А бил очень жёстко и держал удар как Лысый под нейрокоррекцией. Хорошо, вес не мой — я его исключительно из зала зрителем наблюдал, не из противоположного угла ринга.
— HamQualCon — это не ваша с твоим отцом фирма, — он холодно качает головой и буквально цедит слова через нижнюю губу.
Ух ты, а ведь я его задел. Занятно.
— Это — наше подразделение, как явствует даже из самого названия, — продолжает японец. — У меня к тебе в этой связи есть предложение, от которого ты вряд ли сможешь отказаться.
— Вы слишком хорошо думаете о моём воспитании. Даже ваша родная дочь считает, что его не стоит переоценивать. Она так и говорит: Седьков, манеры у тебя не ночевали.
— Это к чему сказано?
— Вы сказали, что я не смогу отказаться от предложения. Отвечаю: оставьте своё предложение при себе. Я от него уже отказался, каким бы оно ни было.
— Ты сейчас не понимаешь, что говоришь и делаешь, — собеседник неожиданно изысканно улыбается. — Но поскольку ты никуда не торопишься, я тебе поясню.
Меня, конечно, подмывает нажать на кнопку отключения (и разорвать соединение), но в последний момент почему-то удерживаюсь.
— HamQualCon попал в руки твоего отца случайно: моя жена переписала на него часть акций. Он никогда не оплачивал этот пакет и я даже в суде как акционер могу небезуспешно оспорить…
— Оспаривайте, — пожимаю плечами. — В суде. Зачем это всё мне рассказывать?
— А я даже с таким животным, как ты, пытаюсь оставаться человеком, — неожиданно искренне и оттого весьма пронзительно сообщает отец одноклассницы. — И перед тем, как перейду к другим методам, хотя бы попытаюсь договориться по-хорошему. Ну, насколько это возможно с таким, как ты.
— Не договоритесь: у меня есть официальная опекунша и без неё я ничего обсуждать не буду.
— Я очень рад, что ты настолько уважительно относишься к моей жене, — а ведь он снова не шутит. Реально псих, что ли? — Ты же сейчас серьёзно сказал?
— Не то слово. Чтоб я сдох.
— Вот тебе кусочек информации. У HamQualCon буквально послезавтра будет отозвана лицензия на технический аудит. Причина: отсутствие законного представителя эмитента, поскольку умер собственник пакета акций. Твой отец.
— У меня был товарищ, там, дома. Он в таких случаях говорил: как мне стать по такому поводу?
— Отзыв этой лицензии — всё равно что пуля в спину доброй половине наших производств. Да, мы с Тикой разводимся, будем делить имущество, но если прямо сейчас встанет часть заводов… — он не договаривает и выжидающе смотрит на меня.
— Знаете, я очень дружу с математикой. Может даже статься, что не хуже вас. Если в системе управления рисками вашего концерна стопор подобной конторы по подобным причинам вызывает паралич всего организма — уж я вас точно не спасу. Даже если в придачу к гипотетическим акциям отдам свои почки. Если ваш бизнес можно торпедировать подобной мелочью…
— Это не торпедировать бизнес, — перебивает Хадзимэ. — Это вдобавок к текущему падению уронить ещё часть котировок. Потом, когда производственные дыры будут залатаны за счёт бюджетов других предприятий, и они, в свою очередь, откатятся вниз.
— Повторю свой вопрос ещё раз. Зачем вы мне это всё рассказываете?
— Мои интересы сейчас, именно в данном узком моменте, полностью совпадают с интересами жены. Как бы мы ни поделились, обнуление активов невыгодно обоим.
— Какая трогательная забота.
— ЗАТКНИСЬ! — его наконец прорывает. — Немедленно подай заявку на вступление в наследство! Всё! Больше ничего делать не надо!
Понятно, что он сейчас и недоговаривает, и искажает. Не знаю деталей, но звучит как-то криво.
— Вы же понимаете, что этот наш с вами разговор по вашей инициативе я первым делом обстоятельно перескажу своей опекунше?
— Да пересказывай кому хочешь! Тебе надо всего лишь подать сраную заявку!
— Я несовершеннолетний, — припоминаю уместный, как мне кажется, аргумент.
— Без разницы! Это ты управлять не можешь, а на право владения никак не влияет! Даже на младенца можно записать часть акций, — он успокаивается. — Так, чтобы тебя простимулировать. Посмотри видео.
Следующие полторы минуты на второй голограмме кто-то очень похожий на него (плохое разрешение — не видно деталей), судя по контексту, насилует собственную секретаршу.
— Как ты понимаешь, для тебя это козырем не является — просто прими к сведению. Отгадай с трёх раз, если это, — кивок на замершее изображение, — была моя более чем лояльная ко мне сотрудница моего офиса, то что с твоими бабами может быть? Ты же с парой латиноамериканок встречаешься? Молчишь?
Я действительно молчу. В первую очередь потому, что этот его файл не копируется моими программами ни в каком режиме — даже в оптическом.
Странно.
Я бы ещё понял, если бы…
Не дождавшись моего ответа, Хадзимэ продолжает, развеивая изображение и прерывая мои попытки сохранить информацию:
— Так это я ещё образованный и интеллигентный человек; против этой сотрудницы ничего, по большому счёту, не имею. А что если в случае твоих тёлок за дело возьмутся якудза? С тремя классами образования и огромной изобретательностью в интимном плане?
