Организатор игр снова зовет Вольфганга, но ответа нет.
АППАРАТЧИК ДВА
У вас, язычников, каменное сердце. Вам нравится нас унижать.
АППАРАТЧИК ОДИН
Успокойся, Фельдермаус.
АППАРАТЧИК ДВА
Это мне-то успокаиваться? Собака должна успокоиться. И как тебе не стыдно? Тебе должно быть стыдно. Ты разве не смотрел «Список Шиндлера»? Все телеэкраны мира направлены на нас. Тебе плевать! Разве еврейский народ недостаточно настрадался? Разве еврейский народ недостаточно настрадался?!!!
АППАРАТЧИК ОДИН
Успокойся, Фельдермаус, не трать на них времени.
АППАРАТЧИК ДВА
Мы что, у вас медаль попросили? Победы? Мы всего-то девять метров попросили. Почему ему так нравится нас унижать?
Он схватил стартовый пистолет организатора игр и приставил его к своей шее.
АППАРАТЧИК ДВА
Давай, закончи свое грязное дело, я тоже еврей, покончи с этим, ну давай, ну же!
АППАРАТЧИК ОДИН
Стой, Фельдермаус, остановись!
АППАРАТЧИК ДВА
Ты, технократ. Эйхман!
Организатор игр сделал большой вдох и мотнул головой, разрешая израильскому атлету пройти вперед. Израильский атлет на шестой дорожке смущенно поднимает с земли стартовую колодку.
АТЛЕТ
(Другим бегунам.) Простите, ребята.
Наблюдая за тем, как Атлет перемещается вперед, Аппаратчики жмут руку организатору игр.
АППАРАТЧИК ДВА
Еврейский народ благодарен, Вы – великий человек.
АППАРАТЧИК ОДИН
(Атлету.) Больше, больше, сделай еще шаг. Стой! Не так много!
(Организатору игр.) Он хороший мальчик. Вы великий человек, спасибо большое, спасибо пребольшое.
АППАРАТЧИК ДВА
Желаем Вам кошерной Пасхи. Спасибо.
АППАРАТЧИК ОДИН
После того, как все это закончится, мы возьмем Ваши данные и построим большое дерево в Вашу часть на Хасидском бульваре, университете, в Иерусалиме.
ОРГАНИЗАТОР ИГР
(Впервые говорит.) Да! Спасибо вам. Спасибо!
АППАРАТЧИК ОДИН
Ах да, еще один пустячок. Сущая ерунда. Прежде чем Вы… (о стартовом пистолете) «Пиф-паф»… подмигните ему краем глаза. Чтобы он мог приготовиться.
ОРГАНИЗАТОР ИГР
Краем глаза?
АППАРАТЧИК ОДИН
Он хороший мальчик.
АППАРАТЧИК ДВА
Подсказка.
ОРГАНИЗАТОР ИГР
Подсказка! Да. Хорошо.
АППАРАТЧИК ОДИН
Он хороший мальчик.
ОРГАНИЗАТОР ИГР
Хорошо, хорошо… Шалом!
АППАРАТЧИК ОДИН/ДВА
Шалом, шалом… На старт! Внимание! (Поднимает стартовый пистолет и стреляет.) Марш!
117
Их самым любимым моментом во всем скетче был финал, где израильский атлет, которому дали фору семь-восемь метров, подбегает к первому барьеру, кладет руку на планку и пытается, очень забавно, перешагнуть через нее.
116
После того, как шоу вышло на Канале 2 в девяностых, автор сценария Этгар Керет был заклеймен как еврей-самоненавистник и антисемит широко известным в Израиле философом в области этики Ассой Кашером.
За много лет до этого Кашер поучаствовал в разработке этического кодекса ЦАХАЛ, закрепив идею о самой моральной армии в мире.
115
На Стене рядом с КПП Каландия: САМАЯ МОРАЛЬНАЯ АРМИЯ В МИРЕ.
114
За шесть недель до смерти Абир Бассам отметил карандашом ее рост на двери их квартиры в Анате: он сделал одну лишь черточку посередине – между дверной ручкой и замочной скважиной.
В день переезда ни Бассам, ни Сальва не замазали черту. Все их дети переросли ее.
Каждый год на день рождения Абир Бассам проводил карандашом поверх нее еще одну черту, чтобы она не бледнела.
113
Арааб был на три года старше Абир; Арин – на два года старше; Мухаммад – на один год младше; Ахмед – на два года младше. Хиба, самая младшая, – на три года, и была больше всех похожа на Абир.
112
Даже сейчас, проходя мимо непомеченных дверных проемов в доме в Иерихоне, Бассам чувствует, что несуществующая черта как бы мягко прикасается к его груди.
111
Он ходил вперед-назад по коридору. Сотрудники больницы отказались проводить вскрытие. В этом нет необходимости, сказали они. Это явно травма от удара, раздробление тыльной стороны черепа, кость вошла в мозг. У них есть снимки, они могут их отдать. Официальные заключения врачей. Анализы крови. Кардиограммы. Результаты можно заверить у нотариуса, если им нужно. Они обращались к нему с официозом. Даже немного кланялись. Они понимали его боль, говорили они. Хотели хоть как-нибудь облегчить его ношу. Но со вскрытием могут возникнуть проблемы. Им нужно официальное разрешение. Нужно было принять во внимание много деталей. На принятие таких решений нужно время. Придется идти по официальным каналам.
