— МЫ ДАДИМ ВИНОВНЫХ НА ОБМЕН! Как с этим полицейским связаться?!
Хм. Коули так и предполагал, что самое смешное: "... китайцы сдадут реальных исполнителей технического профиля, которые пойдут в тюрьму. Полицейский департамент в моём лице будет рад и доволен, а гарантии вам от хань появятся в процессе уже моей торговли с ними. Ченя, когда мозги остынут и их перепуг спадёт, они отмажут через рейтинг. Лично ваш шанс — напугать родителей до усрачки по горячим следам".
Мартинес в закрытом канале компетентно прокомментировала, что темнокожий говорил чистую правда. Добавила, что и в полицейской предвариловке, конечно, можно устроить соученику весёлые сутки-двое, но это неконструктивно и расточительно, если взамен угнетения отдельно взятого старшеклассника можно у китайского клана вырвать все ядовитые зубы (вкупе с ядовитыми же железами).
Новые может и отрастут, но далеко не сразу.
В ответ на прозвучавший вопрос даю заранее оговорённый контакт детектива:
— Вот. Договоритесь с ним — сбросьте письменно итоги мне.
— Постойте! — хань останавливает меня в сантиметре от виртуальной кнопки разрыва соединения. — Мы вряд ли пообщаемся ещё раз, иначе как текстом; один вопрос. Чего этим всем добиваетесь лично ВЫ?
Ты смотри, а мужик умеет делать быстрые выводы в явно неочевидных массивах информации.
— Справедливости, — ничуть не кривлю душой. — Хотя бы частичной и хотя бы на коротком отрезке времени. Неизбежность наказания в любом случае — профилактика будущего правонарушения. Если вы, как авторы и хозяева процесса, будете во второй раз мечтать нарушить ЭТОТ закон, то инженеров, техников и прочих исполнителей будете искать долго и нудно. А на третий раз и вовсе не найдёте — потому что этим придётся несладко.
Коули говорил, я должен реально смотреть на вещи и понимать, что в первых списках — свои неписаные правила. Может, их и можно переписывать, но не все сразу и не на сто процентов радикально.
Послушав советов умных людей с разных сторон, этим в данный момент и пытаюсь заняться.
Глава 21 (пардон, прода завтра)
Посольство Сегментов снаружи охраняет самый обычный патрульный Федерации в форме. Прикольно.
— Вы куда? — завидев меня, свернувшего в этот тупик с магистральной улицы, он нехотя покинул свой "стакан" и решительно загородил мне дорогу к воротам.
— К Сапрыкину. — Без лишних разговоров подвешиваю между нами код для считывания моего айди. — По записи, должно быть у вас в журнале.
Через пару секунд служитель закона утрачивает ко мне интерес и молча возвращается на своё место.
Вместо ворот щёлкает автоматический замок на калитке и дверь слегка приоткрывается.
— Идите прямо по аллее до входа, — говорит динамик по-русски.
В средних размеров двухэтажном здании, более походящем на виллу, пусто и на удивление никого. С другой стороны, что я знаю о посольствах и дипломатических представительствах; может, фильтрация посетителей осуществляется заранее, путём записи. Как раз чтобы не пересекались здесь друг с другом.
— Сюда! — звучит со второго этажа голос Сапрыкина из открытой двери одного из кабинетов.
Ещё через половину минуты занимаю место напротив него у Т-образного рабочего стола.
— Цель вашего визита? — посол активирует над столом голограмму "всевидящего ока". — В связи с полуофициальным характером, официально уведомляю вас о полной фиксации нашей встречи. Запись осуществляется искусственным интеллектом... шлюз... номер... полный файл и расшифровку вы по желанию можете затребовать и получить через трое суток на официальном сервере министерства иностранных дел.
— Нашего или вашего?
— Не понял? — дипломат неожиданно сбивается.
— На сайте министерства иностранных дел — какого? Сегментов или Федерации?
— Вы по нашим данным проходите как гражданин семнадцатого Сегмента. В отношениях с вами мы руководствуемся вашими обязанностями нашего гражданина.
— Прикольно.
В принципе, Трофимов предупреждал, что кое-какие барьеры придётся переступить, чтобы двигаться дальше.
— Согласно параграфу... статьи Конвенции о правовой взаимопомощи... ратифицированной обоими государствами... прошу провести повторную процедуру идентификации моей личности в расширенном формате. После повторного считывания моей биометрии прошу запустить сверку по интегрированным базам. — Ну, если он весь из себя такой официальный и неприступный, то и мне есть чем ответить.
— Вы официально приостановили все гражданские обязательства, — задумчиво констатирует Сапрыкин после того, как исполняет сказанное. — На основании уведомления от электронного правительства федерации в связи с...
— Виктор Иванович, извините, что перебиваю. Этот ваш глаз над столом и так фиксирует десятка три параметров, так что давайте, может быть, не будем тратить времени?
По его лицу проносится тень раздражения.
