Надежная система утилизации отходов. Трубы обогрева комнат. Электричество тоже. Был даже небольшой бассейн, залитый цементом.
Когда Сальва впервые увидела дом, она стала ходить по лестнице вверх и вниз, прикасаясь к поверхностям, тактильно изучая их пальцами. Она включала и выключала лампочки. На кухне встала под потоком воздуха из вытяжки, на секунду задержалась у плиты, вытерла увлажнившиеся щеки.
Бассам поднялся по лестнице и выглянул из окна на втором этаже. Дома соседей тоже отличались опрятностью: беленые стены, домофон с экраном, спутниковые тарелки, электронные ворота.
Вокруг было три дунама земли: достаточно, чтобы построить небольшой фруктовый сад.
216
У хорошо оборудованных домов в Иерихоне такая архитектура, что они считаются интровертами – многие комнаты смотрят во внутренний двор, а не на улицу: они замкнуты в самих себе.
На некоторых домах красуется корона в виде малькафа, или ветролова: это такие вытянутые башни, которые ловят, с одной или нескольких сторон, господствующий ветер. Ветролов захватывал плотный холодный воздух и выводил его вниз в живот дома, где он действовал как кондиционер. Иногда внутрь шахты ставили емкости с водой или развешивали внизу влажные полотенца, напротив вентиляционных патрубков, чтобы усилить поступающую в дом прохладу.
В каких-то домах можно было почувствовать, как к тебе прикоснулась прохлада, пробившаяся сквозь занавес жары.
215
В девятнадцатом веке импортированный лед – плотно упакованный в древесные опилки и перевозимый в деревянных ящиках с востока и севера – не таял в подземных подвалах.
Гигантские кубы льда перевозили на быках с замерзших озер Турции, Ирана, Ирака, сначала на поезде, а потом, после железнодорожной станции, его перекладывали на верблюдов. После чего коробки опускали под землю на канатах и блоках.
Верхом палестинской роскоши было попить чашечку чая со льдом и веточкой мяты.
214
Неделю спустя, на ее день рождения, Бассам передал ей кипу бумаг, свернутых трубочкой и перевязанных лентой: сделка на дом.
Снаружи маленький зацементированный бассейн. Бассам вышел на задний двор, размотал шланг и начал заполнять его водой из ближайшего краника. Он уже дал бассейну имя Прудик.
Один за другим дети забирались в воду и брызгались.
213
Конечно, все, кроме Абир.
212
Вечером того же дня он проснулся оттого, что услышал, как Сальва убирается в гостиной. Он сел на верхнюю ступеньку и смотрел на нее вниз через деревянные перекладины.
Она его не заметила. Она быстро передвигалась, подбирала полотенца, футболки, маленький пляжный мяч, который сидел сдувшийся в углу. Она наклонилась к кофейному столику, принесла тарелку и стакан на кухню.
Когда Сальва выключила воду в кране, он услышал, как она дышит. Она выключила свет на кухне и остановилась еще раз в гостиной.
Зажженной осталась одна лампа. Сальва дотянулась до нее и выключила. Она заметила, что в складках дивана что-то спряталось. Подняла подушку. Под ней лежал оранжевый нарукавник для плавания, мятый и сдутый.
Она подняла подушки рядом, разыскивая второй нарукавник в складках дивана, но ничего не нашла.
Он смотрел, как она пошла к книжной полке и встала рядом с фотографией Абир. Она вытащила маленький пластиковый клапан на нарукавнике, обхватила его губами и дунула. Потом закрыла клапан и заперла воздух, надела нарукавник на запястье.
Так она стояла какое-то мгновение, потом пошла к шкафу с посудой, спустив по дороге нарукавник.
211
Рами не нравилось, как мальчики неуважительно сбрасывают униформу, приходя домой на выходных. Зеленая куртка висела на напольной вешалке для верхней одежды. Коричневые ботинки смотрели носками в разные стороны у двери. Он практически мог предугадать, в какой части страны они были, по их подошвам. Пыль из пустыни Негев. Соляные следы от Мертвого моря. Изношенные каблуки от Хеврона.
210
Элик служил с тысяча девятьсот девяносто пятого по тысяча девятьсот девяносто восьмой год: первый сержант подразделения Маглан. Гай служил с тысяча девятьсот девяносто седьмого по двухтысячный год: лейтенант в танковом полку. Игаль пошел в небоевую учебную часть и прослужил с две тысячи десятого по две тысячи тринадцатый год.
209
Сальва оставила одежду Абир, чтобы ее доносила Хиба. Она выдавала ее по частям в течение нескольких лет: тут нужна футболка, здесь шарф. Не использовала только школьную униформу и лакированные туфли. Она не могла вынесли мысли о том, чтобы самый младший ребенок шел в школу зеркальным отражением Абир.
208
Когда Нурит вернулась домой из Лондона, она стирала все, кроме военной униформы.
