Апейрогон. Мертвое море — страница 64 из 78

Проект был задуман теологами и музыкантами как дань почившему Кейджу, а также как философское исследование спиралей музыки и времени.

Начало представления немного задержалось, но состоялось в полной тишине в две тысячи первом году. Сперва единственный звук, который раздался, был свист от наполнения воздухом мехов.

Первый полноценный аккорд завибрировал в воздухе кафедрального собора в две тысячи третьем году. Семнадцать месяцев спустя добавилась новая нота и изменилась тональность. Эта тональность потом осталась неизменной: монотонное гудение.

Вокруг органа построили специальную клеть из органического стекла, чтобы уменьшить громкость звука. Служащие внимательно следили, чтобы в мехи постоянно подавался воздух. Второй аккорд раздался в две тысячи шестом году и звучал до две тысячи восьмого. На сцене изменили вес, нажимающий на педали органа, и был сыгран шестой аккорд.

168

Каждое действие As Slow As Possible длится примерно семьдесят один год. Музыка будет звучать до пятого сентября две тысячи шестьсот сорокового года, чтобы любой, услышавший какую-то ее часть, никогда не услышал всего произведения целиком.

167

Средняя продолжительность жизни палестинца составляет семьдесят две целых и шестьдесят пять сотых лет. Среднестатистический израильтянин живет на десять лет дольше.

166

Она лежала перед ним в голубой сорочке и наручных часах, отсутствовавшие части тела осторожно прикрыли. Лицо было абсолютно в порядке. Никаких порезов, синяков. За это Рами был благодарен. Дверь закрылась с вакуумным свистом. Потом – тишина. Даже тогда он понимал, что все последующие звуки будут брать начало именно в ней.

165

На десятый день рождения Абир свозили в ресторан «Амиго Пита» на главной улице Анаты. Это было залитое светом кафе мексиканской кухни, где с флуоресцентных ламп свисали пластиковые халапеньо, а на стенах висели сомбреро. Из колонок доносилась музыка мариачи.

В середине праздника владельцы кафе вынесли пиньяту в форме ослика.

Сперва Абир не хотела бить ослика, но потом услышала, что внутри есть конфеты, надела повязку на глаза, взяла палку и замахнулась на игрушку, раскрашенную в яркие цвета.

Конфеты рассыпались и отскакивали от пола.

164

Светошумовая граната – также известная как светозвуковая граната, или фотоосветительная бомба, или дальнодействующее акустическое устройство – считается еще одним средством борьбы с беспорядками: когда ее кидают в толпу, маленькая канистра дает большой взрыв.

Израильская армия также использует светошумовые гранаты, чтобы вывести из строя колодцы, которые на Западном берегу считаются нелегальными: они кидают гранату на дно, шумовые волны оказывается такими мощными, что снизу доверху на колодезных кольцах образуются трещины.

163

Больше всего светошумовая граната оказывает ударный эффект на воображение.

162

Только представьте, как к вашим ногам подкатывается одна такая бомба.

161

Так медленно, как только возможно.

160

Современные резиденты территорий, примыкающих к церкви Святого Бурхарда в городе Хальберштадт, жалуются на то, что из-за исполнения As Slow As Possible сейчас издается – и будет издаваться ближайшие шестьсот лет – бесконечное монотонное гудение, похожее на приближающийся поезд.

159

Французский писатель Антонен Арто сказал, что ему хотелось растопить границы звука.

158

В повести Борхеса «Алеф» рассказывается о рукописи сэра Ричарда Фрэнсиса Бэкона, которая была впервые найдена в библиотеке. История содержит описание каменного cтолпа в Каире, в котором отражается и слышится весь мир звуков. Любой, кто приложит ухо к камню, сможет услышать непрекращающееся гудение, сочетающее в себе все звуки вселенной.

157

Операция «Опера». Операция «Инферно». Операция «Подарок». Операция «Деревянная нога». Операция «Соломон». Операция «Сад». Операция «Ноев ковчег». Операция «Радуга». Операция «Жаркая Зима». Операция «Заслуженное вознаграждение».

Рами знал, что условные обозначения работают. Это то, чем он занимался всю жизнь как графический дизайнер: ловил момент, создавал из него воспоминание, обосновывал, делал чистым. Он давал людям чувство собственности, как название у песни или стихотворения, мелодия пойманного момента.

Операция «Дни покаяния». Операция «Острый и гладкий». Операция «Летние дожди». Операция «Осенние облака». Операция «Морской бриз». Операция «Вернувшееся эхо».

156

В Париже в тысяча девятьсот тридцать третьем году Арто пригласили обсудить его эссе «Театр и чума» в полный зал Университета Сорбонны. Сначала он говорил тихо, потом набрал обороты. Начал потеть и трястись. У него закатились глаза.

Его ведущий, психоаналитик по профессии, сидел парализованный, наблюдая, как Арто корчится от боли. К концу лекции Арто упал со стула и начал биться в конвульсиях на полу. Толпа в амфитеатре нервно слушала, как он стонет все громче и громче. Его глаза были полны ужаса, лицо осунулось до состояния мертвеца.

