Вануну был окружен шестью слушателями: четырьмя мужчинами и двумя женщинами. В центре стола стояли графин с водой и бутылка белого вина в серебряном ведерке.
Столики скрывались в тени высоких шелковиц. Плющ на известняковых стенах. Легкий ветерок нежно трепал лепестки цветов: гортензии, рододендроны, цветущая мята.
Проходя мимо, Рами услышал за столом быстрый обмен фразами на иврите. Затем, с удивлением, он услышал английскую речь: он знал, что одним из условий освобождения Вануну был запрет на разговор с иностранцами.
Рами выбрал столик подальше, чтобы не привлекать внимание, но достаточно близко, чтобы суметь поймать что-нибудь из их разговора. Смех и короткая передышка. Насколько он знал, Вануну был все еще под домашним арестом и жил в кафедральном соборе на этой же улице.
Рами посмотрел на наручные часы. Он пришел на совещание на десять минут раньше. Он заказал пиво у официанта, открыл телефон, напряженно вслушивался в разговор за столиком Вануну.
Только тогда Рами заметил фонтан, тонкую шумовую завесу. Все слова словно сливались со звуком падающих капель. Он увидел фонтан, когда зашел в лобби, но не особо прислушался к нему. Казалось, вода в нем специально была настроена так, чтобы заглушить звуки с соседних столиков, падала непрестанно, непрестанно падала.
На мгновение ему захотелось подойти к его столику, протянуть руку, представиться, пожать ладонь Вануну, посмотреть в глаза. Все-таки в таких ситуациях у Рами еще сохранилась некая аритмия: он не совсем знал, что сказать. Вануну тоже называли любителем арабов, отказником, предателем. Его фотографии тоже подвергались символическому сжиганию на улицах. Он прошел через большее количество унижений, чем Рами мог себе представить. У него забрали паспорт. Ему разрешали разговаривать с репортерами, но только если его слова сначала просматривались военными цензорами. Жил он в малюсенькой комнате на огороженной территории. Его арестовывали, отпускали и арестовывали снова – один раз за разговор с туристами в книжном магазине, другой – за отказ выполнять исправительные работы в Западном Иерусалиме, за требования выполнить эти работы в восточной, арабской, части города.
За столиком Вануну держал руку у рта, прикрывая губы. Четверо мужчин и две женщины, наклонившись, внимательно слушали. Что за секреты он им рассказывает? Какие обыденные вещи? Какие сильные желания?
Когда Рами встал, чтобы уйти по своим делам, Вануну посмотрел на него, и между мужчинами пролетела небольшая искра признания.
181
Предатель: тот, кто предает страну, друга, принцип.
180
Коллаборационист: тот, кто предательски сотрудничает с врагом.
179
Миротворец: тот, кого со временем стало тошнить от войны.
Миротворец: тот, кого тошнило от войны.
Миротворец: тот, кого тошнит от войны.
178
Согласно законам Фонда экономической помощи и Программы оказания финансовой военной помощи зарубежным государствам, которые были разработаны для стабилизации политической и экономической обстановки в ключевых сферах интересов Соединенных Штатов, одно из основных условий получения помощи от Соединенных Штатов заключалось в том, что Израилю запрещено теперь и в любое другое время производить оружие массового поражения.
177
Мне очень жаль Вам это говорить, сенатор, но вы убили мою дочь.
176
Работа Бассама как командира заключалась в том, чтобы наказывать коллаборационистов в тюрьме. Тех, кто оказывал содействие, тех, кто вступал в сговор, тех, кто доносил, тех, кто кололся. Подсадные утки. Крысы. Стукачи.
Сеть ФАТХ не впускала никого в свою структуру, но израильтяне всегда умудрялись внедрить туда своих агентов. Всегда был заключенный, готовый предать принципы за небольшую подачку: укороченный срок, новую камеру, поставку сигарет. Большинство заключенных ломались, пытаясь защитить свои семьи, оставшиеся на свободе. Чей-то брат был арестован. Или чей-то сын попал в беду. К таким подходили тюремщики – в лазарет или одиночную камеру – и науськивали стандартный договор. Сперва это был сущий пустяк. Найди того, кто перевернул корзину с порошком в постирочной. Узнай имя заключенного, который крал соль из кухни. Укажи на того, что стучал сообщения по трубам.
Чтобы поймать всех, достаточно одного стукача. Они бы провели все свое время в словесных наручниках.
Проще всего было вычислить тех, кто уже приехал стукачом. Их вербовали рано. Бассам определял их по манере себя держать: они изображали страх, и это притворство их выдавало. Они всегда выжидали неделю или две, прежде чем начать доносить. Тюремщики били их руками и ногами в камерах, а потом уносили. Бассам знал, то это наигранные побои, предлог, чтобы увести заключенного из корпуса. Крики были слишком громкими, охранники слишком воинственными. Как актеры на представлении. Он наблюдал за ними, когда их клали на носилки. Они редко возвращались, а если и возвращались, то, казалось, к их ярости примешивалась какая-то округлость боков: видно, что под стражей о них успели позаботится.
