145
Охранник пришел ранним утром на следующий день. Одевайся, сказал он Бассаму. На нем уже была вся его одежда. Другой охранник стоял у двери со сложенным стулом. Бассам наотмашь отказался от него. С ним все в порядке, сказал он, сам пойдет, может даже пробежаться, если нужно, в действительности он может выбежать прямиком за ворота, если они подержат для него двери.
Он остановился у входа в камеру, ухмыльнулся, повернулся и забрал Коран. Пока его не будет, камеру точно обыщут, он знал. Он не хотел, чтобы они прикасались к священной книге.
Он слышал, как другие свистят и стучат по стенам коридора. В галдеже он уловил, как произносят его имя. Он шел дальше. Веки были тяжелые. Он остановился на мгновение, чтобы сбалансировать вес тела. Он не делал никаких жестов, не издавал никаких звуков. Металлическая лестница плыла перед глазами.
Он не был уверен, сможет ли вообще спуститься, но вместо этого Бассама повели к лифту. Огоньки на кнопках пульсировали. Его провели в комнату ожидания. Женщина принесла стакан воды. Она была одета в гражданскую одежду. Когда она развернулась, он услышал шелест ее волос. В воздухе задержался аромат миндаля.
Он положил Коран на колени.
Бассам боролся со сном, но его разбудила большая рука, которая трясла за плечо. Он не знал, как долго его заставили ждать. Его провели в кабинет. У стула было глубокое сиденье. Он чувствовал, что потерял много веса.
На полках стояли книги, на стенах висели карты, на столе стояли фотографии. Стакан с торчащим из него маленьким израильским флагом. Миска с завернутыми в обертку конфетами сбоку на столе. Красно-белые карамельки. Завернутые в прозрачные фантики.
Он знал коменданта Добника. Они много раз тренировались вместе. Это был худощавый, седой мужчина с голубыми глазами. Бассам прекрасно знал, как будет разворачиваться разговор. Добник скажет, что он надеется, с Бассамом хорошо обращаются в тюрьме. Бассам ответит, что он желает лишь, чтобы с ним обращались справедливо, вот и все. Добник скажет, что поделать ничего нельзя до тех пор, пока он не прекратит голодовку. Бассам ответит, что может прекратить голодовку только, если что-нибудь будет сделано. Добник посоветует ему проконсультироваться с адвокатом. Бассам усмехнется и скажет, что доступ к адвокату был заблокирован. Добник скажет, что с радостью расследует это. Бассам ответит, что обрадуется, если будет расследование. Добник еще раз скажет, что ничего нельзя сделать, пока он не прекратит голодовку. И Бассам снова повторит, что не прекратит голодовку, пока что-нибудь не будет сделано. Добник вздохнет и скажет, уж что-нибудь точно можно сделать, если бы Бассам чуть-чуть им помог, мир же полон компромиссов. Бассам ответит, что он уже семь лет заключал компромиссы и два месяца его не сломают.
Спустя пятнадцать минут Добник наклонился вперед на стуле и взял один леденец из миски. Он толкнул всю миску в сторону Бассама. Одна из завернутых карамелек упала на стол.
Добник откинулся на сиденье и медленно развернул фантик красно-белой конфеты. Он устроил целое представление, медленно раскрывая обертку и громко перекатывая леденец во рту. Он откатил стул еще дальше, прикидываясь, что разглядывает карты на стене. Он стукнул конфетой по зубам и затем, демонстративно ее посасывая, поднялся и покинул комнату.
Бассам положил Коран на стол. Он хотел повернуться и помахать камерам в верхнем углу комнаты, но сидел смирно и просто смотрел вперед.
Добник вернулся через пять минут, присел за стол и коротко сказал: «Мы известим тебя о нашем решении через пару дней».
Бассам кивнул, протянул руку за Кораном и взял книгу со стола. Он замер на мгновение, склонив голову. Карта на стене была датирована тысяча девятьсот тридцатым годом. Палестина Британского мандата. Он понятия не имел, зачем Добнику понадобилось ее туда вешать. Некоторые вещи в мире, подумал он, просто не имели объяснения.
144
Последние слова Абир.
143
По дороге обратно в камеру он почувствовал между пальцами маленькую карамельку в обертке. Закрученную с двух сторон. Он подобрал ее, когда вставал. Добник не видел, что он ее взял.
Сперва он даже не думал ее брать. Она просто лежала на столе. Это просто расплавленный сахар, ничего больше. Он не думал заранее ее взять. Съев ее, он бы нарушил голодовку. Но, с другой стороны, они не узнали бы, что он нарушил голодовку. А если они не узнают, то, возможно, так он смог бы продлить забастовку? И все же все его усилия были бы напрасны. Ему-то придется с этим жить. К тому моменту прошло тринадцать дней.
Он остановился у двери своей камеры. Ужин уже его ждал. Курица в сметанном соусе. Рядом кока-кола в пластиковом стаканчике.