Бассам снова настоял на вскрытии. Сотрудники согласились сделать несколько телефонных звонков. Стрелки на часах поворачивались. Они вернулись, галстуки были еще туже затянуты под подбородками. Не мог бы он объяснить еще раз, зачем конкретно ему нужно вскрытие? Бассам чувствовал, как кровь приливает к лицу. Он думал об этом предыдущие два дня, сказал он, и решил, что собирается возбудить уголовное дело. «Против кого?» – спросили они. «Против Государства», – ответил он. Они замерли, одернули края белых халатов. Теперь их вежливость стала строже, и все равно в них было что-то, что ему импонировало. Да, сказали они, что-то пошло не так, вероятнее всего, нужно кого-то обвинить, но уголовное дело, господин Арамин, вы правда этого хотите? Да, хочу, сказал он. Мы совсем не уверены, что это правильное решение. Это не решение, это факт. Мы просим прощения, сказали они, но у нас нет власти утверждать вскрытие. Как родитель, сказал он, у меня есть право его потребовать. Мы сделали несколько звонков нашим начальникам, сказали они, и наши запросы отклонили, но вы все равно можете воспользоваться результатами анализов, вся информация, которая может вам понадобиться, находится там. Нет, сказал он, мне нужно официальное вскрытие. Они поерзали. Мы просим прощения, мы попытались везде, где только могли, но у нас такой приказ.
По тому, как бегали их глаза, он понял, что дело не только в этом: ЦАХАЛ уже выступил с заявлением, что патруль не стрелял, что в этом районе были мятежи, что Абир, скорее всего, была убита камнем, брошенным палестинскими повстанцами.
Сотрудники прекрасно все понимали, уверяли они, но, если он все равно хочет провести вскрытие, ему придется заплатить за него самому. Оно не может быть выполнено по заказу государства. Это будет стоить много тысяч шекелей. Ему будет лучше воспользоваться результатами анализов.
– Хорошо, – ответил Бассам, – я заплачу.
110
Вскрытие стоило шесть тысяч восемьсот шекелей. Сумма была уплачена немедленно, когда скинулись все, кто ждал за дверьми: Рами, Алон, Сулейман, Дина, Мухаммад, Роби, Йехуда, Ави и Ицхак.
109
После завершения вскрытия ему вернули ее вещи в заклеенном пакете. Сорочка была аккуратно сложена. Школьная одежда тоже. На самом дне пакета лежали две лакированные туфельки, одна из них немного ободранная в том месте, где зацепилась за асфальт.
108
Уголовное дело было закрыто практически моментально: отсутствие достаточных доказательств. Его это не удивило. Он знал, что так произойдет. Небольшая группа журналистов вышла к нему за зданием суда в солнечное утро четверга. Бассам был в костюме и галстуке.
– Теперь я обращусь в гражданский суд, – сказал он.
107
Шесть тысяч восемьсот шекелей в две тысячи седьмом году: одна тысяча пятьсот семьдесят долларов [100].
106
В середине разбирательства судья захотела воссоздать все события по порядку. Захотела, чтобы все имеющие отношение к делу поехали в Анату и проверили, что могло произойти и как.
По залу суда прошел гул. Сторона защиты тут же выступила с возражением: нужно соблюсти меры безопасности, процедуры, судебную юрисдикцию, но судья отмахнулась от их аргументов.
– Значит, мы соберемся в Анате, – ответила она.
Конвой выехал из Западного Иерусалима в четверг утром. Улицы перекрыли. Несколько джипов стояли без дела на обочине. Над головами шумел вертолет, похожий на гигантскую стрекозу.
День был пасмурный. Весь город накрыло теплым одеялом. Ветер был пронизан шрапнелями пыли.
Бассам приехал рано. Он смотрел, как судья вылезает из своей машины. На ней было скоромное платье, которое закрывало руки и колени. Она потянулась в сумку за накидкой для головы, ловко завязала узел под подбородком. Она прикрыла глаза рукой и осмотрелась. Скорее всего, она в первый раз здесь, в Анате: здания прикорнули высоко на холмах, внизу раскинулись полуразрушенные квартирные дома, гаражи, брошенные на произвол судьбы шины, двухполосные дороги, круговое движение, заколоченные досками магазины, раскореженные цементные заборы, погнутые указатели, дети, прыгающие вприпрыжку в школу, пересекающий дорогу патрульный в хиджабе.
Судья отвернулась от потока ветра, пошарила в сумке и достала пару солнечных очков, надела, прошлась к тому месту, где упала Абир. Она посмотрела на землю и кивнула, приказала сделать фотографию, отошла в угол. Она попросила секретаря суда посчитать шаги, а потом подозвала командира подразделения пограничной охраны.
– Где кладбище?
– Простите?
– С какой стороны вы приближались.
– Прошу прощения?
– Ваши показания.
– Вон там, госпожа судья.
– За углом?
В ответ командир не дал никакого ответа. Судья посмотрела на квартирный дом между кладбищем и местом смерти. Она что-то начертила карандашом в красном блокноте.
– Покажите мне кладбище.
– Мне кажется, это не очень хорошая идея,