Апейрогон. Мертвое море — страница 55 из 78

Ей вручили награду вместе с Иззат Газзави, палестинским писателем и учителем. Сын Газзави – тоже по имени Рами – был застрелен во дворе своей школы израильскими снайперами в возрасте шестнадцати лет.

290

На восьмую годовщину смерти сына Газзави написал в дневнике: «Только безумие могло заставить нас отпраздновать твой 24-й день рождения. Торт был такого же роста, как и человек, который не придет на этот праздник. Никто его не ел. Как будто это был подарок тишине».

289

Когда Нурит вышла на подиум, она попросила не аплодировать.

288

После того, как он получил премию Сахарова, Газзави вернулся к преподаванию в Бирзейтском университете, но был несколько раз арестован за политически мотивированное подстрекательство.

По утрам несколько раз в неделю его останавливали на КПП Атара, где проводили досмотр с раздеванием прямо перед студентами.

Два года спустя после вручения награды Нурит услышала, что он умер от сломленного духа.

287

«Прости нам нашу тоску, – писал Газзави, – если она станет невыносимой».

286

Когда впервые в тысяча девятьсот девяносто четвертом году был построен контрольный пункт 300, это была обыкновенная деревянная хижина с парой оранжевых бочек, поставленных посередине дороги. Бочки были заполнены камнями. Играло радио. Развевался флаг. На посту стояло несколько солдат.

Бассам вспомнил, что было такое время, когда стая птиц могла запросто затмить всю эту зону.

Спустя год бочки заменили на цементные блоки. Затем был добавлен шлагбаум, потом забор, потом колючая проволока, потом барачная постройка, а потом большая башня из стали.

В две тысячи пятом году эта зона была включена в разделительный барьер, и этот КПП стал одним из самых больших на Западном берегу, увенчанный по всей длине колючей проволокой со скобами и стеклом.

285

Зимой две тысячи восьмого года Далия эль-Фахум начала ездить на велосипеде от Вифлеема в разные стороны Кедронской долины, собирая звуки естественной среды для своей диссертации.

Такую девушку, как Далия, редко можно увидеть в Вифлееме – рост сто восемьдесят восемь сантиметров, темные волосы заплетены сзади в тугой шиньон, над бровью седая прядь, как у барсука.

Она путешествовала в шарфе и скромной западной одежде, выезжала за окраину города в засушливые горы, за пределы долины, проезжала порой тридцать или даже более километров за один день.

Далию иногда останавливал патруль. Общаясь с полицейскими, она немного сгибала ноги в коленях и горбилась, чтобы не смотреть на них свысока и не устрашать своим ростом. Она рассказывала, что записывала звуки в горах для музыкального проекта. Солдаты просили ее проиграть записи. Поток ручья, лай дикой собаки, звук ветра в терновнике, аплодисменты птиц, летящих над головой.

Дважды полицейские разбирали ее диктофон, а однажды забрал насовсем один офицер, который позже приехал в деревенский дом ее отца и, сконфуженный, вернул, но без батарейки.

284


283

Проект Далии затрагивал работу композитора Оливье Мессиана, парижского органиста и друга Джона Кейджа, который вставлял во многие свои композиции звуки певчих птиц. В частности, Далия хотела взять за основу «Каталог птиц» Мессиана для фортепиано и инкорпорировать в него собственные звуки с Западного берега, слепив вместе электронную версию того, что она позже расширила бы до восьмичасового акта, который собиралась назвать «Миграция».

Однажды утром, уже написав проект наполовину в деревне за тринадцать километров до Вифлеема, Далия услышала бульдозеры, нарушавшие предрассветную тишину. Она и раньше замечала эти машины и видела поблескивающие маячки рядом с главной дорогой, но никогда так близко.

Через заросли кустарника она разглядела армейских людей, которые перекапывали рощу оливковых деревьев. Ветки переливались на солнце серебряным цветом. Они сверкали, когда их выдергивали из земли.

Далия подползла на животе, подвинулась ближе к источнику звука, с дистанции пятидесяти метров протянула вперед микрофон своего диктофона «Сони» и начала запись.

282

С использованием лазерных микрофонов ученые в Германии пришли к выводу, что растения и деревья выделяют в атмосферу определенные газы, когда ощущают опасность нападения. Эти газы, в свою очередь, производят звуковые волны, которые не регистрируются какими-либо аппаратами, если они не оборудованы самыми чувствительными датчиками.

Учетные из Института прикладной физики Боннского университета предположили, что цветы «издавали» стон, когда им срезали листья, и что деревья могут предупреждать друг друга о приближающемся рое насекомых, и что запах свежескошенной травы получается в результате секреции травинок.

