с полицейскими, многие стражи порядка получили ранения, девять полицейских машин было серьезно повреждено. Мало кого, конечно, могло убедить последовавшее заявление главного суперинтендента Р. Лиса: «Отношения между «цветной» общиной и полицией превосходны…»3
Когда летом 1980-го социальный взрыв потряс Бристоль, вспомнили, что доктор Кеннет Прайс за несколько лет до происшедшего собрал обширный материал о положении темнокожих жителей бристольского района Сент-Пол. Его работа увидела свет в 1979 году под красноречивым названием «Нескончаемое давление». К моменту бристольских волнений, как подчеркивал член местного комитета расового равенства Р. де Фрейтас, данные книги в значительной мере устарели — с такой скоростью обострялась реакция на растущие бедность и лишения. Между тем даже в более спокойные годы Прайс предвидел серьезные социальные и расовые коллизии. Он подчеркивал, что следует учитывать такой фактор, как гнет британского колониализма, порождавший нищету «цветных» и культивировавший расизм. Под «нескончаемым давлением» Прайс подразумевал бесчисленные тяготы и лишения, которые иммигранты испытывали, попав в Великобританию4. Безработица, ужасающие жилищные условия, травля со стороны полиции — все это, замешанное на дрожжах расовой предубежденностей привело к взрыву в Сент-Поле — гетто для второсортных граждан Британии. Чаша терпения угнетенных переполнилась.
Волнения заставили задуматься многих. Та же «Таймс» поместила подборку читательских писем, объединенных шапкой «Уроки, которые следует извлечь из бристольского мятежа»5. Один из читателей, житель Уэмбли Винит Патель, писал: «Не сомневаюсь, что мятеж носил отчетливо расовый характер… В основном безработные, темнокожие молодые люди спонтанно и яростно выступили против полиции, которую все чаще отождествляют с нынешним расистским правительством тори. Тот факт, что «рутинная» полицейская операция вылилась в мятеж, показывает: расовая напряженность была и остается высокой. Заявления госпожи Тэтчер, касающиеся иммиграции и черной общины, наполнили темнокожих отвращением и подозрением, что усугубило расовую напряженность. Если эта существующая в масштабах всей страны расовая напряженность не спадет и если социальная политика правительства не будет пересмотрена, спонтанные бунты могут превратиться в обыденное явление. Кроме того, до тех пор, пока к проблеме расовой дискриминации не будут относиться всерьез там, где она существует, и не искоренят ее, довлеющая проблема расовой напряженности никогда не будет устранена»6.
Недавние грустные события в Бристоле, писал директор одной из столичных школ, Родни Ашер, высветили проблему, присущую многим английским крупным городам. Постоянные преследования членов иммигрантской общины со стороны полиции породили недоверие и ненависть… Директор привел случаи, с которыми столкнулся сам. Они, по его словам, свидетельствуют об унижениях, которым подвергают представителей этой общины. Двое его учеников, «ни в чем не повинных, трудолюбивых и пользующихся уважением», были задержаны полицией. Причем один из них был арестован уже в третий раз «как подозрительный». И всякий раз арест оказывался необоснованным. По словам Ашера, у этих двух школьников больше оснований считать себя лондонцами, чем у него. Однако их, как и их братьев, раз за разом полиция хватает как потенциальных правонарушителей7.
Показательно, что критика в адрес властей раздавалась отнюдь не только с левого фланга британского общества. Недовольство политикой кабинета выражали и сторонники консерваторов. Один из них, Д. Ноукс, подчеркивая остроту проблемы, настаивал: «Пора сознающим свою ответственность консерваторам заставить премьер-министра признать, что ее политика нарастающей безработицы, маскируемая монетаристскими терминами, не только не является справедливой, но способна нанести долговременный и, вероятно, непоправимый ущерб социальной ткани нашей страны»8. Сколь трудно разделить надежды этого сторонника тори на коренной пересмотр ими их политики, столь же трудно отказать ему в разумном предвидении социальных последствий такой политики.
