самореализация индивидов. Семья выглядит как что-то устаревшее, косное, препятствующее яркому проявлению индивида в большом мире. Традиционно, как известно, самореализовывался во внешнем мире мужчина, женщина обеспечивала уход за домом и детьми и дарила любовь мужчине, возвращавшемуся «с охоты», то есть она самореализовывалась в семье. Причем целью существования мужчины была самореализация не сама по себе, а ради семьи, которая воплощалась в детях и представляла собой механизм, служащий продолжению рода. Семья как институт продолжения рода была своеобразным якорем, не дающим человеку бесследно исчезнуть в бушующем море жизни. Поэтому она и представляла собой нечто первостепенно важное в человеческой жизни. Это и означало на практике, что семейные ценности оказывались определяющими ценностями жизни.
Теперь ситуация в значительной степени изменилась, причем изменилась как для мужчины, так и для женщины. Хотя в России сейчас стало чрезвычайно модно говорить о приоритете семейных ценностей, хотя они неизменно выходят на первое место в социологических опросах, на самом деле кажется, что их жизненная роль крайне ослабла. Для мужчин, относящихся к высшим слоям (бизнес, чиновничество, творческая элита), слова о приоритете семейных ценностей на деле означают, что семья — это тихая гавань, где можно распустить галстук, отдохнуть и расслабиться — своего рода комната отдыха в международном аэропорту на пути, скажем, из Буэнос-Айреса в Париж. Такая возможность создает соответствующий эмоциональный фон, семья начинает видеться как нечто привлекательное и желанное, особенно если дома милая жена и воспитанные дети. В результате бизнесмен ставит в социологической анкете жирный крест в графе «семейные ценности». Иногда семья становится орудием сокрытия сомнительных с точки зрения закона доходов. Спору нет, это важные вещи, но это явно не тот случай, когда семья — смысл существования и жизненный якорь. Для современного мужчины и смысл, и якорь — во внешнем мире, который есть арена самореализации индивида.
Но еще важнее и даже трагичнее с точки зрения последствий для института семьи оказывается ситуация, когда семья перестает быть местом самореализации женщины, которая также начинает бороться за успех во внешнем мире. Здесь-то и возникает то, что Больц (см. выше) назвал войной полов. Не мужчины борются друг с другом за женщин, а женщины борются с мужчинами за привилегированный статус, за высокий доход, за место в жизни и в партере (см. раздел о позиционных благах), а иногда даже за половых партнеров. В значительной мере ответственна за это современная идеология места женщины в семье и мире, прежде всего феминизм, который представляет собой в этом отношении символ современности, квинтэссенцию нападок на буржуазную семью или, как мы ее обозначили, семью по умолчанию. Феминизм оказал и продолжает оказывать столь сильное идейное влияние, что сейчас просто невозможно сформулировать реалистическую альтернативную, консервативную позицию по отношению к семье.
При взгляде из России может показаться, что феминизм — это западные выдумки, а у нас ничего подобного нет. Действительно, какой вес могут иметь суждения изредка появляющихся на телеэкране женщин, раздраженных несовершенством жизни и косностью соотечественников и представляющихся феминистками. Их идеям, вроде бы, не обнаруживается соответствия в реальном мире. На Западе все наоборот. Там феминизм стал одной из наиболее значимых составляющих самой передовой в мире идеологии политкорректности. Там женщина гордится собой, там за равенство с мужчинами ей не нужно бороться — она уже победила, а если кто в это не верит, тот может пойти под суд за это свое неверие (стоит только проявить его в форме «сексизма», «лукизма» и т. п.). На самом деле феминизм проявляет свое воздействие на двух уровнях. Во-первых, есть поверхностный, публичный, ориентированный на медиа, инсценировочный уровень, где как раз и имеют место инсценировки равенства и справедливости. На этом уровне происходят разного рода скандалы, разоблачается скрытый сексизм власть имущих, наказываются — иногда даже разрушением карьеры виновного — случаи сексуального «харасмента». На этом же уровне инсценируются экстравагантности, привлекающие внимание СМИ. Например, несколько лет назад на одном из факультетов Бременского университета в Германии студента мужского пола феминистки не пустили на свой семинар, и ему пришлось через суд доказывать свое право посещать любое из академических мероприятий в университете. Ясно, с каким интересом все обсуждали это событие. Но есть и более глубокий, фундаментальный уровень проявления идеологии феминизма, связанный не только с новейшим феминизмом как таковым, а с его идейными отцами и предшественниками, вернее матерями и предшественницами в освободительном и социал-демократическом движении. Этот феминизм — плоть от плоти инспирированного Марксовым социализмом освободительного движения, и, хотя новейшие, особенно философствующие феминистки предпочитают в качестве своей святой покровительницы и духовной наставницы Симону де Бовуар, в действительности самый большой вклад в их дело внесли Клара Цеткин, Роза Люксембург, а также и Александра Коллонтай (хотя, разумеется, не только они). Благодаря их идейной и практической работе произошло реальное освобождение женщины, оказавшее разрушительное влияние на семью. Их можно было понять, в их действиях был благородный пафос: они разрушали архаичную и несправедливую «буржуазную семью» во имя новых, равных и справедливых отношений полов. На самом деле оказалось, что они разрушают семью вообще.