Исследовательская группа делала выводы на основе предыдущих научных заключений о том, что в растениях содержатся нейротрансмиттеры, такие как дофамин и серотонин, однако не обнаружила никаких доказательств наличия нейронов и синапсов внутри их сенсорных систем.

281

На жаргоне радистов Израильской армии «цветок» – это человек, который был серьезно ранен в битве.

280

В эссе тысяча девятьсот сорокового года Годфри Харолд Харди написал: «Закономерности математика, так же как и закономерности художника или поэта, должны быть красивы; идеи, как и цвета или слова, должны гармонично сочетаться друг с другом. Красота – первое испытание: в мире нет места уродливой математике».

279

На конференции в Греции Бассам рассказал аудитории об оливковом дереве и огромной роли, которое оно занимает в сознании палестинца. Выкорчевывать с корнем древнее дерево, сказал он, равносильно уничтожению бесценного музейного экспоната. Возьмите картину Сезанна и проткните ее кулаком. Понаблюдайте, как скульптуры Бранкузи будут плавиться на сильном огне. Поднимите греческую урну и наделайте в ней отверстий.

278

Его отец работал за масленичным прессом в сарае на окраине деревни Саир, рядом с пещерой, где Бассам вырос. Внутри по кругу при свете масляной лампы ходила белая лошадь. Лошадь – которой надели шоры, чтобы не кружилась голова, – проворачивала деревянную балку и, перемалывая оливки между жерновами, выжимала из них масло.

Когда Бассам был маленький, он никак не мог понять, как лошадь может так долго ходить кругами и не падать замертво от истощения. И только когда ему исполнилось шесть, он узнал, что там были три белые лошади, которые сменяли друг друга.

Два года спустя установили электрический пресс, и лошадей вывели на каменистое поле, где те провели остаток дней, двигаясь по бесконечному кругу.

277

Одна из его любимых тюремных песен: «Передайте привет оливе и семье, которые меня воспитали».

276

Когда Далия слушала свои записи, одна в звукозаписывающей студии в университете, их звук показался ей мягче, чем запомнился. Животное урчание, пробирающееся вверх по склону, ничего механического.

Она разочаровалась его нейтральности, надеялась, что в нем будут какие-то брутальные оттенки, скрежет земли, разрыв корней, хлюпанье грязи: ей хотелось услышать призрачный стон самих деревьев.

Она гуляла вперед и назад по дорожкам на микшере, пытаясь найти самые грубые места, где двигатели рычали гортаннее всего. Она попыталась выделить крик солдата, вой сирены, предупреждающие сигналы бульдозеров, но по отдельности эти звуки давали еще более необычный, даже комичный, призвук. При их объединении музыка получалась жалкой.

Она вернулась к сырым аудиозаписям. Добавила к ним голос кукушки. Шелест листвы под мышиными лапками. Звук собственного движения в траве.

Ей показалось, здесь есть какая-то музыкальность. Возможно, она могла бы использовать эти звуки, акцентировать на них внимание с помощью какой-нибудь более ранней записи птичьего пения, но чем дольше она об этом думала, тем сильнее убеждалась, что ей стоит оставить звук в покое, что здесь дело не в бульдозерах, не в оливковых деревьях, не в сигналах маячков, на которые нужно обратить внимание, но в самой тишине.

275

Ее также привлек звук капель дождя, падающих на листья оливковых деревьев.

274

Одна из вещей, о которой Элик, сын Рами, узнал в самом начале обучения на воздушного десантника, это необходимость иметь особую дисциплину для переноса воды. Во время длинных марш-бросков по пустыне не разрешалось производить ни малейшего шума. Фляга наполнялась водой до самого края, накрывалась небольшим кусочком пленки и только потом завинчивалась крышка. Если фляга была хотя бы частично неполная, вода бултыхалась и могла привлечь внимание врага поблизости.

Когда флягу открывали, вода выпивалась до дна, чтобы предотвратить какие-либо звуки. Чтобы избежать обезвоживания, нужно было выбрать точное наиболее подходящее время, чтобы попить. Элик знал, что самый ранний сигнал обезвоживания – это небольшая нечеткость зрения.

Солдаты работали в тандеме, но иногда их высылали на тренировочные занятия по одиночке с одной-единственной флягой воды на тридцатикилометровый марш-бросок.

Капитан Элика также настаивал на том, чтобы вместе с водой солдаты употребляли пищу, чтобы жидкость не бултыхалась даже внутри стенок желудка.

273

Во времена засухи древние водоносы обычно путешествовали на дальние расстояния, заполняя большие контейнеры, сделанные из бизоньих шкур. Они переносили ресурсы из оазисов на телеге на воловьей тяге.

Посещая деревню или город, она сначала заходили в богатые резиденции, наполняли бочки в их подземельях и дворах. После чего подходили более бедные жители и вставали в очередь, чтобы заполнить свои глиняные сосуды.