Бассам решил, что таких полезно держать при себе для снабжения ложной информацией. Держи врага близко. Никогда не выпускай его из виду.
Сложнее всего было понять, кто сломался уже в тюрьме. Они были настоящие, они были честные, это тюрьма сделала свое поганое дело. Часто это случалось под конец срока. Было невозможно сказать, изменила их тюрьма или возможность скорого освобождения, но их как будто выпотрошили напрочь. Вот о них надо было беспокоиться. Они знали расположение камер в тюремном блоке. Знали имена боевиков. Знали о проводимых операциях.
Они также знали, как управлять своим телом в тюрьме: не кричать слишком громко, не выдавать себя.
Бассам старался поддерживать дух заключенных песнями, уроками, делился сигаретами, но иногда человек просто ломался, и не было никакого способа его остановить. На самом нижнем уровне его просто бойкотировали все остальные заключенные.
Иногда доносили на самих стукачей и оставляли их на милость охранников.
На самом высоком уровне Бассам должен был раздавать наказания: изолировать стукача, или пригрозить расправой его семье, или избить и заставить подчиниться.
В самое худшее время – когда коллаборационист занимал высокое положение – именно Бассаму приходилось приводить в исполнение наказание.
Побои с самого начала казались чем-то неправильным. Он не хотел превращаться в надсмотрщика. Зачем делать сокамернику то же, что тюремщик делает тебе? Побои шли в разрез с истинным джихадом. Человек, который ищет мести, должен вырыть две могилы.
Бассам не знал, как сломать систему. Он не мог заснуть, размышляя об этом. Он не хотел воспользоваться болезнью и хромотой как предлогом, чтобы не участвовать в избиениях. Было важно прекратить жестокость, но не показаться слабаком. Ему нравились идеи доктора Кинга: найти способ отказаться от мести, агрессии, возмездия. Прошлое служит нашим пророком. Войнами не вытесать ничего путного. Молния не издает ни звука, пока не ударит в землю.
Он уткнулся лицом в подушку. Попытался заснуть. Не смог.
175
Стукачи: те, кто стучит в дверь камеры для передачи секретного сообщения.
174
Его любимым инструментом в тюрьме был ней, длинная флейта, на которой играли под углом к туловищу: в дальнем конце коридора в его тюремном блоке сидел египтянин, который великолепно умел на нем играть. Ней делали из ножек стульев или столов, аккуратно вычистив внутренности и вырезав отверстия.
173
У Смадар была пара наушников с разными амбушюрами для контроля громкости музыки. Она любила прикладывать ладони к ушам и широко расставлять пальцы, танцуя по гостиной комнате, огибая горшки с цветами и стулья. Она могла контролировать громкость с помощью ладоней, увеличивая ее до максимальной, притворяясь, что ничего не слышит, и забавляясь с братьями: «Я не слышу, не слышу, не слышу».
172
Пронзительный крик «загарит» исполняется на свадьбах и других праздниках, чтобы почтить живущих и умерших.
Чтобы произвести нужный звук, надо высунуть язык и быстро двигать им из стороны в сторону, выдавая при этом волнообразный гортанный звук – ел-ел-ел-ел-ел-ел. Женщины прикрывают рот рукой и закрывают глаза, чтобы поймать нужную тональность.
Загарит длится примерно одно дыхание, хотя серию улюлюканий можно объединить в одну длинную песнь или плач.
171
Самый известный загарит изображен Дэвидом Лином в кинокартине «Лоуренс Аравийский», где скрытая вуалью женщина в черном стоит на краю обрыва и обращается с криком к мужчинам в долине, когда те отправляются на битву.
170
169
В тысяча триста шестьдесят первом – за шестьсот тридцать девять лет до наступления третьего тысячелетия – в городе Хальберштадте (Германия) в церкви Святого Бурхарда был установлен первый постоянный духовой орган. Местные ремесленники провели годы за улучшением конструкции органа Blockwerk. Опытных плотников привлекли, чтобы вырезать древесину. Самые искусные кузнецы выковали идеально симметричные трубы. Священники собрались, чтобы обсудить цель и местоположение нового инструмента.
Додекафонический орган стал местной достопримечательностью, гордостью города. Среди местных жителей он получил имя – «Голос Бога». Музыканты со всей Европы приезжали, чтобы послушать его и поиграть на нем.
Семь веков спустя в соборе должны были исполнить композицию Джона Кейджа. Партитура на восьми страницах была озаглавлена As Slow As Possible [98]. Замысел этой композиции состоял в том, чтобы растянуть звучание нот на следующие шестьсот тридцать девять лет.