Несколько слушателей – думая, что это представление – засмеялись. Вскоре стали раздаваться крики недовольства. На сцену швырялись программки. Монетка упала к ногам Арто. В театре раздались жидкие аплодисменты. Некоторые начали покидать аудиторию.

Ведущий не мог ничего поделать: Арто находился во власти горячки.

Арто остался лежать на полу, пока театр не покинули все, кроме нескольких любопытных, включая писательницу Анаис Нин. Арто молча рухнул на пол, потом встал, спустился на первый ряд и поцеловал руку кубино-американской писательницы. Уголки его губ потемнели, скорее всего, опиум, подумала она.

Арто вывел ее на улицу через театр в туманный Париж по направлению к Купою, где они вместе присели и выпили.

155

В дневнике Анаис Нин написала, что Арто был шокирован тем, что аудитория не поняла его портрета смерти. Он хотел дать зрителям возможность пережить настоящий опыт – схожий в чем-то с чумой, – чтобы они очнулись от бездумной рутины и ужаснулись.

154

Рами давно научился принимать, что он ничего не понимает. Хаос – топливо Израиля. Страна, построенная на двигающихся тектонических плитах. Предметы находились в непрестанном столкновении. Все приводило к крайности, к следующему моменту после разрыва, но жизнь становится наиболее яркой в секунды опасности. Именно по этой причине люди так быстро водят машину и ездят так близко к краю. Именно поэтому они не любят стоять в очередях в аэропорту. Именно поэтому по утрам жизнь бьет ключом в кафешках. Поэтому на рынках так шумно и первобытно. Люди объединяются в хаосе. В панике – становятся частицами. Но это работало. Даже полные противоположности притягивались друг к другу. От случая к случаю они даже сталкивались, отправляя шоковые волны по земле. Левые и правые, ортодоксальные иудеи и светские люди, арабы и евреи, геи и натуралы, хайтек и хиппи, богатые и невыносимо бедные. Израиль – это всегда сгусток. Малюсенькая, разрывающаяся по швам страна, но они вместе. Каждые мечта и невроз под солнцем. Психозы. Инертность. Требования. Гордыня. Пронизывающее все электричество. И страх. Каждый носил громкий доспех. Всегда искал споры о том, кто они, что они и где они находятся. Рами слышал об этом по радио. По телевидению. В кабинетах. В супермаркетах. Два еврея в одной комнате, как говорится в одном бородатом анекдоте, и три мнения. Он впитал в себя шум. Это было видно по движениям: нервная походка, резкие жесты. Он заходил сразу в центр комнаты. Он редко оставался позади. И все же было в нем какое-то спокойствие, он мог удерживать эти противоречия, у него это всегда хорошо получалось. Это была средиземноморская часть души, та часть Израиля, которая желала покоя и сна. На шаббат вся семья собиралась вместе, приезжали внуки, все заходили в дом, раскладывали столы, откладывали на какой-то момент споры. Для него в этом не было ничего религиозного, но дорогой сердцу ритуал. Он не мог объяснить подобное иностранцу. В этом был какой-то патриотизм, от которого он, при всем своем желании, избавиться не мог. Он израильтянин. Постыдная и сильная вещь. Он щетинился, когда иностранцы отзывались об Израиле с пренебрежением, и он щетинился, когда земляки начинали им хвастаться. Их мобильные телефоны. Их медицина. Пафосные проекты, типа «Пусть пустыня зацветет». Чудо Waze. И в то же время он должен был признать, что по спине пробегала дрожь от гордости за свой народ. Он знал, что жил в двух Израилях: в маленьком, который им восхищался, и в другом, побольше, которого распирало от презрения. Это была страна Нетаньяху и страна Вануну. Страна Беннета и страна Хенин, Шаффира, Паппе. Они не убивали и не похищали своих жертв неудобства, по крайней мере пока. Так много людей считало Рами предателем, марионеткой, перебежчиком, но в конце концов ему было плевать: он знал, что делает, он знал, что раздражает их, что сдирает с них верхний слой кожи, открывая больные места. Это был неравный бой, да, но когда-нибудь где-нибудь и для них наступит переломный момент. Это неизбежно. Ему нужно продолжать рассказывать свою историю. Повторять ее снова, и снова, и снова.

153

Рами подчеркнул абзац в коллекции эссе Эдварда Саида «Культура и империализм», где палестинский критик написал: «В действительности, выживание заключается в выстраивании связей между предметами».

Это была одна из самых любимых книг Нурит, она стояла на полке рядом с фотографией отца Матти Пеледа. На ней он обнимал Саида одной рукой за плечи.

152

Бассам знал, что такое коррупция. Капитуляция. Изоляция. Переговоры трусов. Провалы. Жалость к себе. Поражения. Покорность. Отказ признать проигрыш. Ложная сила. Лжецы, мошенники, подделки. Удар в спину. Стыд. Борьба с беспорядками и надеждой. Его собственные лидеры подают заявки на получение разрешений, просто чтобы зайти