207
Через неделю после шивы Элик вернулся к своему подразделению. Командир нашел его в пункте управления военной части. Офицер видел кадры с похорон Смадар по телевизору. Он положил руку на плечо Элика. Теперь все, остается только действовать, сказал офицер. Это психология. Нужно что-то делать. Элику нужно снова вернуться в строй. В Ливане через пару дней будет миссия. Они собираются повзрывать боевиков «Хезболлы». Элику нужно подготовиться. Кто-то заплатит за смерть его сестры. Ему станет легче. Поверь мне, сказал офицер. Постреляешь. Поубиваешь хезиков.
Элик сидел молча. Командир еще не видел комментариев, которые оставила его мать в газетах.
Два дня спустя он сказал, что планы поменялись. Элика перевели в разведывательное подразделение, где ему будет запрещено участвовать в боевых операциях.
Элик понимал, что такое решение приняли, чтобы избежать публичного скандала.
206
Сальва ехала по английским дорогам: это был единственный способ укачать Хибу, когда приходило время дневного сна. Она клала ее в детское кресло и ездила кругами по району. Спустя пару недель она отважилась заехать дальше. На границу города и за нее.
Никаких военных барьеров. Никаких контрольных пунктов. Куда угодно через Шипли, Бингли, Кейгли. Ей не мешало то, что она едет с другой стороны дороги.
Через сельские районы Йоркшира она пробиралась по узким проселочным дорогам. Каменные стены и изгибы. Мельницы и пики церквей. Машины, мелькающие под зелеными деревьями. Солнечный свет, проникающий через нависшие ветви. Скрежет асфальта под колесами. Ни единой выбоины на дороге.
Выехав из Кейгли, она нашла лошадиную ферму с арабскими скакунами с лоснящейся шерстью и мощными мышцами на фоне зеленой лужайки. Она прислонилась к двери машины.
Когда проснулась Хиба, она посадила ребенка на забор, поддерживая за спину, и вместе они смотрели, как лошади высоко гарцуют в поле.
205
У арабской лошади короткая прямая спина, скорее всего, из-за того, что у них часто не хватает одного позвонка, в отличие от других лошадей. Она почитается за изящную породную стать и известна за плавную рысь, сочетание красоты и симметрии, когда все жилы работают в согласии друг с другом.
204
Мертвое море пугает лошадей – если они наступят в бурлящую воду, то земля как бы уходит у них из-под ног, они переворачиваются на бок и иногда тонут.
203
В девятнадцатом веке бедуинские племена использовали арабских лошадей для грабительских набегов. Успешность набега – кража овец, верблюдов или козлов – зависела от внезапности и скорости атаки. Кобылы, в отличие от коней, не издавали никаких звуков, когда приближались к врагу. Их почитали за тишину.
Среди бедуинов не было более дорогого для чужака подарка, чем арабская кобыла.
202
Согласно обряду военной гостеприимности, мы оставили на память мертвецов.
201
Посылки приводили Рами и Нурит в ярость. Они приходили из Министерства на каждый День памяти павших. Аккуратно упакованные в голубую бумагу с белыми лентами, скрепленные серебряной Звездой Давида. Их доставляли на порог дома с запиской от Министра обороны: «Дорогой семье Элханан».
Каждый год что-то новое: чаша из граненого хрусталя с именами павших, выгравированными по верхнему краю, оловянная ваза со стихами из Библии, фарфоровый флаг, пара серебряных менор.
Однажды на День памяти Рами распечатал новый подарок и нашел там книгу «Тропы: влюбитесь в Израиль снова». Каждый день в году книга рассказывала про новую тропу: пятьдесят из них располагались на Западном берегу. Книга советовала брать с собой оружие на прогулку по горам рядом с арабской деревней.
Записка – особое послание для потерявших близких – была вопиющая. «В этот знаменательный День памяти павших мы желаем почтить память о Смадар и о той значительной жертве, которую Вам и Вашей семье пришлось принести для вечного Государства Израиль».
Нурит была в бешенстве: дело даже не в вульгарности подарков или слащаво-приторных письмах, а в том, что они присвоили себе Смадар, как будто ее ребенок был выражением их воли, как будто она самозабвенно ступила на улицу Бен-Йехуда и отдалась в объятья бомбы.
Она и Рами взяли молоток и клин и разбили стеклянную чашу на мелкие крупицы, в посмертную крошку воспоминаний.
Они собрали все обратно в коробку, перевязали той же лентой и отправили Нетаньяху со своей собственной запиской: «Дорогой Биби, что-то разбилось».
200
Иногда они видела Нетаньяху в плавательном бассейне в Еврейском университете, худосочный мужчина в бледно-голубой шапочке и с неожиданными белыми жировыми складками, трясущимися над плавками.
Они кивали друг другу и шли на разные дорожки.
199
Он ждал доставку. У порога. На лужайке дома. Среди распустившихся цветов. За несколько минут до полудня молодой солдат в униформе подкатил на армейском автомобиле: белом, с черными номерами. У него были открытое лицо и веселое настроение. Коробка снова оказалась голубой, белая лента аккуратно завязана.