— Извините за нарушение протокола, если вдруг я что-то не то ляпнул, но я же не хуже вас знаю свой гражданский статус на сейчас, — развожу руками. — Благодарю за подтверждение. Перед тем, как мы начнём, не могу не заметить: лучше бы нам пообщаться без этой видеофиксации.
— Это невозможно и не обсуждается.
— Для вас же лучше, — пожимаю плечами. — Не для меня.
— Итак, цель вашего визита? — он игнорирует предупреждение.
— Прошу вас провести сверку со всеми нотариальными базами на предмет дела о наследстве моей биометрии. — Нажимаю большим пальцем голографический квадратик, самостоятельно отделившийся от виртуального фиксатора по моей команде. — Прошу нижесказанное считать моим официальным запросом: какие дела о МОЁМ наследстве есть в государственном производстве? При ответе на мой запрос прошу опираться на закон о полугодичном цензе.
Трофимов, давая инструкции для этого разговора, несмотря на своё откровенно нетрезвое состояние этот момент описал весьма подробно. Суть: хотя все без исключения живые чиновники надувают щёки, пытаясь придать себе значительности, именно эта дорожка шагов запрограммирована на уровне прошивки электронного государства.
Тот факт, что я являюсь несовершеннолетним, плюс уведомление от Федерации (по официальным каналам), плюс мой здешний рейтинг — всё это в сумме практически исключает субъективную трактовку или интерпретацию чиновником любого уровня, хоть этим послом, хоть самим министром иностранных дел или министром юстиции.
— А вы неплохо подготовились. — Сапрыкин, вопреки запущенному автоматическому процессу, радостью не искрится, а наоборот хмурится всё больше и больше.
— У меня был крайне компетентный и добросовестный инструктор, — вежливо киваю, ничуть не кривя душой. — Если я хоть что-то понимаю в вопросе, через две, максимум три минуты вопрос будет решен.
Судя по обилию работающих у посла приложений на буст мозгов, его на эту встречу тоже запрограммировали. Причём никак не в том направлении, которое имеет место.
— Я очень опасаюсь сбоев в технике. — С красноречивым выражением лица он тянется через одно из расширений, кажется, к ограничителю канала.
— Зря, — вздыхаю. — Если шахматными терминами, у меня есть три лишних фигуры в эндшпиле, а у вас — голый король и одинокая пешка на первой линии. Если же категориями бокса, у вас не работают обе ноги и одна из рук, а биться вы вышли с выступающим мастером спорта.
Наверное, на его работе тоже учат оценивать новые вводные моментально:
— Хромой боксёр — это лично я? Моя должность? Или что-то иное? — Сапрыкин максимально корректен и вежлив.
Его невидимый щуп замирает на половине пути.
— Точно не вы: лично к вам у меня претензий нет, поскольку в данном случае вы представляете не собственную волю. То же касается и вашей должности, наверное.
— Тогда о чём речь?
— Я имею ввиду те три параллельных разговора, через которые люди на той стороне независимо друг от друга присутствуют сейчас на этой теоретически конфиденциальной встрече.
— Каким образом вы это определяете? — его невозмутимости можно позавидовать. — Со всем уважением к концерну HAMASAKI, без сомнения солидные возможности вашей семьи здесь не котируются. Как...?
И ведь не сказал, что я ошибаюсь или неправ.
— Виктор Иванович, вы позволите, я не буду отвечать на этот вопрос?
— Хорошо, давайте откровенно. Вы отдаёте себе отчёт, что ваши теоретически законные права могут не иметь ничего общего с реальностью? — он резко меняет линию общения, наверняка под этим тройным влиянием извне. — Не потому, что вы ошиблись или что ваш отец чего-то не учёл. Просто потому, что некоторые правила существуют на бумаге исключительно для отвода глаз. В качестве вывески для общества, — добавляет он. — Но никак не для того, чтобы по ним работать, когда придёт их очередь.
— Вы говорите очень странные вещи, господин посол. Особенно с учётом фиксации нашей беседы на сервере министерства иностранных дел.
— Я буду готов ответить перед своим руководством по всей строгости закона, в любой момент... Хорошо, отбросим реверансы и поговорим на самом деле откровенно. Вы что, правда считаете, что можете вот так прийти — и получить всю собственность по щучьему велению? — внешне он собрано ожидает ответа.
— Вы не обидитесь, если я отвечу на том диалекте, который у меня родной?
— Без проблем. Я отлично говорю по-русски, это тоже мой родной язык, — посол обозначает слабую улыбку уголком рта. — Если даже я не пойму отдельного слова, у меня есть техническая возможность расшифровать практически любое лексическое значение.
— Поймёте, там вопрос не в значениях.
— А в чём?
— В стилистике. По-английски layers of vocabulary.
— Разделы языковой лексики, — машинально кивает он, пытаясь сообразить, к чему клонится.
Но выражения лица не меняет.
— Именно. Виктор Иванович, пожалуйста, не лепите горбатого к стенке и не передергивайте: за кривую раздачу в приличном обществе могут и канделябром перекрестить. Вы достаточно хорошо понимаете намёк? Не нужно изображать конфету, если у вас в руках говно.