Нас здорово тряхнуло ударной волной.
— Что это было?! — Миру садится нормально и удивлённо смотрит назад по ходу машины.
Эрнандес наоборот закрывает глаза.
Тика вопросительно поднимает бровь, будто дублируя вопрос дочери, и вопросительно глядит на мать Айи.
— Дрон-камикадзе, — отвечает дама, предки которой носили звучную как по мне фамилию Эскобар. — Тика-сан, это не манипуляция, не попытка давления и не шантаж сбрендившего шизоида. Если что — я к этому не имею никакого отношения, — она красноречиво улыбается, косясь на столб огня сзади. — Просто догадалась.
— Я бы просила вас пояснить.
— Я не знаю других способов быстро доказать человеку вашего уровня свою серьёзность во всех отношениях. Кроме того, эта мразь, — небрежный тычок сигаретой себе за спину, — посмела при всех угрожать моей дочери. В учебном заведении, девочке, при молодом челове... Ай, ладно. — Она обрывает саму себя. — С ними у нас были и свои разногласия, я готова рассказать о них подробнее.
А вот теперь у меня впечатление, что всё серьёзное только начинается.
— Настолько значительные разногласия? С той частью их бизнеса, о которой я думаю? Ваши конкуренты? — Тика изображает олимпийское спокойствие более чем убедительно.
А я даже не знаю, не зря ли я сел в эту машину.
"Рыжий, тормози!" — через половину секунды соображаю, что Эрнандес написала это мне лично, а не в чат. — "Ты же сам собирался защищать Айю! Я же своими глазами видела!".
"Да. И?".
"Так она сейчас очень внимательно наблюдает за тобой: сразу несколько расширений, очень серьёзный фокус!".
"Зач ты мн эт гвршь?".
"Чтобы ты был в курсе. Она не будет тебя ни удерживать, ни уговаривать — просто сделает выводы! Усиленная работа мысли на твоей физиономии понятна даже натуралке Хамасаки, не то что нам. Считаю, ты должен знать: если сейчас будешь жалеть о том, что ты здесь — у этого может быть свой результат".
"Эт мнплция".
"Нет. Ты просто не в курсе всех раскладов — а иногда нужно просто верить своим. Дальхис — не сумасбродная идиотка, просто она считает на десятки шагов вперёд".
"Мне раньше не приходилось участвовать в убийстве человека".
"Тебе раньше приходилось быть человеком, которого убивали или чуть не убивали!" — Эрнандес фыркает, разрывает соединение и рассерженно отворачивается к окну.
Видимо, Дальхис — имя сеньоры Мартинес-старшей?
— Более чем, — тем временем она же утвердительно отвечает на вопрос моей опекунши. — Если позволите...
— НЕ ЗДЕСЬ! — Тику наконец прорывает. — Дети!
— У нас же нет от них секретов? Да и в свете грядущих изменений им ещё придётся, возможно, слышать и видеть и не такое?
— И тем не менее.
"Идиот" — сердито выдаёт Мартинес.
А затем утыкатся носом мне в плечо и начитает реветь, как маленькая.
"Это манипуляция" — у меня даже выходит не сокращать слова.
"Иди нахер!" — Айя непоследовательно бросает ладонь мне на плечо и притягивает к себе.
"Целуй! Идиот!" — а это Миру.
Хренасе. Что происходит?
Глава 10 (бесплатно)
Матери озадаченно замолкают и в четыре глаза таращатся на нас.
Вижу не очень хорошо, но Мартинес-старшая, кажется, нервничает больше японки.
Айя ещё добрую минуту или две вздрагивает, увлажняя плечо моей рубашки. Эрнандес с виноватым видом вздыхает и смотрит вперёд по ходу движения.
"Кретин. Хотя бы обними её нормально!" — продолжает наседать младшая Хамасаки.
Целоваться при всех стесняюсь, но этот пункт выполняю. Хотя всё равно не по себе: ощущение как на витрине.
Через пару минут моя одноклассница наконец успокаивается и отрывает лицо от моего плеча:
— Пошли выйдем? Мам, ты в суд без меня съездишь.
— Уверена? — родительница одноклассницы отчего-то начинает ассоциироваться с присевшей в траве пумой.
— Да. Чего нам с вами теперь тащиться? Претензии ко мне за оторваные пальцы неожиданно утратили актуальность, сама разведёшь, — на моей памяти Мартинес впервые шутит неудачно.
Или всё-таки удачно? И это я остро воспринимаю то, что для остальных является нормой жизни?
— Хорошо. — Дальхис (?) внимательно смотрит на дочь пару секунд, потом командует водителю остановиться.
— Я с вами! — Ана выскакивает из машины чуть ли не впереди нас.
Ну да, она — единственная независимая из всех: это у неё ни опекунши, ни матери в салоне.
Миру вообще ничего не говорит Тике, но тоже вылезает наружу и берёт под руку баскетболистку. Они вдвоём тактично отстают и бредут метрах в двадцати позади нас.
— Что это было? — спрашиваю шагов через двести полного молчания.
— Там, в салоне, ты на каком-то этапе принялся всерьёз раздумывать, а не погорячился ли ты — и усаживаясь внутрь, и вообще связавшись со мной. Ещё скажи, что я ошиблась!
— Скажу. Ошиблась. По первому пункту — без вопросов, был такой момент. Но по второму — пальцем в, к-хм, небо.