В результате неустанных усилий этого и последующих поколений женщин, борющихся за справедливость и равенство, дело пришло к тому, что сейчас женщины, посвятившие свою жизнь семье и детям, — это белые вороны. Они выглядят странно и несовременно. Они будто бы забыли то, что известно всем и в доказательствах не нуждается: главная цель современного человека — современного мужа и современной жены — это успех и самореализация в большом мире, лежащем за пределами семьи. А когда они об этом вспоминают, то самореализация и успех оказываются ценностями, с которыми семья не в состоянии соперничать. Множество примеров тому можно найти в самых разных книгах, посвященных семье, а также и в реальной жизни вокруг нас. Это происходит прежде всего потому, что с точки зрения ценностей нашего общества работающая женщина обладает большим весом, нежели домохозяйка или мать. Самое ценное — и одновременно самое нормальное явление в современном обществе — это работающая супружеская пара с ребенком, проводящим полный день в детском саду или в школе. Также достойный вариант — мать-одиночка, работающая и воспитывающая ребенка, как и любые другие варианты совместной или, наоборот, одинокой жизни при условии, что все работают. Не работать нельзя, и не только потому, что работа есть единственный источник поддержания жизни семьи, но и потому, что неработающая женщина считается существом неполноценным. Даже во вполне обеспеченных семьях женщины, которые без проблем могли бы посвятить себя только семье, после рождения детей и некоторого периода адаптации к материнской роли и осмысления своего нового места в мире начинают рваться на работу. В их жизни, если они не работают, зияет огромная и тревожащая пустота. Разумеется, есть и другие примеры, но современная женщина выглядит несбалансированной, если в дополнение к роли жены и матери не располагает профессиональной ролью. Кроме того, она просто выпадает из стройных систем социальной стратификации, где профессия — едва ли не главный критерий идентификации индивида. Это вообще ситуация, характерная для современных развитых стран — как ушедшего в прошлое Советского Союза, так и современной России и Европы. Правда, сейчас, когда многие говорят, что на дворе постмодерн, ситуация начинает размываться, при том что отказ мужчин и женщин от работы и профессии (позиция, все более популярная в современной России) отнюдь не всегда побуждает их обратиться к семье. Но в любом случае такая позиция представляется скорее маргинальной. Профессия и работа у мужа и у жены — это общепринято. Классическая семья, где муж работает, а жена — мать и домохозяйка, находится в нижней точке ценностной школы семейной жизни.
Сейчас, конечно, никто не отрицает, что мать и домохозяйка тоже выполняют значительную работу. Но все дело в том, что они не продают рабочую силу на рынке и потому просто не входят в учет работающих. В денежной экономике все, что признано и достойно, должно быть опосредовано деньгами. А что не опосредовано, то не значимо, в определенном смысле слова не существует, во всяком случае, не принимается всерьез и не учитывается при оценке общественной производительности и человеческого капитала. У экономистов и социологов почти нет работ, где рассматривается внутренняя производительность современных домохозяйств, хотя имеется очень много работ, где рассчитывается потребление домохозяйств, их доходы и т. д. Для проверки этого суждения советую посмотреть, что найдется в Интернете, если поискать по словам «домохозяйство» и «производительность» или «семья и производительность»: огромное количество ссылок, темы которых «производительность труда и доходы домохозяйств» или «влияние семьи на производительность труда» и т. д. То есть все, в том числе и ученые, хотя отлично понимают, что уход за домом, воспитание детей, приготовление пищи — серьезный и тяжелый труд, все равно молчаливо предполагают, что труд — это когда вне дома. Это не чье-то персональное пренебрежение или предубеждение — это коренится в самой конституции денежной экономики. При натуральном хозяйстве мужчины и женщины работали в собственном хозяйстве рука об руку, равно участвуя в обеспечении жизнедеятельности семьи. В денежной экономике источник дохода переместился вовне, и мужчина стал либо ходить на рынок, чтобы продать произведенный дома продукт, либо ходить на работу (на рынок труда), продавая свою рабочую силу. В любом случае он возвращался домой с деньгами, как добытчик. Тогда, собственно, и началась недооценка женского труда. Тогда же старая форма брака — покупка женщин — начала меняться на новую — брак с приданым. С тех давних пор и сложилась ситуация, когда неоплачиваемая работа как бы не является настоящей работой. Все, чье время не пересчитывается на деньги, — дети, женщины, старики — в экономическом смысле ничего не значат. И в условиях денежной экономики домохозяйка — «просто домохозяйка», а не полноценная общественная и экономическая единица. Точно так же, как при социализме она тоже была «просто домохозяйкой», а не полноценным членом общества.