— Вы знаете, у меня для вас есть встречный файл.
— Какой? — он заинтересованно и удивлённо поднимает правую бровь.
На следующие полторы секунды наша с ним беседа подвисает: я бью все собственные рекорды по ускоренной коммуникации в оговоренном закрытом канале.
Получив разрешение Миру, ставлю ему на воспроизведение её ролик:
— Да иди ты на*уй! — живо и непосредственно предлагает весьма красноречивое лицо его собственной дочери его же изображению.
После некоторой паузы и нашего взаимного молчания Хамасаки нажимает отбой первым.
Как по заказу, буквально через три-пять секунд раздаётся стук в дверь:
— Это я! — сообщает с той стороны голос Тераяма.
У меня где-то на заднем плане мелькает подозрение: она полностью слышала всю эту беседу.
Какие из этого можно сделать выводы — понятия не имею.
— Привет, — Айя пробкой выскочила из лимузина практически одновременно с Эрнесто.
Он подъехал на пару секунд позже. Заглушив мигалку, полицейский просто хлопнул её по подставленной ладони и, не говоря ни слова, потрусил рысью в направлении здания.
Покосившись на пару сопровождающих из эскадрона, она, недолго думая, побежала за ним.
Люди мамы, едва окинув взглядом манипуляционное помещение, тут же пошли обратно на ресепшн.
— Где? — соотечественник и сотрудник восемнадцатого участка в одном лице вопросительно поднял подбородок, впиваясь взглядом в Рыжего.
— Да вон лежат! — одноклассник без пиетета сплюнул в угол, где у стены действительно шевелилась пара тел.
А вот третье не шевелилось.
— Привет и тебе, — войдя вслед за Эрнесто, Мартинес за руку поздоровалась с Тераяма.
— Привет! — глаза Тушканчика вспыхнули неподдельным энтузиазмом и эйфорией. — Чёрт, не могу поверить. Это действительно ты.
— Давай прибережём наши восторги для более подходящей обстановки? — вздохнув, дипломатично предложила она. — Теперь уж точно друг от друга никуда не денемся.
— Выйди! — Эрнесто почему-то рявкнул только на одноглазую.
— Эй, я Тераяма! — японка явно закусила удила и за словом в карман не полезла.
— Да хоть… пожалуйста, просто выйди на половину минуты.
Надувшись, учащаяся первого лицея обиженно исчезла в коридоре.
— Дрался, есть повреждения. — Вальдес, не обращая внимания на пару сообщников, принялся водить виртуальным датчиком диагноста над трупом. — Свежие. Нелетальные. Я, конечно, не криминалист, но пару слов прямо сейчас скажу.
Рыжий зевнул и абсолютно равнодушно шмыгнул носом.
— Не тяни, — потребовала Мартинес. — А то и я щ-щас тут окочурюсь.
— Инсульт. Родной, собственный, — без пауз выдал полицейский. — Возможно, была собственная аневризма. Очень на то похоже.
— А может быть, что сосуд треснул после того, как Рыжий ему по мордасам съездил?
— Может, — спокойно кивнул Эрнесто. — Ай, не тупи. После категорически не означает вследствие.
— Фуф. Это твой официальный приговор? — выдохнув, она, естественно, на радостях тут же затупила ещё раз.
Соотечественник молча прикрыл веки, поднял брови и закатил глаза.
Затем покрутил пальцем у виска и похлопал ладонью себя по лбу:
— Можно просьбу?
— Какую?
— Следующие три минуты перед тем, как меня о чём-то спрашивать, умоляю: считай мысленно до четырёх?
— Э-э-э, окей. — Если бы она была более чувствительной, ей бы сейчас стало неловко. — Рыжий, привет! — к однокласснику она повернулась уже совсем с другими эмоциями.
Подхватив его под руку, Эскобар-младшая потянула Седькова в коридор, спрашивая через плечо Вальдеса:
— Ты дальше сам?
— Да, но вы далеко не уходите. Я на связи с дежурной группой, они уже быстрее чем через минуту подтянутся. Будут его опрашивать, — земляк указал взглядом на Виктора. — Параллельно его законный представитель потребуется.
— Тика Хамасаки едет, — уверенно заявила латиноамериканка. — У меня сейчас прямо мама на связи, а с ней — она.
Получилось запутанно, но Эрнесто понял:
— Я послежу, чтобы оформили нормально.
— С нас причитается.
— Не сомневаюсь. Всё, валите.
Они отошли буквально на несколько метров, когда Рыжий, воровато оглянувшись по сторонам, громко спросил Вальдеса:
— Эрнесто, а в туалет можем зайти?
— Сколько угодно.
В следующую секунду Айя с удивлением почувствовала, что её подняли в воздух и несут вперёд. Двери одноклассник без затей открыл ногой.
— Кажется, можем осторожно выдыхать. Я волновалась, — призналась она после того, как Виктор зачем-то закрылся изнутри на замок.
— Зря. — Седьков жадно впился в её губы.
_______
Несмотря на весьма интересную ситуацию, ей, кроме прочего, было смешно и весело.
— Мне кажется, со мной вместе сейчас вся стенка трясётся, — шёпотом бросила она через плечо в паузе между ритмичными толчками сзади. — Ненасытный ты мой.