— Точно? — латиноамериканка на ходу изгибается и заглядывает мне в лицо. — Чего молчишь, гад?!
— Ты же сама видишь достоверность через эти твои расширения.
— Кретин! Девочке иногда нужно, чтобы пацан, мать его, языком и сам шевелил! Дубина!
— У меня и в мыслях не было ставить под вопрос наше с тобой совместное, м-м-м, это вот всё. — Чуть подумав, добавляю под её подозрительным взглядом, — знаешь, в самые нужные моменты правильные слова почему-то не находятся.
— Слова — говно, — безапелляционно заявляет моя одноклассница, местами стремительно успокаиваясь. — Действия рулят. Я впечатлилась, когда ты на Фархата с голыми кулаками ринуться собирался.
— К чему тогда была эта сцена в микроавтобусе?
— Это не сцена, — Мартинес надувается. — Это то, что я реально чувствовала. Или ты считаешь, что я способна на концерты в присутствии маман?!
Я видел её родительницу впервые в жизни — ответа на вопрос не знаю. Оттого деликатно молчу.
— Ты всерьёз принялся жалеть! В тот момент, когда я была рядом! Когда мы с тобой вместе! Когда...! Тебе что, меня мало?! ДА ПОШЁЛ ТЫ! — Айя непоследовательно прижимается сильнее, шагая со мной под руку.
— Это лишь скромная и небольшая сцена из множества тех, которые ждут тебя с нами в будущем, — обещает из-за спины голос Эрнандес. Видимо, их тактичности хватило только на двести шагов. — Обратная сторона национального темперамента. И можешь не втягивать голову в плечи — не поможет.
— Там, откуда я родом, латиноамериканский сериал считается вершиной гротеска и абсурда, — бормочу с расчётом на то, что слышно будет и догнавшим нас одноклассницам. — А ваша женщина — стереотипное воплощение противоречия. Ну, по крайней мере в той культуре, откуда я родом.
— Иди в жопу! — локоть Мартинес пребольно бьёт меня по рёбрам.
— Если бы мы были постарше, я бы заявил, что ты сейчас банально капризничаешь.
— Потому что оно так и есть, — она шмыгает носом. — Не скрываю! Ещё — манипулирую. А если ты мне сейчас по тупости или из вежливости поддашься, то у тебя в памяти засядет нужный мне маркер: ты всегда будешь чувствовать панику, если я начну нервничать. И сто раз из ста согласишься на что угодно, лишь бы я поскорее успокоилась — чтоб заткнуть мне фонтан.
— А потом?
— А потом ты будешь всё меньше и меньше отстаивать свою точку зрения, если у нас будут разногласия — и начнёшь неуклонно соглашаться со мной и в мелочах, и по-крупному. Ещё до того, как только задумываешься о приёме независимого от меня решения. — Она глубоко вздыхает и снова беспомощно заглядывает мне в глаза. — Бл*. И промолчать не смогла — не люблю врать близким. И сейчас жалею, что такая честная и всё выдала. Пореветь что ли ещё пару минут?
— Ну и как тут не заржать, — цитирую её саму.
И делаю как говорю, причём абсолютно искренне.
— Какие дальше планы? — деликатно напоминает нам Миру после того, как мы, шагая вникуда, упираемся в набережную.
— Надо бы в школу, — доходит до меня. — Раз справки из суда не будет. Блин, рейтинг снимут.
— Нам после сегодняшнего только о виртуальных цифрах печься, — ворчит Мартинес.
— Раньше очень даже беспокоились.
— Раньше на нас взрослые не бросались! А наши родители других родителей тонким слоем по асфальту не размазывали, как масло на бутерброд, — справедливо замечает Хамасаки. — Раньше кое-кто не ревел как пятилетняя. — Японка тычет указательным пальцем Айе под руку в рёбра.
Та дико орёт и подпрыгивает, после чего долго ругается по-испански.
А Хамасаки искренне веселится.
— Дамы, кстати. Кто-то может мне объяснить, что означают все эти метаморфозы?
В принципе, я планировал после школы насесть на свою опекуншу и выяснить, что значит весь этот каскад событий. Но ощущение говорит, что здесь и сейчас можно получить даже более детальное объяснение.
***
— ... что означают все эти метаморфозы? — Рыжий, в принципе, задал вполне логичный вопрос.
И так было ясно, что он в раскладах не сечёт.
— Ты объясняешь, — Эрнандес уверенно взяла её за плечи и развернула лицом к парню.
Они как раз остановились возле невысокого каменного бордюра у реки.
— Присоединяюсь, — без тени улыбки поддержала подругу Хамасаки-младшая.
— А чё я? — она уже успокоилась и потому решила как обычно повалять дурака.
— Потому что это вы сегодня исполнили отца Лысого. — Ана к шуткам была не расположена. — Потому что мы все школьники. Судя по действиям твоей мамы, инициатива сейчас в ваших руках. Стало быть, вы лучше других понимаете, что происходит.
— Это ещё как сказать. — Из принципа Айя решила поупираться ещё пару минут.
— Сейчас ударю, — неожиданно пообещала обычно такая спокойная японка. — Твои загоны именно в данный момент — прямое неуважение. Завязывай тянуть кота за ... и начинай говорить.
— Японцы и китайцы в самых верхах сражаются за то, кто первым примерит на себя бессмертие, — начала она покладисто.
Широко открытые глаза азиатки разлились бальзамом по душе: Миру сама подставилась. Не надо было давить, хе-хе.