Он накрыл поднос полотенцем. Когда он лег на кровать, то спрятал конфету под матрас. Они ее найдут, подумал он, если проведут еще один обыск. Они ее используют, чтобы оболгать его. Он встал на молитву. Снова положил карамельку в карман. Может быть, он сможет использовать ее как талисман? Или, может, стоит ее кинуть, раздробить и смыть в унитаз?
Он ходил по комнате. Встал в слепое место, куда не доставали камеры. Приложил руку к носу. К брови. К губам. Он запустил пальцы в бороду и расчесал. Размотал один конец обертки, закрутил снова.
Снова походил.
Положил конфету в рот.
Вкус был тревожно-мятный.
142
Спустя четыре дня Бассаму сказали, что приказ отменен. Ему не нужно сидеть в тюрьме два лишних месяца. Но только на том условии, что он объявит об окончании голодовки и обязуется провести целую неделю в лазарете – когда он это выполнит, администрация тюрьмы сделает объявление. Он ответил, что выполнит то, о чем просят, только если оба объявления выйдут одновременно, и добавил, что не станет проводить неделю в лазарете, он согласен максимум на три дня. Они сказали, что могут предоставить ему четыре дня, но категорически не согласны выпустить объявления одновременно. Он сказал, что, может быть, если заключенным расскажут поздно вечером, тогда он позволит, чтобы их заявление вышло рано утром, и тогда сделает официальное заявление для людей за пределами тюрьмы в полдень, но это если и только если заключенные в тюрьме узнают об этом первыми. Они сказали, что с пониманием относятся к таким условиям, но, в дополнение к этому, согласны на три с половиной дня в лазарете для восстановления сил. Он сказал, что ему нужна гарантия в письменном виде. Они ответили, что не могут предоставить такую бумагу, но могут дать слово, что заявление будет издано в оперативном порядке. Он сказал, что их слово не дороже воздуха, на котором написано это обещание. Сказал, что восстановление будет длиться не дольше трех дней и точка. Они сказали, ладно, хорошо, мы согласны. Он ответил, я сделаю объявление заключенным сегодня.
141
Чтобы достичь согласия между израильтянами и палестинцами, сказал сенатор Джордж Митчелл, предложения будущего мироустройства, предназначенного для решения проблем настоящего, не могут быть справедливо оценены без досконального исследования прошлого двух стран. И все же он понимает, что прошлое всегда можно интерпретировать разными способами. Следовательно, и настоящее тоже. Но, сказал Митчелл, это не означает автоматически, что будущее окажется испорченным. Мир наступит, сказал он. В этом у него нет сомнений. На первом этапе самым важным является то, что все, без исключения, жаждут его. И хотя многим подобное может показаться очевидным, это не всегда так. Многое сводится к исторической подоплеке, но его всегда беспокоила протяженность того настоящего, подстегнутого эхом прошлого, которое необходимо для поиска открытой дороги в будущее.
140
Бассам никогда не рассказывал про конфету никому, даже сыновьям. Он провел семнадцать дней в голодной забастовке.
139
На утро запланированного выхода из тюрьмы его провели на самый нижний этаж. Гудели флуоресцентные лампы. Охранники сняли наручники и оковы. Ему выдали старую одежду. Джинсы слишком короткие, рубашка слишком большая. Увеличился размер ноги: ему пришлось запихивать стопы в ботинки, в которых его арестовали.
Казалось, что его невольно запихнули обратно в семнадцатилетний возраст. Он затянул ремень на четвертом отверстии.
Ему выдали конверт с тремястами шекелями. Он запихнул купюры в карман. Его достояние включало в себя перламутровое кольцо для ключей, пару разбитых солнечных очков и полпачки «Мальборо».
Никто не ждал его за воротами. Небо было серым. Деревья – безжизненными. Несколько женщин в хиджабах патрулировали тюремную стену.
Сигареты были такими старыми, что сломались при первом прикосновении. Он купил свежую пачку в киоске через дорогу от тюрьмы. Он закрыл глаза и вдохнул дым, потом быстро пошел на рынок. Он купил пару кроссовок с зеленой платформой, сторговался за спортивный костюм, черный с белыми полосами на рукавах. Простая белая рубашка. Носки. Нижнее белье.
Он зашел в кафе, чтобы переодеться.
В телефонной кабинке на заправке набрал двоюродного брата Ибрагима. Пошли гудки.
138
Когда Бассам побрился, то удивился, что лицо не выглядит еще более худым.
137
Старую одежду он оставил на крючке в туалете кафе. Он завязал шнурки на запасной обуви и подбросил ее в воздух, она зацепились за телефонные провода и осталась висеть.
Бассам оглянулся на тюрьму и увидел несколько картонных духовых труб, торчащих из верхних окон. Несколько записок, как капли брызжущей слюны, вылетели из окна и проплыли по воздуху к ожидающим внизу женщинам.
136
Рами притягивали узоры. Он постоянно их зарисовывал. В маленьких красных блокнотах он заполнял страницы пересекающимися линиями. Это были не просто штрихи, нет. Для него, предполагал он, это была своего рода медитация, способ разобраться в мыслях. Поднеси ручку на край страницы. Опусти ее на лист.