Между тем правительство в лице министра внутренних дел У. Уайтлоу пыталось отрицать, что волнения были вызваны расовыми причинами и имеют социальные корни. Однако, как отмечала, например, парижская газета «Матэн», темнокожие протестовали «не только против расовой сегрегации, но и против нищеты, царящей в их кварталах, где безработица в три раза выше, чем в целом по стране»9.
Чиновник рангом ниже Уайтлоу, государственный министр внутренних дел Т. Рейсон вообще попытался заткнуть рот тем, кто всерьез анализировал случившееся и приходил к выводу, что аналогичные взрывы возможны и впредь. Так можно и беду накликать, прикинувшись суеверным, сказал он, выступая в городе Дадли перед работниками комитетов по межобщинным отношениям. Драматизировать обстановку не следует, заявил он, отношения между полицией и местными жителями прекрасные10. О явной беспочвенности подобных утверждений свидетельствуют слова, которые услышал от жителя Сент-Пола корреспондент газеты «Обсервер», побывавший в этом районе примерно в те же дни, что и Рейсон, — около трех месяцев спустя после волнений. «Черные в Англии, — было заявлено журналисту, — не сумели добиться самого главного — того, чтобы их уважали и чтобы их принимали, как равных. Вот поэтому они вынуждены либо отвергать общество, либо отказываться от собственного «я»»11. «Мы существуем, но не живем»12,— высказал свою боль тому же журналисту темнокожий житель Сент-Пола Френсис Саланди.
Послесловием к бристольским событиям можно считать слова, прозвучавшие осенью 1980 года в местном суде, который принял решение о преследовании 14 жителей Сент-Пола, обвиненных в участии в бунте. Эти слова были сказаны адвокатом одного из обвиняемых Леонардом Вудли. «Мой клиент уполномочил меня заявить, — сказал он, — что тысячи фунтов, потраченные на нынешнее расследование, было бы гораздо разумнее израсходовать на искоренение бесчеловечных условий, существующих в Сент-Поле»13.
Глава X«Жаркое лето»
Оно началось еще весной, «жаркое лето» 1981 года. Известна и точная дата—10 апреля. Как потом скажет королевский адвокат Робин Олд, «это был первый теплый день года»1. Так что «жаркое лето» начиналось не только в переносном, но и в прямом смысле.
На улицах лондонского района Брикстон было многолюдно, но воцарилась здесь отнюдь не радостная атмосфера встречи с летним теплом, а гнетущее ожидание мрачных событий. Тому были причины. Вот уже несколько дней, с 6 апреля, в кварталах Брикстона, преимущественно в тех, где сконцентрировано «цветное» население, проводилась операция под кодовым названием «Болото». Ее затеяли полицейские власти, якобы обеспокоенные ростом преступности и решившие одним махом положить ей конец. Но даже если предположить в действиях стражей порядка благие намерения, то и в этом случае брошенный в Брикстон полицейский корпус можно смело уподобить слону, попавшему в посудную лавку. На подозрение брался едва ли не каждый прохожий. За считанные дни блюстители закона задержали примерно тысячу человек. 100 человек было арестовано, но лишь нескольким из них предъявили обвинение в краже или в краже со взломом — именно в тех преступлениях, покончить с которыми планировали организаторы «Болота»2.
Между тем операция продолжалась. 100 «бобби» — так называемая специальная полицейская группа — продолжали прочесывать улицы района. А 10 апреля главный суперинтендент Николсон решил резко увеличить число патрулей — с восьми до 28 групп. Это еще больше наэлектризовало атмосферу. Темнокожие, в первую очередь молодежь, остро чувствовали, что идет откровенная охота. Охотники — полицейские, а дичь — они сами. Достаточно было искры, чтобы накопившийся в воздухе горючий материал взорвался.